зверь

Господь дает мужчинам и женщинам только по половинке души, словно разрезав яблоко на две части, а потом эти половинки ищут друг друга на грешной земле, чтобы составить одно целое…



Зверь
Остановившись, на какой - то таёжной станции на несколько минут, поезд плавно дёрнул состав и, разгоняя свой монотонный стук на стыках рельсов, поехал дальше. Входная дверь вагонного купе, с  металлическим шелестом отъехала в сторону, и  в купе зашел человек.    Заслонив собой коридорный свет,  мужчина уже преклонных лет, крепкого телосложения, остановился, всматриваясь в полутьму вагона.  Приподнявшись со своего, уже обжитого ложа, и показав ему противоположную лавку,  предложил размещаться, кроме меня  в купе никого не было.  Он снял с себя тяжёлый  брезентовый плащ с капюшоном, повесил на крючок возле двери. Положил на лавку, объёмистый вещевой мешок и сел за столик.
- Какая станция? –
– Шилка –
Хрипло ответил он и, отодвинув занавеску, стал всматриваться в тёмное, ночное окно вагона.  Поезд набрал скорость, лихо, отстукивая колёсами дорожную чечётку.
- Чаю хотите? –
Он отвернулся от тёмного окна, внимательно посмотрел на меня.
– Да неудобно вроде в такое время, проводника беспокоить-
-Зачем беспокоить, у меня термос, с вечера заварен.-
  Столкнув  тощую казённую подушку в угол,   сел на лавку,  и представился своему попутчику.
- Савелий Макарыч  -
Ответил он и, глядя мне в лицо, добавил.
-Не откажусь-
Мы выпили по стакану  горячего чая.  Этот стакан чая как то сблизил нас,   заканчивая чаепитие, уже непринуждённо обсудили последние новости, поругали немного железнодорожников, за десятиминутное опоздание поезда.  Спать не хотелось,  я спросил у  Савелия Макарыча,  далеко ли он едет.
- А ты, откуда и куда едешь?-
-Понимаю вас Савелий Макарыч, вопрос не праздный,  в поездах разные люди едут, кто по делам, кто для того, чтоб за поездку набить карман, обманывая попутчиков, ну а я возвращаюсь из отпуска, к тестю в гости ездил.  Достал семейную фотографию,  показал Савелию Макарычу.
- С какого года у тебя тесть-
-Старый,  с тысяча девятьсот первого года.-
– Что й то он старый? –
Возмутился Савелий Макарыч.
-Я его на год старше, по тайге ещё хожу, молодость вспоминаю.-
- У него жизнь трудная была, сначала колхоз. Только вроде налаживаться всё стало,  война началась, а он её от начала и до конца прошёл, в ваших краях заканчивал осенью 1945 года. -
-Значит, с японцами тоже повоевал?-
-Да, провезли после дня победы мимо дома,  сюда, японцев добивать. За войну два раза ранили, но говорит, легко отделался. –
--В каких войсках тесть твой служил?—
-В  начале войны шоферил, а после ранения в пехоту направили, всю войну с пулемётом был. У него до сих пор пальцы на правой руке скрючены.-
Я показал ему на своей   правой руке  слегка согнутые пальцы.
-Знакомое ранение -
Савелий Макарыч положил свою правую руку на столик ладонью к верху.
Пальцы руки были, как отполированы, а на самой ладони остался вечный отпечаток раскалённого от непрерывной стрельбы пулемётного ствола. –
Вы чем оправдаете такое ранение?-
– А тесть твой, чем оправдывал? –
-  Рассказывал, что когда в пылу боя меняешь перегретый ствол, не до предосторожностей было, хотя кусок от шинели всегда рядом лежал, но когда ствол быстро   менять нужно, забываешь про него, а то и просто некогда искать этот лоскут.–
- У меня такое же оправдание -
Он улыбнулся.
