Дочь

госпиталь переделали под обычную больницу. Достав из сумочки бумажку, на которой был записан номер кабинета и фамилия врача, Ольга вздохнула и уже почти подошла к тяжелой входной двери, украшенной  сверху, над козырьком, старинной лепниной. Подняв глаза вверх, она посмотрела на витиеватые загогулины из сплетенных вместе двух заглавных букв - имени и фамилии прежнего владельца особняка. Прямо на них краской, причем довольно неаккуратно, был нарисован красный крест. Внизу, под вывеской с названием медицинского учреждения, висела  табличка, прославляющая отца всех народов - великого и мудрого товарища Сталина.
Ольга перевела взгляд на дверь, до ручки которой пока так и не дотронулась. Она стояла и смотрела на нее... мгновение... или, как ей показалось, целую вечность.
Затем, резко повернувшись, Ольга пошла обратно, стараясь не поскользнуться на обледенелой дорожке.

- Ну как, доченька, все нормально? - с тревогой спросила мать, когда Ольга вернулась домой.
- Да, мама, - ответила дочь.
- Не слишком больно было, Олюшка?

Ольга молча прошла к себе, за ширму, и легла на кровать, обхватив подушку руками и зарывшись в нее лицом.
- Тошно мне, мам, - тихо ответила она. - Полежать хочу, прости.
- Да понятное дело, доченька, - лицо матери на мгновение сунулось за ширму и убралось обратно. - Лежи, лежи, тебе сейчас отдохнуть надо.

Ольга провела ладонью по животу, закрыв глаза.
- Не отдам тебя, Вика, - прошептала она. - Никому тебя не отдам.

***

Только через пол года, в конце мая 40-го года, Ольга узнала, что Ивана Торинского расстреляли. Она так и не смогла ничего узнать о месте его захоронения.
Враги народа не имели права на отдельную могилу. И тем более - на память.
А 6-го августа у Ольги родилась дочь, которая получила имя Виктория. Девочку Ольга записала под своей фамилией, а в свидетельстве о рождении на месте имени и фамилии ее отца в родильном доме поставили прочерк.

***

Пожилая женщина, опиравшаяся на палочку, шла очень осторожно, боясь поскользнуться. Сыпался легкий пушистый снег, и аллея была уже частично припорошена им.
День выдался тихим, морозным и солнечным. И здесь, за городом и в этом месте, зимняя тишина чувствовалась как-то особенно ясно и пронзительно...
Пройдя всю аллею до конца, пожилая женщина свернула направо и, пройдя еще пару шагов, остановилась. Нагнувшись, она стряхнула снег с небольшого темного надгробия и положила рядом шесть ярко-красных гвоздик. На белом снегу их лепестки алели словно капли крови...
"И. С. Торинский.
1909 - 1940" - было написано на этом скромном гранитном надгробии.
На нем не было фото, так как ни одна фотография этого человека не сохранилась. Но как ни пытались уничтожить любые воспоминания те, кто вершил эту пародию на правосудие, память все-таки осталась. И сейчас, стоя перед могилой своего отца, шестидесятилетняя Виктория Ивановна ощущала ее особенно сильно. Память и любовь...
Память о том, кого она никогда не видела. Но кто часто приходил к ней в снах и называл своей любимой дочкой.
Виктория Ивановна тяжело вздохнула и еще раз провела ладонью по гладкой поверхности плиты. Затем, обернувшись, оглядела это белое поле скорби, простиравшееся по обе стороны от главной аллеи. Сколько же их было здесь похоронено? Сотни? Несколько тысяч - только тех, чьи имена и фамилии удалось достоверно установить, когда, спустя десятилетия, все-таки были открыты  архивы. В них сообщалось о тайном могильнике НКВД, сделанном в 30-ые годы для репрессированных. По сути ни об одном человеке нельзя было сказать, где он конкретно похоронен. Огромная братская могила, занявшая огромное пространство. Целое поле. "Похоронен приблизительно в этой, северной части кладбища", - такую информацию о могиле своего отца получила Виктория Ивановна. С тех пор она каждый год ездила сюда.
И жалела лишь о том, что ее мать Ольга не дожила до этого дня.