Хрень какая-то

можно выйти - ту, что зовут Великой…
Заорал.
- Не пущай! Перехватывай! Держи сеть!
Последнюю надежду. Будет, с чем завтра расторговаться. Старались все. Скрипели зубами. Петром же – средним братом, бывшим трактористом – двигал особый энтузиазм, к которому примешивалось чувство обиды на власть: не даете, падлы, денег, сами возьмем! Выкусите!
Когда ухватили за сеть, поняли, что теперь не уйдет. Сеть знатная, прочная. Хоть вместо гамака используй и генеральскую дочку качай. А уж в той-то телеса - на велосипеде вкруг нее катайся! Присели у борта перевели друг друга глазами.

Сеть трепыхалась, лодку дергало.
- Е-мое, да что же там, - пыхтел Петр. – Мамонты вмерли…
- Мамонты на суше водились, - блеснул образованием Сема. – Это, скорее, осьминог какой-то.
- Хрен с ним, в магазин сдадим, хоть мамонт, хоть осьминог. Чучело сделаем, на стене повесим, а как богатый турист в июле попрет, так сплавим.
- А вдруг там сундук! – выдохнул Сема. Он из братьев самый молодой. Заводной и наивный. Некоторые даже за дурочка держали.
Про блуждающий по дну сундук с добром ходила не одна легенда и присказка…
Петр коротко хохотнул:
- Ага, то-то он так вошкается!

Тимофей не верил в сундук, даже блуждающий. Скорее уж ожил тот дубовый обрезок, что он утерял. От этой мысли внезапно захотелось перекреститься. С деревьями в этом году творилось что-то не то. На иное замахнешься топором, так стонет. Дед Филипп даже специально водил его в ольховую рощу, где родники. Показывал… Тимоха тоже замахивался, но рубануть так и не решился. Оба вернулись в сильном смущении и об том избегали говорить даже меж собой, не то что с дачниками. Но те с топорами были не дружны…
Перекрестился бы Тимофей, тем более, в темноте братья могли и не заметить, но руки держали сеть, а сеть дергала очень сильно, того гляди самого сдернет. В воде сейчас оказаться очень не хотелось. Эта последняя сеть стояла аккурат в том месте, где…
Тут Сема (ну – дурень!) возьми и брякни:
- А может, его водяной держит? Не отдает?
В другое время мужики забулькали бы, давясь смехом.
- Ага, точно, а русалки помогают! Тяни, обрубок дубовый!
Но то в другое время. Теперь времена изменились. Много чего в природе наоткрывалось. Даже по телевизору иной раз про одно, про другое…
Тимофей только набрал воздуха побольше – обматерить, как тут друг сеть сдалась. Обвисла.
- Никак ушла?!

Тимофей чуть не прослезился с досады, Ухватил, стать подтягивать, почувствовал – нет, тяжело и трепещет что-то, знать заморилась и сдалась рыбеха на милость победителям.
Мужики предвкушали большой улов – уж больно тяжела добыча. Выбирали молча, напряженно всматриваясь в воду. Последний рывок и что-то темное всплыло на поверхность, будто вода выплюнула сеть.
- Одна, но большая. Очень большая! - удовлетворенно констатировал Петр. – Закидывай! Зря багор не взяли. И топора нет…
- Будет трепыхаться – веслом ее! – заявил Тимофей. – Смотри, как упуталась – не уйдет. А хвост-то!

Добычу с натягом перевалили, плюхнули в лодку и сели, тяжело дыша.
- На карпа не похоже – сильно длинная. И хвост не щучий.
- Сема, посвети-ка, хоть что за зверь глянем. Ради чего старались?

Сема, стараясь не наступить на огромную опутанную сетьми рыбину, пробрался на нос за фонариком, посветил в центр лодки…

Старшие застыли, а младший, как был с фонариком, так стал отступать назад, показалось, что вот-вот шагнет за борт, даже не сказав «мама». Но хотя Семену жутко хотелось сгинуть из лодки, да и голос куда-то пропал, он, как завороженный, заполз, устроился калачиком на узенькой носовой дощечке, где и ребенку не хватило бы места.
Тимофею пригрезилось, что выловили голую, перемазанную в тине отдыхающую с Лосевого острова, за каким-то лешим заплывшую ночью в такую даль.
Петр разглядел больше и стал судорожно подбирать ноги, успев подумать, что стопка перед рыбалкой на вчерашнюю похмель, была явно зряшным делом.  
Сема срывающимся дискантом пролепетал:
- Ну, я же говорил…
Хотя говорил он про сундук, а на дне лодки, закутанная в сеть, лежала длинноволосая деваха с рыбьим хвостом вместо ног…

Тут и луна выглянула оценить, что выловили рыбаки. И чешуя заиграла серебром высшей пробы.