-Значит, вы тоже воевали? –
-Даа,  пришлось, правда, я раньше начал, почитай с  двадцатого года, по сорок шестой. Двадцать шесть лет в армии-
Выходит вы кадровый военный.  До какого чина дослужились? –
- Начинал рядовым бойцом, потом взводным, ротным, до капитана дослужился. Дальше образование не пустило.  Некогда было тогда учиться. В гражданскую партизанил, потом на границу попал, там служил, перед войной японцы зашевелились,  Хасан, Халхин Гол. Вроде и войны то не было, а обстановка в то время трудная была, всё время ждали провокации. Порой неделями одетыми спали. Трудная жизнь нам досталась. Но жалости к себе  не имею и ни о чём не сожалею. У каждого поколения своя жизнь, мы в своё время новое государство строили, ломая старое, вы сейчас БАМ строите, новые электростанции одну за другой, это ведь тоже своего рода подвиг. Совсем недавно керосинками избы освещали, а теперь вон, -  Он показал рукой на мелькавшие в тёмном окне вагона стальные опоры, поддерживающие электрические провода  железной дороги.
– А ты где трудишься? И почему без семьи едешь,  один.-
Резко переходя на ты, спросил Савелий Макарыч.  
-- Так получилось, мои уже дома. Ребятишкам в школу надо,  я  их самолётом отправил. Пока билеты купил, в кассах аэрофлота три дня жил. Мне не досталось. Да и спешить мне вроде как некуда, отпуск через месяц заканчивается. Вот  на поезде до Владивостока решился проехать, но мне ещё дальше, пароходом до Петропавловска. Там   живу. -
- на Камчатке не пришлось побывать, но слышал, у меня взводный был с ваших краёв, говорил, что у вас там медведи прямо по улице ходят. –
-Бывает, и ходят,-
подтвердил я.
-Там трудней корову, отбившуюся от стада на дороге увидеть, чем медведя.-
-И что, на людей не нападают?-
-Ну как не нападают, это же зверь, в нём  инстинкт, он свою территорию строго охраняет,  на пути у него оказался, тут же меры примет, если быстро не уйдёшь, может и придавить. –
--Надо же, как человек,  человек тоже свой дом, семью, охраняет. Всё как в природе. –
-Да нет, человек, пожалуй, хуже зверя.-
Воспротивился я.
- У зверя инстинкт,  у человека разум. Человек, прежде чем, что - то сделать должен подумать, но не всегда видно, что он думает. Недавно у нас один неприметный человек, совершенно нормальный, женатый, как теперь говорят с положительной характеристикой, Застрелил двух геологов, за то, что они у него рыболовную сеть в реке сняли. Это как?-
- Твоя, правда, бывают такие люди, хуже зверя, пришлось мне в молодости с таким столкнуться, он мне чуть жизнь не перевернул, ладно я тогда молодой был, силы хватило справиться с ним. Будь я  слабее, ни меня, ни семьи не было. –
Савелий Макарыч замолчал,  и стал смотреть в ночное окно вагона. Я разлил из термоса оставшийся чай по стаканам и  предложил попутчику.
Он опять пристально посмотрел мне в глаза.  Я отвел глаза от его пронизывающего взгляда.
– Ладно, если спать не хочешь, расскажу тебе эту историю из моей молодости. -
Вот так я познакомился с этим человеком, уже почти прожившим трудную, но интересную жизнь, который  в течение нашего короткого совместного пути, успел рассказать мне о  себе, о жизни в тех таёжных краях. Что побудило его к откровенности, не знаю. Может желание высказаться, без стеснения незнакомому человеку, а может что другое, я не психолог, но обратил внимание на его замкнутость и настороженность при встрече со мной, и как он потом, почти без остановки спешил рассказать мне эту историю.

