Кокетка

звания, то, потрясая пачкой рапортов, обещал отказникам нелёгкую жизнь, он записался первым без раздумий и лишних вопросов.
    Нет благодати на войне, зато наблюдается переизбыток пошлости, и ещё можно погадать - что чего порождает... Впрочем, для них всё сложилось отлично... за исключением разве того, что их не сменили ни через месяц, как обещали, ни через два, а по прилёте сразу кинули на выручку тем, кому помощь практически была уже не нужна, и они долго петляли на бэтэре в темноте среди руин, и в результате опоздали (но одного они всё-таки из той передряги выдернули, и тот, живой и даже не раненый, плача, бухнулся перед ними на колени, а он бросился дальше - в соседний отсек - кого-то ещё надеясь найти, - и очнулся оглохшим уже на бетонном полу, и его обступили ребята, и все они что-то кричали и показывали, что пора выбираться наверх; тогда его в первый раз посетила мысль - какой же он всё-таки идиот!).
    А затем им определили обещанное тихое обжитое местечко: с давным-давно отмеченными секторами обстрела, ориентирами и готовыми засеянными минами полями в наиболее опасных местах. По тогдашним раскладам - почти санаторий. А если точнее - рутина блок-поста и нормальное на войне ощущение себя мелкой козявкой, присевшей на открытое место на нежной коже большого живого донора - твоей вроде бы жертвы, уже запустившей вглубь её плоти свой зудящий хоботок... - такой вот малюсенькой самкой комара, от которой в любой миг от случайного или неслучайного хлопка останется лишь растёртое пятнышко крови и сажи, как чирк спички - все твои следы, и желание улететь, просто улететь куда-нибудь, физически переместиться туда, где нет всей этой чертовщины с ощущением смерти совсем рядом... И единственная за всю командировку радость: шашлык из свежей ягнятинки, буквально свалившейся с неба - когда отставшая от отары молодая овечка на свою беду забрела на их минное поле.
    Нет, правда - всё прошло просто отлично: они тихо просидели четыре смены подряд на одном месте, без потерь, видя как мимо них в одну сторону проносятся колонны бравых спецназовцев и разведчиков ВДВ, а в другую тихо уходят борта, набитые ранеными. Они быстро завшивели в этом своём вонючем двухэтажном бетонном лежбище, заросли прыщами, разругались между собой в пух, и иначе как матом к концу командировки не разговаривали. Несколько раз особо нервные срывались, и тогда обычная тяжёлая ругань переходила в неприличные драки с разниманием и угрозами похоронить друг друга прямо сейчас - и это было пострашнее ночных обстрелов. И всё-таки они дождались трижды обещанной смены, и если бы не та пьяная потасовка на вокзале в Ростове с дагестанцами, двоих из которых потом увезли на "Скорой", то их бы, наверное, даже наградили бы...
    "Что, "чёрных" увидали и не сдержались? - ревел генерал, по старой московской привычке стараясь взять их горлом. - Вы понимаете хоть, что они офицеры службы безопасности Дагестана? А нам теперь по вашей милости с этой конторой на ножах ходить. Молчим?.. А кто подмогу вызвал, когда эмведешники вокзал окружили? Кто из ваших "Мухи" в боевое перевёл, так что пришлось потом заряды в небо отстреливать? Не знаем? Играем в благородство - "своих не выдаём"... А ведь чуть бойню не устроили! Медалек захотелось? Новых званий? Вот вам! - олухов не поощряем!"
     Помолчал и тихо прибавил: "Лучше б вы их убили... или они вас - с трупов спросу меньше..."

     После такой негероической командировки он чувствовал себя ни плохо, ни хорошо, а так: словно выдули из души весь воздух, всё её наполнение, и лежит она теперь в его сердце такой сморщенной серой тряпочкой - сдутым резиновым шариком - игрушкой ослика Иа.


