Раз, два, три...

накатились на глаза, я тяжело вздохнула. Вскорости, слезы лились градом, во втором свертке были документы и письмо.  
«Капушка! Любимая моя доченька! Время тяжелое, грядут большие перемены. Собственно, если ты читаешь мое письмо, значит, случилось то, чего я боялся. Ты у меня самый умный человечек на этой бранной земле, я в этом не сомневался, таковым и останешься. Ты с детства не задавала лишних вопросов, всегда прислушивалась к нашим, с мамой, советам. Вот и сейчас, я не смогу ответить тебе ни на один из тех, что нахлынули на тебя.
Капа! Мы так тебя любим. Нам так больно, что вот так случилось, но поверь, не в наших силах было что-то изменить. Сейчас же, уезжай из города, покидай родную землю, как можно скорее. Ты очень любишь усадьбу, только поверь, это всего лишь стены и крыша. Я заблаговременно позаботился о новом жилье и в твоих силах сделать его таким же милым, как был наш любимый всеми дом. Документы все оформлены. Ты, пожалуйста, запомни все основательно и уничтожь пояснительные  бумаги. Теперь ты Катерина.  Живи с миром! Живи долго. Даст бог, мы тебя найдем.
Любимая, любимая наша доченька.
Обожающие тебя, но так пред тобой виноватые, твои папа и мама.»
Слезы капали из моих глаз, размывая чернильные буквы, а я все не могла отвернуться. Целовала листок, хлюпала носом и снова прижимала его к губам, вдыхая слабый папенькин запах. Что же с ними, где они?
Наконец  мне удалось немного успокоиться, я просмотрела остальные бумаги – паспорт, новое имя, даже возраст увеличен. Билеты на пароход, каюта высшего класса, с отсутствующей датой, но приметкой, оплачено, отправить по предъявлению, заверено печатью и штампом. Последним было свидетельство о приобретенной, на мое новое имя, недвижимости. Повздыхав еще немного, поголосив, я поняла, что другого пути у меня нет, как выполнить последнюю волю родителей. Осмотрев еще раз закуток, я вернулась в комнату, где провела последние часы. Села в кресло, задрала голову к окну и протяжно скулила. Мое состояние было таковым, что я не помнила ни о психушке, где провела несколько месяцев, ни о ране на плече, ни о том мужчине, которому я вцепилась в горло. Меня не волновало – жив он или мертв. Лежит все там же или его уже нет, под стенами моего дома. Благо усадьба наша отдалена от основного жилого массива. Но, как не тяни время, а бездействие опасно. Решив, что дом я обязательно обойду, попрощаюсь со всем, что дорого моему сердцу, я принялась собираться в дорогу. Мне бы, в первую очередь, узнать, когда следующий пароход. Но для этого придется выбираться из убежища.                
- Надо! – приказала я сама себе и принялась собираться. Приготовив все самое необходимое для дальней дороги,  отнесла в тайный закуток. Хотя я не проверяла спуск, но была уверена, что смогу им воспользоваться, оставаясь незамеченной, если вдруг, если что…
Далее я вытащила свой ридикуль* и сложила в него все необходимое. Основное количество денег привязала к поясу нижней юбки, червонцы повесила на шею и, взяв ташку*, подаренную мне отцом, с его вензелем, бросила туда немного денег, паспорт и билеты. Надела шляпку и решилась, возможно, в последний раз, простится с домом. Прислушивалась долго, делала осторожные шаги, замирала,  слушала и снова осторожно шла дальше. Дом все еще был пуст. Наведавшись в свою комнату, умылась, попрощалась со всем, что было у меня, пошла дальше. На все про все, у меня ушло около часа, об этом свидетельствовали часы в столовой. Хотела выйти через парадную, но тут вспомнила о госте, попятилась и, ушла бы через задний двор, но…. Оставалась у меня одна загадка, и я ее решила разгадать.
Как открывается потайной ход я уже знала, поэтому мне не составило труда в него попасть, взяв лампу, я, с  замиранием сердца стала спускаться, все-таки я не была настолько смелой, как мне хотелось, а эта лестница мне была не знакома. Цепляясь за каменную кладку рукой, второй, вытянув вперед, я освещала себе путь. Ступени закончились, впереди темный, узкий тоннель, и я его, практически, касалась головой. Снова страх охлаждал мою спину. Боясь даже оглядываться, я уже неслась вперед, пока не уткнулась носом в стену.