-Произошло это в 1924 году. Японцы угомонились, Атаман Семёнов и его выкормыш  барон Унгер  успокоились, Унгер в могиле, а Семёнов в Китай ушёл. Надоела людям эта кровавая бойня,   бабы и те одурели, без мужиков. Всем хотелось любви и семейного тепла.  Тогда мы с ней и познакомились.  Жили они в таёжном селе, вдалеке от людей и дорог. Село то, не большое, дворов в тридцать.  Мы туда случайно забрели, спустились с перевала вдоль речушки, прямо к селу  вышли. Один берег крутой, другой пологий, на пологом берегу, огородами к речке они построились. На задах у каждого баня, чуть дальше дома, село не из бедных, видать охотой да землепашеством занимались, снопы ещё в поле стояли.  Гоняли мы банду по тем  местам.  А может наоборот, банда эта гоняла нас,  боёв особых не было, то они от нас уклонялись, уходя, в самые дебри.  То мы от них уклонялись,  сохраняя людей и выискивая их слабые места. Проводник, судя по всему, у них из  местных был, ловко уводил банду штыков в тридцать, от наших ударов. Но и у нас в отряде, почитай половина,  опытные таёжники, знавшие эти места. Один только недостаток, когда много людей дорогу знает, всегда спор возникал  какой  идти, вот наш супротивник и пользовался этим разладом, как будто чуя, кто же сегодня победит в этом споре. И какой дорогой мы пойдём в очередной охват. Бегали мы за этой бандой больше месяца, а результата не было, осень уже взялась деревья к зиме наряжать, берёзовые прогалины золотом покрылись. А от банды этой, нам во как, надо было избавиться, -
И он резко провёл по своему горлу ребром ладони.
- Сильно уж она досаждала. Всех, без разбору грабили, видать решили подчистить у жителей самое ценное и в Китай уйти. Перед убийствами не останавливались, не смотрели, белый, красный, если узнавали, что есть ценное. Мех, панты, мускус кабарги, драгоценности,  тут же расправу делали. У женщин серьги из ушей вырывали,  кольца обручальные с пальцев снимали, мужиков, кто сопротивлялся, убивали, натворят дел и  сразу уходят. Люди напуганы были,  нам всякое содействие оказывали, и просить не надо. Встанем где на постой, только узнают кто мы, среди ночи обязательно кто - то из местных в дом, где командир остановился, идет и рассказывает, что знает про них.  Порой за ночь то почитай пол деревни у командира побывает, а сами хоронятся друг друга. Не доверяют, значит. Да тут ещё слух до наших дошёл, банда эта, якобы какое то отношение имеет к пропавшему конвою с золотом. –
Я вопросительно посмотрел на него, а он продолжал. –
- Это давняя история, ещё с царских времён осталась. Тогда железной дороги ещё не было, всё намытое в приморье золото, собиралось в Хабаровске, специальный конвой из казаков, вёз его по Амуру, потом  по  Шилке.  Каждый год, ходили до Читы. Всё вроде хорошо было, а раз, конвой в Читу не дошёл. Пропал, как сквозь землю провалился. Пропало всё,  казаки,  лошади  навьюченные золотом, лошади под казаками. Царская охранка тогда по этому маршруту  всё перерыла. Ни следов, ни людей, ни золота, ни лошадей. Приграничные районы Монголии тоже проверили, ничего не нашли. Со временем, затихло всё, а нашим в штабе, пленный показал, что эта банда знает про то золото, якобы в тайге пудов сто  схоронено,  они  мечутся, путают след, хотят взять его и в Китай уйти. Наш отряд сборный, из добровольцев.  Со всех чоновских отрядов Забайкалья собрали сорок человек,  отправили выявить эту банду, совсем не добивать, а создать им условия, чтоб вывели они нас к этому золоту. По - хорошему, мы бы могли их несколько раз, всех разом прикончить, но, не моги, приказ. Командир наш строгий насчёт этого, преданный партии большевиков. Так и бегали за ними, где бегом, а где ползком. Всю тайгу  в тех краях, исползали. Устали как собаки ездовые.  Командир  принял решение, спуститься в село, баньки изведать,   отдохнуть с недельку,  раненых подлечить. В перевале то, оставили секреты, чтоб знать про банду, куда она двинет.  
Бабы, подхватив подолы, забегали по деревне  как всполошённые куры, выпытывая  наши военные тайны. А у нас какие тайны?  Почти все бойцы неженатые, четверо то, вообще только от титьки,  молодёжь одна, Трое раненых, правда не сильно, командир у нас строгий был, из бывших  ссыльных, Нестеров   Борис Андреевич, баловать не давал, дисциплину держал, может поэтому, зазря на наш отряд не нападали, потому, как ни в каком мародёрстве замешаны не были. Слух то он завсегда