ЭПИЗОД 4. РАССТАВАНИЕ

   О Ниночке он старался не думать, воспринимая её как перевёрнутую страницу редкой потерянной книжки, хорошей чистенькой книжки, какую ему теперь не достать, но когда ударили морозы и Москву завалило белым, и стало мало дня и много ночи, он опять услышал в трубке этот её переливчатый голос.
   "При-вет! Ты меня совсем позабыл?"
   Отчего-то вдруг повеяло школой, классом биологии, заброшенным прихотью директрисы на последний, пятый этаж, и условными рефлексами изуродованных собак академика Павлова.
   "Что ты! - я тебя помню."
   "Как у тебя дела? Чего не звонишь? Куда пропал?"
   "Меня не было в Москве этим летом. Долгая командировка. Не хочу об этом... Ты-то как?"
   "Нормально. У меня тут намедни племянница родилась. Сестрица расстаралась. Ой, какая душка - ты б её видел! Вся такая малюленькая-малюсенькая - как пупс из магазина, только живая! Агукает, улыбается, смеётся, рожицы корчит. И ведь думает уже чего-то про себя... Смотрю на неё - ну просто прелесть! Так и тянет её потискать! Я бы тоже такую не прочь себе заиметь... Но пока рано об этом думать - надо сначала образование получить, правильно? Вот такие пироги... Ну что, может, сходим куда-нибудь?"
   "С тобой? С удовольствием!"
   "Ну тогда ты сам придумай - куда..."
    "М-м... Может, в музей махнём? Я знаю - в Пушкинском, внизу - целый зал таких шикарных, настоящих малых голландцев. Меня к ним часто водили в детстве. Знаешь, как их скупали при Екатерине? На одну чашу весов клали маленькую картинку в тяжёлой раме, а на другую - золотые монеты. То есть ценили буквально на вес золота. И это в восемнадцатом веке! А представляешь, какая они ценность сейчас?! Брейгеля покажу тебе. Младшего. А может, и их обоих. Правда, сейчас не вспомню - там Старший есть или нет... Впрочем, не важно. Так как, махнём?"
    "Обязательно!"

  Первое, что он услышал, когда они встретились, было: "Ой, а с усами ты такой серьёзный дядечка!"
  Непосредственность - вот что, кроме всего прочего, его всегда привлекало в ней. То, чего никогда не бывает у тёртых-перетёртых калачей, жжёных игроков, проныр, свиней и свинтусов с изодранной шкурой, опытных ханыг, точно знающих, где притаилась боль... Которые постоянно врут или просто блефуют. Вот какие они якобы раскрепощённые, якобы счастливые, якобы бесстрашные... Кого обманывают эти шарлатаны? Себя? Ведь всё прекрасное проживает по адресу: страна Фантазия, город Прошедшее, улица Детства, 17, - и ни по какому другому.
  "Не вопрос - могу и сбрить."
  "Да ладно - и так нормально. Просто необычно. Я не привыкла ещё к тебе - к такому. Пойдём!"

  "Видишь, как прописаны ветки? А снег? А лёд? До малых голландцев художники снега на картинах не изображали. Я, во всяком случае, такого не припомню." - Примерно так нахваливал он ей своих любимцев, для усиления впечатления сопровождая, как указкой, контуры и абрисы снятым с пиджака коричневым пёрышком.
  "Молодые люди! Сейчас же уберите руки от картин!" - заголосила откуда-то издалека служительница.
  "Это всего лишь пёрышко. Из пуховика выскочило, - попытался он оправдаться, когда служительница резво до них добежала, и он тогда только осознал, что её выпад предназначался ему. - Я поверхности им не касался."
  "Вы понимаете слово "нельзя"?! Вы в музей пришли или куда?!"
  "Всё-всё-всё! Более - никаких поползновений. - заверил он беспокойную полную женщину, для убедительности растирая пальцами пёрышко, как мальчишки растирают козявки. - Впредь буду крайне осторожен!"

  "Слушай, а чего это она так на нас взъелась?" - зашептала Ниночка, как только служительница удалилась, продолжая, впрочем, недовольным глазом за ними приглядывать.
  "Две наши жизни не стоят этих полотен и досок. Даже одной. Такие вещи надо прятать под закалённое стекло. А пока - пока можно! - наслаждайся их непосредственной близостью."
  "Небось, ты и с другими девушками здесь бывал?"
  "Но сейчас-то я с тобой. А до других мне дела нет. Идём дальше?"
  "Пошли..."

