ЛЮБИМЫЙ КАМЕНЬ ПРОЛЕТАРИАТА

теперь вольная птица».
Сподвижницы международного Интернационала никоим боком не были причастны к его семейным неурядицам. Но он зачем-то мстительно отрыл в библиотеке иностранной литературы порочащую их информацию. Оказалось, Цеткин сходила замуж за студента, который был моложе её на 18 лет, а собственный юный отпрыск Клары успел «посожительствовать» с весьма зрелой Люксембург. Дамочки даже повздорили на этой почве. С другой стороны, официальные биографии борцов за пролетарское счастье в те времена были настолько стерильными, что потаенные пикантные подробности делали их более человечными…
По большому счету, Зойка тоже была ни в чем не виновата. Как и Вадик со всей московской диаспорой…
Статус холостяка сулил много приятностей. Выяснилось, что помимо брюнеток Роме нравятся и другие масти.
«Ну, ты и бабаёб» - емко охарактеризовал этот безмятежный период Роминой житухи бывший однокурсник Клумбабянц.
Мюллер, давайте снимем девочек? Да ладно, Штирлиц, пусть еще повисят.
С веснушчатой - как героиня из фильма «Дети Дон-Кихота» - Светкой Рома сошелся в коридорах Внешнеторгового объединения «Международная книга», куда его чудом пристроила маман. Новая пассия ежедневно выстукивала в машбюро тексты на электронной печатной машинке «Ромашка» со сменной лепестковой вставкой. По совместительству она являлась племянницей зам. директора конторы. Впрочем, справедливости ради, Рома узнал об этом не сразу…
На столе под портретом Горбачева клубились два стакана с чаем в блестящих подстаканниках с эмблемой СССР, а в хрустальной вазочке ожидали, когда с них сдерут, как погоны, зеленоватые обертки, шоколадные косолапые мишки производства фабрики Красный Октябрь.
- "Роман, ты хочешь поработать в нашем парижском представительстве?"
- "На майской выставке?"
- "Нет. Я решил посадить тебя туда годика на три. Поменяешь обессилившего в злобном империалистическом окружении Каминского".
- "Хочу-хочу!"
- "Только есть небольшая загвоздка. В партию тебе нужно вступить. Да и холостого тебя не пропустят наши компетентные органы. Жениться надо стремительно. На Светланке. Кончай без регистрации амурничать на глазах у всей профсоюзной организации".
- "Как-то внезапно… а может она не согласится?"
- "Уже согласилась. И во Францию ей охота. Может, там парижанина маленького настрогаете"...
Между прочим, очень гуманный способ сватовства.
«Пьянство – это форма классовой борьбы»- сострил будущий родственник и предложил вкеросинить за будущую свадьбу, выудив из сейфа бутылку зеленого шартреза.
В основном отделении насыпного сейфа вперемешку с изданными на западе и запрещенными у нас книжками, как в засаде, залегли бутылки с импортным бухлом, среди прочих – привезенный в подарок тем самым «утомленным» Каминским французский коньяк Курвуазье, подпертый недавно изданным Довлатовским «Заповедником», на страницах которого есть сценка, в которой необъятных размеров брат невесты, являющийся по совместительству тренером по самбо в обществе глухонемых, угрожающе спрашивает как бы жениха: почему не женишься, мерзавец?! Чего виляешь, мразь?!»
Верхнее отделение сейфа предназначалось для складирования бессмысленных бумаг. Там же хранилась пыльная папка, надписанная синими чернилами: «Пастернак».
«…Сообщаем Вам, что В/О «Международная книга» предприняло попытку воспрепятствовать изданию книги «Доктор Живаго» за границей, рукопись которой автор передал итальянскому издательству Фельтринелли. Весь период нашей истории за последние полвека изображается в романе с чуждых позиций злобствующего буржуазного индивидуалиста, для которого революция – бессмысленный и жестокий бунт, хаос и всеобщее одичание»…
В Париже строгалось легко и безмятежно. В первые же выходные Светка, беременная будущей парижанкой Дашюткой, стократно отобразилась в умопомрачительных витринах Galeries Lafayette. Империалистическое окружение казалось дружелюбным. Работа спорилась. На перестроечной волне у французов повысился интерес к нашим изданиям.
