Соловки

революционеры, не согласные с политикой новой  власти, спекулянты и другие. К уголовным приравнивались, помимо прочих, и
проститутки.

Структура лагеря напоминала армейскую. Весь контингент был разбит на роты и взводы. Во главе лагеря стояла небольшая группа чекистов, все же административные и хозяйственные должности занимали заключенные-бытовики, то есть, уголовники. И в ВОХРе (военизированной охране — А.Л.) служили заключенные-бытовики. Они имели немалые преимущества перед остальной массой заключенных, немалые льготы, и чтобы не лишиться этих льгот, старались во всю. Многие из них стали настоящими самодурами и садистами.

Иногда жалобы заключенных на нечеловеческие условия содержания каким-то чудом доходили до Москвы. На Соловки наезжали комиссии. Чтобы скрыть следы преступлений НКВД, служащих в ВОХРе уголовников периодически расстреливали. Многие предчувствовали такой конец, так как видели, что их товарищей забирают и куда-то увозят, откуда те уже не возвращаются. Они приходили к заключенным священникам, исповедовались, каялись, однако конец у всех был один. Никто больше двух-трех лет в ВОХРе не задерживался. Заключенные, которые сумели выжить в этом аду, по отбытии срока возвращались домой, у вохровцев конец был один.  Да и чекистов из администрации периодически расстреливали. Так, например, был расстрелян первый начальник СЛОНа Ногтев.

Условия содержания заключенных в Соловецком лагере были ужасные. Северные зимы суровые, а лагеря, как правило, почти всегда был к зиме не подготовлены: не хватало продовольствия, топлива, зимней одежды. Заключенные в огромных, не отапливаемых каменных помещениях лежали штабелями друг на друге, согреваясь собственным теплом, и можно представить себе, сколько умерших ежедневно вывозили за монастырские стены. Когда в огромном помещении бывшей монастырской трапезной, тяжелый свод которого опирается на единственную колонну, служившую к тому же дымоходом, девушка-экскурсовод беспристрастным голосом сообщает, — как бы, между прочим, — что здесь во время СЛОНа располагалась рота воров-рецидивистов, кровь стынет в жилах. И сознание отказывается воспринимать это место как историко-архитектурный заповедник. Только представить себе — какие муки испытывали люди! Не рецидивисты, нет, а те, кто сидел вместе с ними, за счет кого рецидивисты и выживали в этих жутких лагерях! У кого они отнимали теплые вещи, отбирали пайку хлеба!.. Эти современные демоны!.. В наши дни в многочисленных криминальных и тюремных сериалах пытаются романтизировать уголовников, выставить их этакими рыцарями без страха и упрека. На Соловках они были другими!

Кто пытался бежать из этого ада, тех бросали в камеры к блатарям-уголовникам, и там после изощренных издевательств уголовники забивали несчастных до смерти; их трупы долгое время лежали на монастырском дворе как назидание остальным. Летом, провинившихся выставляли «на комарики», травили собаками, зимой обливали ледяной водой. Привязывали к хвостам лошадей и пускали последних в галоп. Сбрасывали с крутых лестничных маршей и добивали штыками. Обливали бензином, поджигали и со смехом наблюдали за страданиями жертвы…

Нескольким заключенным каким-то образом удалось бежать с архипелага на материк, а там — за границу, в Финляндию. О Соловках стало известно на Западе, мнением которого даже тогда, в авторитарные сталинские времена, в стране Советов дорожили. Советское правительство решило послать на Соловки авторитетную комиссию под руководством человека, которому доверяла бы мировая общественность, чтобы он увидел и рассказал всему миру, как хорошо живут на Соловках заключенные, как успешно идет их «перековка». Выбор пал на Горького.  Алексей Максимович приехал на Соловки и был в полном восторге от успехов НКВД по «перековке» недобитых дворян и эксплуататоров, за что позже удостоился порицания от другого литератора, бывшего узника ГУЛАГа Солженицына. Однако, можно ли судить за это Горького? Ведь понятно, он увидел то, что ему показали…

Тем не менее, некоторым осужденным удалось пробиться к писателю и рассказать об ужасах, царивших на Соловках. После отъезда Горького НКВД провело чистку, часть вохровцев, расстреляли, «пошерстили» даже  чекистов из администрации: кого-то перевели в другие лагеря уже как заключенных (а некоторых бросили в камеры к уголовникам здесь же, в Соловецком лагере), кого-то расстреляли. Но… до Москвы далеко, до Бога — высоко! И вскоре все возвратилось на круги своя…

Все мы с детства знаем о необычайном мужестве и отваге, проявленными советским народом в годы Великой Отечественной войны. Кто не читал «Молодую гвардию», не смотрел фильм с аналогичным названием! Поражало, как вчерашние школьники, почти дети, не ломались под изощренными, нечеловеческими пытками в гестапо, и приняли мученическую смерть, не выдав своих товарищей. Трудно, почти невозможно представить себе, чтобы человек мог вынести адскую боль, когда из его спины нарезают ремни, или когда под ногти загоняют иголки. Молодогвардейцы вынесли! Потому что знали: в камере, куда их отведут после пыток, —  друзья, единомышленники, братья!

На Соловках, как и во всех лагерях и тюрьмах Советского Союза, картина была иная: узник даже после простого окрика следователя «ломался», рассказывал все, что от него требовали, а зачастую даже и лишнее. Потому что знал: вернется в камеру, а там — блатные! Эти будут почище всех палачей! И если не сознаешься сейчас, здесь, в кабинете следователя, то там, в камере, уж точно сознаешься, но будет поздно!..