- Уууу! – вырвалось у меня. – Тупик! Но как? Для чего?
Упрямо подавляя панику, поставив лампу на пол, я шарила руками,  по, казалось бы, сплошной стене.
- Думай, Капа, думай! Нет, теперь я Катерина! Катерина!
Царапнулась, ойкнула, взяла лампу, увидела, что светильников тут с десяток и они, даже не зажженные, засияли мне надеждой. Уже спокойно я присматривалась к каждой мелочи, дергала попадающиеся скобочки и гвоздики, и снова, мой любимый и заботливый папенька оставил подсказку для меня – мои  порвавшиеся бусики висели на неприметной железяке. Чужой бы снял их, или вообще не обратил внимания, но я-то, умная девочка!
Открылась створочка, я оказалась в нашем сарае, у противоположного края участка, заброшенного давно и не имеющего ничего ценного, кроме… густо растущего кустарника вокруг. Вот же, из дому меня не увидят, а за забором городской сад, правда, между его стеной и нашей изгородью все-таки есть узенький проход, я протиснусь.  
До пристани мы всегда брали извозчика. Сегодня я не могла рассчитывать на такую милость. Держась в тени деревьев и домов, я поспешила в порт.
- Россия стала свободной! Самодержавец рухнул! Орел опустил крылья! – кричали мальчишки, размахивая газетами.  Мне было не до газет и известий в них.
Запыхавшись, но все еще не чувствуя большой усталости, я добралась к центру, а отсюда к пристани было рукой подать. Люди все еще прибывали в хаотической истерии. Тут я поняла, что собственно до меня им нет дела. Ускорила шаг и наконец, была в нужном мне месте. Здесь меня постигло удивление – казалось, весь город собрался, пытаясь попасть на паромы или судно. У касс дрались. Поэтому, мне ничего не оставалось, как пройти к начальству. Снова толпа. Кто-то угрожал, кто-то просто ругался, почти все курили и пили. Дверь начальника была открыта, я успела заметить, что он сидит за столом, схватившись за голову руками. Но соблюдать правила приличия было не время и я, проскользнула к нему.
- Простите! – сказала я тихо.
Он поднял голову, глаза красные, круги вокруг черные, на лицо бессонные ночи.
- А Вам что надо? – устало, спросил он.
- Вот! – протянула я билет. – Понимаете…
- Понимаю! – и он посмотрел на меня как-то странно, но по-доброму. – От родителей отстала.
- Ага! – кивнула я.
- Приходите завтра, к шести утра. Посажу вас. Вот только, одиночество не обещаю. Да, и это, отплытие вечером, так что…
- Спасибо, я все понимаю! Я буду, как скажите и тихо-тихо! – он попробовал усмехнуться. – До…, ой, что я Вам должна?
- Беги уже, дочка. Приходи утром. Жив буду – проведу. И еще, не ночуй в городе. Да и на вокзале тоже, опасно.
- До завтра! – бросила я и скрылась.  
Суматоха не стихала, я же, медленно и понуро плелась назад. Спешить мне было некуда, да и тревожилась я, пуст ли еще мой дом. Сказать, что у меня все болело – ничего не сказать. Я напоминала себе один сплошной клубок нервов и боли. Но мне нужно было забрать тот узелок необходимых, на первое время, вещей. Правда я все самое главное уже таскала на себе, спасибо моде, объемные, длинные юбки, закрытые, все в рюшах блузоны скрывали много.
- Капа! – крикнул кто-то, я вздрогнула, но не оглянулась, повторяя себе, что я Катерина. – Капиталина! – прокричали еще раз и тут же я услышала цокот конских копыт и поскрипывание колеса. – Пру! – проговорил тот же голос, в лучшее время я бы посмеялась: «так меня еще не останавливали!», но не сегодня. – Капушка, да стой же ты!
Я повернулась и сердце замерло, на глазах слезы вмиг собрались:
- Степан!