  Поинтересовалась, кстати, что у него переменилось за прошедший год, в смысле обстановки, и кажется, даже расстроилась, услышав, что почти ничего.
  "Нет, нет - вспомнил! - поспешил он исправиться. - Я ж телевизор новый купил. И холодильник. И дверь поставил металлическую."
  "У-у... - протянула Ниночка. - Ты, наверное, на машину копишь?"
  "Не получается."
  "А куда ж тогда деньги деваешь?"
  Это был тупик! Что тут можно было сказать? Что живёт он от зарплаты до зарплаты? Что новый телевизор - это брошенный в Вечность месяц его жизни - напряжённой, но какой-то бессмысленной? Насыщенной бессонными ночами, а иначе не получилось бы вообще ни копья отложить? Иначе - хватает только на еду и носки, да на подарки приятелям на дни рождения? Что перекусить на службе негде - разве что портера потянуть по дороге домой, и от этого чёртова пива потихоньку животик растёт? Что суббот и воскресений у них не бывает, а есть относительно свободные дни, которые он сам себе разноображивает каким-нибудь фильмом под курочку и водку.
  "На проституток трачу. Шутка!"
  "А вот один мой знакомый, - увлечённо защебетала Ниночка, - со школы ещё, тот сейчас устроился в хорошую фирму, и за год сменил всю мебель в квартире, и сделал ремонт - знаешь, довольно крутой! - и сейчас на иномарке ездит, новой, в салоне купленной, а другой..."
  И он должен был всё это выслушивать, всё это представлять, и радоваться за всех этих её виртуально-реальных знакомых - молодых и рьяных, хорошо устроившихся, деловых и, наверное, очень умных (во всяком случае, поумнее его)... И чтобы закрыть этот её поток, предложил:
  "Поехали ко мне на чай?"
  "Приглашаешь? - и в ответ на его "У-гу" обусловила, - Хорошо, только... Обещай, что будешь держать себя в руках. В общем, ни на что серьёзное не рассчитывай..."
  "Ты издеваешься?"
  "Я не специально..."
  Очевидно, все женщины - самки богомола!
 
  Неубранная постель Ниночку взорвала.
  "Фи-и! А это что ещё такое?! Намёк?!"
  "Привычка старого холостяка. Да ты на это не смотри - сейчас всё исправлю. Как-то не рассчитывал, что ты придёшь. Честно."
  "Ясненько..."
  "Ну вот и порядок! Видишь, как быстро всё решается?"
  "У-гу. Да, ты знаешь, я тут недавно книжный базар посетила - там столько книг... Там их столько! Их намного больше, чем у тебя! Не-ет! Их в тысячи раз больше, чем у тебя!"
  "Это же естественно. Так и должно быть. Ведь я живу в малогабаритной "двушке", а не в Библиотеке Конгресса США."
  "Ой, - выдохнула Ниночка, махнув ладонью, - я думаю, что и в Библиотеке Конгресса книг поменьше будет..."
  "Я не могу сравнивать, поскольку не был ни на твоём базаре, ни в Библиотеке Конгресса, хотя эта библиотека считается чуть ли не самой большой библиотекой мира..."
  "Да... Я понимаю, что ты хочешь сказать... Но тогда, год назад, когда ты в первый раз меня к себе пригласил - ну ты помнишь? - я подумала, что столько книг, сколько есть у тебя, в одном месте просто не бывает. Дурочка я тогда была, да?"
  "Нет. Никогда тебя дурочкой не считал. И тогда, и сейчас ты мне нравишься одинаково. И вообще, по-моему, ты сейчас лукавишь, а?"
  "Ну не знаю... Тебе виднее."
  "Со стороны всегда виднее. Просто за год у тебя расширились знания о мире - вот и всё, поверь старшему товарищу."
  "Верю безоговорочно!"
  "Вот и молодец. Чай, кстати, уже готов. Подожди-ка! Где-то у меня завалялась баночка