Гитлеровские палачи многое переняли из богатого Соловецкого опыта НКВД. И в немецких лагерях была администрация из узников — старшины, старосты, бригадиры!.. И даже  внутрилагерная охрана, так называемые «орднеры», составленная из блатарей-уголовников. Но все они были по ту сторону. Они жили отдельно от других узников. Вспомним прекрасный рассказ Шолохова «Судьба человека». Военнопленный Соколов «заработал» буханку хлеба и шмат сала, принес в барак, и узники суровой ниткой пилят хлеб и сало на маленькие кусочки — чтобы всем хватило. Это означало, что в бараке не было блатарей. Они бы отобрали и хлеб, и сало, и сожрали бы сами: впятером, вдесятером!..

Особенно жестоко относились Соловецкие уголовники к духовенству и к истинно верующим. На Соловках побывали триста архиереев Православной Церкви, сто пятьдесят из них и более пятидесяти тысяч священников и верующих приняли мученическую кончину. Путь их мученичества начинался с санкции митрополита Сергия Страгородского - рассматривать иерархов церкви, священников и верующих, как сектантов и раскольников в силу нежелания подчиняться «обновленной Церкви», и как контрреволюционеров, выступающих против коммунистов. Насилия и мучения претерпевали они в первую очередь от  «урок» и убийц, с которыми  сидели в одних камерах, от вохровцев — таких же «урок» на службе ГУЛАГа. И снова отметим: как велико было мужество, вера и сила духа! Гордые, не сломленные, сошли они в могилу.

Обычно СЛОН всегда связывают с именем его знаменитого сидельца, академика Дмитрия Лихачева, который провел здесь четыре года. Сам же Лихачев весьма тепло отзывается о Соловецких блатарях, утверждая, что в СЛОНе не было традиционной неприязни между блатарями и остальными заключенными. Оставим это на совести человека, который был осужден по печально знаменитой «пятьдесят восьмой» статье, и досрочно вернулся домой, а после отсидки чудесным образом сделал головокружительную карьеру — дорос до академика. Кто жил в советские времена, тот знает, как непросто было «сидевшему» устроиться на более-менее приличный завод слесарем, а что уж говорить об Академии наук! И уж тем более, сидевшему по «пятьдесят восьмой»!..

Поскольку Соловецкий лагерь имел особый статус, на его узников не распространялись амнистии, которые регулярно проводились в годовщину Октябрьской революции. Поэтому, на период проведения амнистии чекисты привозили в Соловки тех заключенных из других лагерей, к которым нежелательно было ее применять.

Работали заключенные сперва на собственно лагерные нужды: торфоразработки, заготовка дров, на ловле рыбы, на местном кирпичном заводике. Затем их стали привлекать к работам на нужды НКВД, и даже включили в Госплан. Многих соловчан вывозили на строительство Беломоро-Балтийского канала. На работы выходили, как правило, только контрреволюционеры, присланные сюда «на перековку». Политические не обязаны были  работать, а уголовные — отказывались. Кстати, здесь же, на строительстве канала работал нарядчиком и Лихачев, и работал, судя по всему, ударно, так как был освобожден досрочно.

Соловецкие лагеря просуществовали до тридцать девятого года, до начала советско-финской войны. По причине близости к финской границе заключенные были переведены в другие лагеря, в глубь страны, а на Соловках разместилась школа юнг Военно-морского флота. В начале войны курсантом этой школы был писатель Валентин Пикуль.

В наши дни Соловки превратились в историко-архитектурный музей-заповедник. Монастырь передали епархии и заселили невесть откуда взявшимися монахами. На острове Соловецком построили гостиницу и прочие объекты инфраструктуры. На Соловки ведет единственный общедоступный путь: от пристани поселка Рабочеостровский, близ города Кемь, теплоходом до пристани Соловецкой. Теплоход, почему-то приписанный к порту Мурманск, идет до Соловецкой пристани примерно четыре часа.

…Дрожит под ногами палуба, из приоткрытых люков доносится запах горелого машинного масла, плещутся о борт зеленоватые морские волны, мимо проплывают живописные острова, а за кормой далеко тянется пенистая дорожка. Над кораблем с печальными криками кружат чайки, пассажиры бросают им катышки из хлеба, и некоторые птицы ловят их на лету. Не смотря на жаркое летнее солнце, на палубе холодно: с моря дует свежий ветер и буквально пронизывает до костей, к тому же, слегка лихорадит от сознания, что впереди — пусть ненадолго, пусть, как туристам — тюрьма! Многочисленные туристы и паломники прячутся от ветра за палубными надстройками и трубами, кутаются в куртки и свитера и молча смотрят на волны.

По палубе шатаются два здоровенных, слегка пьяненьких, молодца с пудовыми кулачищами, и пристают к паломникам, но по-доброму, без агрессии. Пытаются флиртовать с девушками, предлагают выпить иностранным туристам… Говорят, это — «бандиты», им принадлежит бизнес по организации туристических поездок на Соловки, и они присматривают за порядком на судне. Преемственность поколений: их деды, блатари-ВОХРовцы, присматривали за порядком на Соловках!..

Несколько часов долгого, мучительного перехода, и прямо по курсу из моря встает темная полоска. На палубе начинается оживление, пассажиры собираются на носу судна, или по-морскому, на баке, тихо переговариваются и напряженно всматриваются вдаль. Темная полоска на горизонте на глазах увеличивается в размерах, надвигается на корабль, принимая очертания долгожданной земли: горы, зубчатая кромка хвойного леса… Вид земли не радует. Не трудно представить себя на месте