Жили сытно и уютно на правом берегу Сены, в шестнадцатом арондисмане. Каждое утро на завтрак Рома приносил из ближайшей булочной два теплых хрустящих круассана.
Казалось, что эта лафа не закончится никогда. Так и будет Рома до пенсии ездить со Светкой по миру по линии министерства внешней торговли, получая зарплату в свободноконвертируемой валюте, а в промежутках между командировками отоваривать «бесполосые» сертификаты Внешпосылторга в обольстительных магазинах «Березка».
На свой очередной день рождения Дарья Романовна получила в подарок голенастую куклу Барби, видеокассету с диснеевской «Русалочкой» и катание на аттракционах в Jardin d’Acclimatation. В этот же день случился августовский путч. Светкин оncle переменил портрет вождя, но его все равно послали на пенсию. Рому возвернули в Москву, но в «межкнижку» обратно не взяли. Поскольку всю позднюю перестройку он пронаслаждался за бугром, съежившаяся Родина страшила. С одной стороны, объявлялся курс на пармезан с ветчиной, с другой, путь к изобилию не казался таким очевидным. Нагулянный за период загранкомандировки «жирок» быстро растрясли. Статус отца-профессора унизился. Семья перешла в режим выживания.
Роман подрабатывал переводами и написанием литературоведческих статей. Когда деньжат совсем не хватало, бомбил на льготно растаможенном «пыжике». Пассажирки неопределенного возраста стреляли подведенными черной тушью глазами и дразнили оголенными коленками. Прикрепленная к торпеде шутливая табличка «Просьба водителя руками не трогать» только раззадоривала…
- "Остановите где-то здесь".
- "Поконкретнее, пожалуйста".
- "Ну пусть возле той беленькой болоночки".
- "Вам возле задних лапок или передних?"
- "Ха-ха! А сумочки не поможете донести до квартиры? Я Вас индийским чаем со слоном побалую. …И, ха-ха, еще кое-чем".
Далее в ход пускались изощренные методы, наподобие халата с перламутровыми пуговицами.
Рома героически держался. Но однажды заглотнул наживку.
Яна подсела в районе Таганки. Подтянутая, одетая в черный приталенный плащ. Похожая на Ирину Печерникову. Благоухающая пряными духами.
- "До Плющихи подбросите?"
- "Avec grand plaisir."
- "Что входит в плезир?"
- "Сейчас кассету с французской эстрадой поставлю".
- "Магнитола на салазках? Каждый раз с собой забираете?"
- "Что поделать. Я и дворники снимаю".
- "О, Дассенчик! «Ca Va Pas Changer Le Monde».
- "Через набережную я вас не повезу, там вчера танки по Белому дому пуляли. Представляете, рядом бестолковые мамаши с колясками рты раззявали".
- "Представляю, я по телевизору смотрела. Чего теперь с Руцким-то сделают? Видный мужчина".
- "Ну и колдобины. Лучше после обеда здесь не ездить. Растрясет".
Оказалось, Яна несколько лет преподавала французским студентом русскую литературу в Лионском Университете.
Она знала по-французски не только как будет колдобина, но и могла фантастически передать нюансы производного «колдоёбина».
"Мон шляпо!" – поразился Рома…
«Злыдень ты мой писюкатый» – в свою очередь умилилась искушенная Яна.
Всю неделю изменник ходил сам не свой. Ему было не то, чтобы совестно, но как-то не по себе. Он так еще никогда не «левачил». Рома был убежден, что по-прежнему любит Светку. Но в следующий четверг сам напросился к Яне в гости.