- Я, милая барышня, я! – извозчик спрыгнул и, похлопав лошадь по морде, стал возле меня. – Отец твой приказал поглядывать, а я, старый дуралей, потерял тебя! Прости, старика, сделай милость!
- Да что ты, я … Ой, Степан! – вот тут девушка и проснулась во мне, я заревела. Он быстро усадил меня в свою легкую карету, поднял складывающийся верх, как бы пряча меня. Сам же запрыгнул на козлы и, тронув лошадь, говорил:
- Ехать надо, заметють вдруг! Ты, барышня, плачь и слушай. Батюшка твой очень просили тебя забрать, да припозднился я. Прибыл в больничку-то, а там, дела, пуще чем в городе, неразбериха. Поискал тебя, да к дому поехал. Темно у вас, пусто. Проехал по околице раз, ну сама понимаешь, тут такое, всяк цепляет, везти велит. Токо я справно ворочался. Вечор наступал, я опять, значит, к дому. Глядь, а кто-то доски то сорвал. Думаю, а вдруг ты, прошел к крыльцу, а там это, ну окочурившийся лежит. Я смекнул, если ты явишься, то непременно напужаешься, и де мне тебя тоды шукать? Увез я его, значит. Цельную ночь, да утро проезжал мимо, как навертывалась минута. А ты все не объявлялась. Тут я и смекнул, что тебя на вокзалах шукать надобно. Вот, сподобился!
- Спасибо тебе, Степан!- хлюпая носом, воскликнула я. – Ты отвезешь меня к папеньке.
- Эхехе, барышня! Да когда бы я знал, где они. Мне велено тебя на проход доставить. Думаю, они тебя сами встречать выйдут.
Он еще что-то говорил, а я уже схватилась за надежду, что так оно и будет.
- Во оно, что творится… - продолжал извозчик, - революция! И что оно такое, с чем едять? Коды воно как усе мечутся? Да и ты, дочка, совсем лицом сошла, небось и маковой крупицы во рту не было. Ты это, вот что, держи и ешь, старуха моя напекла. – он протянул мне сверток, из холщовой тряпицы, затем подал банку молока. – Пей! Мы коровку свою спрятали, а то развелось тут охочих, на чужое добро. Пей, у меня еще есть. Вот сейчас отвезу тебя домой, ты вещички соберешь и… - он задумался. – куда бы тебя пристроить то?
- Спасибо, родной ты мой человек. Домой свези,  если есть еще дом мой. Только не к парадному входу, а к затворкам. Оттуда и заберешь меня утром. Мне велено к шести утра, к пароходу прибыть.
- Как пожелаете, барышня. Заберу. Чего не забрать-то. К энтому времени в городе тихо становится. Ненадолго, правда, как солнце засветит, так опять все бегать починают…  
****                        
«Расстаемся я не стану злиться…»[/i]
Мы мило беседуем, о разных пустяках. Он не красуется, раньше тоже не возносил себя. Не посыпает лестью. Просто ведет в нужном направлении, приручает, дает привязаться, чтобы разохотить, пойти с ним, как только поманит пальчиком. А я, мило улыбаясь, больше отмалчиваюсь и слушаю, всю ту чепуху, что он рассказывает, поражаясь, как же он вписался в современную среду.
****
[i]Несколько томительных часов, я провела в каюте. Она была маленькой, всего на двоих, но мне сразу дали понять, что вряд ли я буду  одна. Сначала, закрывшись и получив от матроса, какому меня поручили, провизию, мне даже удалось заснуть. Но после полудня у причала начал нарастать гам. Он превращался в гомон, а затем стал просто гулом орущей толпы. Я заглядывала в маленькое окошечко, слегка приподнимая шторку. Среди тех, кто прибывал, я заприметила женщину с детишками, собралась попросить подселить ее ко мне, как вдруг в дверь постучали. Испугавшись, я подала голос.
- Минуту, открою!
- Не спешите, барышня! Я пришел сказать, что мы скоро отходим. Приятного плавания, на нашем судне, Катерина!
Я все же приоткрыла дверь, капитан стоял по стойке смирно и улыбался мне.
- Спасибо! Благослови вас бог! Но, вы говорили…
- Судно переполнено. Мы же,