Яна была значительно старше своего воздыхателя, но выглядела волшебно. Никто не верил, что ей уже 45. Конечно, для камуфляжа приходилось тщательнее макияжиться и скрывать складки на шее под шелковым терракотовым платком.
Она не могла иметь детей, и это существенно упрощало ситуацию. Рома стал для нее мужчинкой-ребенком. Она пристроила его на французскую фирму. Светка была счастлива. Материальное благополучие семьи постепенно восстановилось. Муж регулярно ездил в командировки во Францию. То, что вместе с ним колесит Яна, она не догадывалась. Рома стал несколько реже ласкать благоверную, так это дело житейское. Все, как правило, со временем притормаживают.
Яна не жадничала и не ревновала возлюбленного. Пусть совокупляется с законной супругой. Имеют право. Её это даже забавляло.
Рома же приспособился лишь слегка страдать от раздвоения личности. Чтобы откупиться от самого себя стал чаще подносить цветы обеим женщинам. Светке обычно доставались нежные тюльпаны или оранжевые герберы, Яне – длинноногие персиковые розы. Даже в своей низости хотелось выглядеть эстетом.
Треугольная жизнь оборвалась после того, как Рома в панике признался, что у Светки обнаружили рак.
- "Не ходи сюда больше лакомиться. Ты нужен своей Светке весь без остатка".
- "А как же ты?"
- "А что я… скоро совсем обветшаю и буду демонстрировать свои дряблости эксклюзивно гинекологу".
Светка сражалась с болезнью пять лет. От химиотерапии у нее повыпадали волосы, кожа стала похожа на пожелтевший египетский пергамент. Парики она не носила. Только косынки. И всегда не жаловалась. Когда ей стало совсем невмоготу, отказалась вновь ложиться в больницу.
Рома взял билеты до Парижа. Погода плаксивилась. Парижскому небу идут приглушенные тона. Когда немного просветлело, он, прихватив на всякий случай зонтик, потащил Светку на бульвар Saint Germain des Pres.
На перекрестке закутанный в пестрый платок негр жарил на широкой дырчатой сковороде каштаны, которые как будто в целях загара выпячивали из под коричневых кожистых чешуек светло-жёлтые бока.
Светка минорно улыбалась и с неубиенным интересом разглядывала витрины модных бутиков.
"Давай зайдем и чего-нибудь тебе купим" – предложил Роман.
- "Зачем мне это?"
Он все же уговорил ее приобрести шерстяной свитер от Sonia Rykiel в цвет тростникового сахара и заставил тут же надеть на себя.
«Ладно, Дашутке сгодится» - сдалась Светка.
В гостинице она вдруг попросила об интимной близости, которой у них не было почти год. У Ромы ничего не вышло.
- "Это я во всем виновата, прости меня" - вздохнула Светка. Потом она села в кресло напротив окна и долго смотрела на улицу. А Рома молча держал ее за правый мизинец.
На следующее утро её не стало, бесстрашной, солнечной, конопатой девчонки.
Работавший в консульстве знакомый помог быстро уладить формальности: оформить справки, организовать цинковый контейнер, договориться с таможней.
Рома запил, правда, ниже трехзвездочного коньяка не опускался.
- "Папа, если ты будешь продолжать квасить, я сбегу из дома" – буднично сообщила Дарья Романовна.
«Как хорошо, что она так похожа на мать» – умилился выпивший папаша.
«Обещаю» - вздохнул он, и к собственному удивлению слово сдержал.
Его вдруг прорвало на «писательство». Первые рассказы получались грустными, как брошенные блохастые собаки, привыкшие к домашнему содержанию. Строчки то как хвост нерешительно виляли незнакомым читателям, не сильно доверяя их добрым намерениям, то набрасывались с неистовым лаем.
Его напечатали в нескольких толстых журналах, в которых редакторствовали бывшие однокурсники. Рома стал плодить себя в интернете, получая разношерстные читательские отзывы. За одобрительные сдержанно