Когда мы были пацанамик

аквариуме и заревел…
…В память врезалась наша первая попытка попасть на эвакуационный корабль «Владимир Ленин. У высокой железной ограды, опоясывающей пристань, стояла большая толпа. По портовому радио непрерывно повторяли:
- Кто сегодня не попадет на корабль, будет эвакуирован завтра.
Билетов ни у кого не было. Их заменяли талоны с печатью. Когда вооруженный матрос открыл вход, люди (не толкаясь!) поспешили на посадку.
Папа взял сестренку на руки, но мама отстала. Месяц назад она перенесла операцию и пережила шок: на ее глазах в больницу, где лежала с новорожденной сестрой, попала бомба…
При посадке на корабль над портом появились  «Мессершмитты». Людей на пристани, трапах и палубе расстреливали из пулеметов. Началась паника. Одни старались поскорее подняться на борт, другие – отбежать от корабля подальше.
Мы были еще далеко от парохода, когда на него  упала бомба. Вспыхнул пожар.
Корабль был пришвартован. Некоторые пассажиры прыгали на причал. Несколько человек  упали в море с противоположного борта, но матросы успели их вытащить.
И вдруг, на наших глазах пароход стал оседать …
Если ли бы и мы к этому времени успели подняться на корабль, вряд ли я писал сейчас эти строки.
                        Человеческий фактор
Из порта вернулись домой потрясенные. Чуть передохнув, папа проверил, целы ли спрятанные в коридоре под половицей книги. Они были на месте, как и наши вещи, оставленные в…порту у разрушенного склада.
Утром следующего дня все лежало там же. Накануне кто-то последовал нашему примеру, и поставил рядом два чемодана...
В полдень следующего дня мы вышли в море на корабле «Днепр» под охраной торпедных катеров. На носу и корме судна, взявшего курс на Новороссийск, стояли четыре пушки и два пулемета. В трюме были авиабомбы, а общей «каютой» для пассажиров служила палуба.
Первую ночь провели под одним из  многочисленных трапов. Сон бы тревожным и беспокойным: Утром, заметив мою маму, кормящую  грудью сестру, капитан корабля приказал перевести их в служебное помещение, а судовому врачу – осмотреть женщину. Фамилию капитана 3-го ранга А.Н. Моргунова мы в семье помним поныне.
Цвет кожи и слизистой оболочки глаз мамы вызвал у врача беспокойство. Недавно перенесенная  операция и шок грозили спровоцировать желтуху, при которой кормить ребенка грудью нельзя.
Помог «человеческий фактор», как говорим мы сегодня. Чужие женщины – те, кто был старше мамы, давали советы, Молодые, еще безусые матросы, приносили кусочки мягкой ткани на пеленки
                 Ночь за бортом
В поисках места для ночлега папа увидел укрытые брезентом спасательные шлюпки. Они висели за бортом на специальном устройстве для спуска и подъема. С наступлением темноты мы перелезли в них, а с рассветом стали выбираться на палубу.
Нас «застукали». Известно, что шлюпки -  вспомогательное спасательное средство. Посторонним занимать их категорически запрещается.
Матросы потребовали предъявить документы и посадочные талоны. Не знаю, чем эта история могла для нас закончиться, если б не раздался звук сирены.
Это была  "Боевая тревога".
Над палубой замелькали сигнальные флажки.
Выросший у моря, я знал, что их комбинация имеет определённое значение. С помощью флажков можно передавать слова и целые предложения.
Оказалось, что вахтенный обнаружил вражескую подводную лодку. Утро было ясное, на море штиль. Увидев пенистую дорожку, оставляемую перископом сумбарины, наши катера стали ее преследовать, а корабль пошел зигзагами, остерегаясь торпедирования.
Во время морского боя, который я впервые видел не в кино, команда «Днепра» действовала четко и организованно. Моряки мгновенной расчехляли пушки и пулеметы, которые были на судне, приготовили спасательные шлюпки.
Плакали женщины и дети. Одни пытались спастись в трюме. Другие требовали выдать  спасательные круги и пробковые пояса.
У многих пассажиров, перенесших осаду Одессы, сдали нервы. Пожилой мужчина кричал, что нападение на наше пассажирское судно противоречит нормам международного права…
Война только началась, и люди еще не представляли, какая это трагедия. Как смертельно опасен фашизм. Сколько потерь ждет впереди каждую семью.
Глубинные бомбы, сбрасываемые на лодку, вздымали  столбы воды. Затем раздался мощный подводный взрыв. На поверхности появились воздушные пузыри и масляные пятна -.характерные признаки гибели подводной лодки:
.
Тот незабываемый рейс завершился в Новороссийске благополучно, а другой стал для нашего корабля-спасителя последним.
У чёрноморского мыса Большой Утриш его атаковали немецкие самолеты-торпедоносцы. Спикировав, они с малой высоты выпустили по «Днепру» шесть торпед. От последней капитан уклониться не успел. Торпеда поразила судно в среднюю часть.
Это был легендарный корабль: во время Гражданской войны в Испании он перевозил военные грузы из СССР, а с начала Великой Отечественной  был эвакуационным,  
Вечная память кораблю-герою и его экипажу.
              Долгая дорога к дому      
После пережитого, Цемесская бухта, показалась нам «землей обетованной». Между тем, когда корабль пришвартовался, увидели, что новороссийский морской порт, как и одесский, основательно разрушен вражеской авиацией.
На причале ждал железнодорожный эшелон, чтобы в коротком промежутке между бомбежками успеть отправить нас дальше, в тыл страны. Никогда не забуду накрытого стола вдоль вагонов. На нем  был горячий чай и   булочки с маком. Многие брали их с собой на черный день...
Впереди был Сталинград. Масштаб событий, происходящих там летом 1941 года, историки сравнивают с крупной военной операцией.
Город был переполнен эвакуированными,  ранеными, машинами с различными грузами. Заводское оборудование и гражданское население города переправляли на левый берег Волги.Раненых передавали медикам, а эвакуированных из разных районов страны, старались, как можно быстрее отправить дальше.
Перед посадкой на корабль нас привезли в бомбоубежище под драматическим театром имени  Горького. Там была кухня, где раз в сутки кормили горячей пищей и выдавали по 200 граммов хлеба.
Обстановка на волжском берегу мало чем отличалась от той, что была в одесском порту. Во время посадки фашистские летчики с предельно малой высоты начали расстреливать людей.
Так продолжалось и в пути. Мы плыли на тихоходном волжском пароходике с гребными лопастными колёсами. Он был легкой добычей для вражеской авиации.
. Охотилась она и за буксирными судами, которые вели навстречу нам баржи с призывниками. Провожать их выходила вся родня. Женщины махали платками, надрывно кричали, поднимали над головой малолетних детей.
…После месяца изнурительного пути мы добрались до Перми. Город тогда носил имя  Молотова, и через него с Юга и Запада страны прошло несколько миллионов эвакуированных и оборудование сотен предприятий.
Эвакуационный пункт круглосуточно принимал и «обрабатывал» нескончаемый поток людей, забывших, что такое нормальное питание и мытье. Мало, кого минул педикулез - вшивость, которая  издавна была спутником войн и массовых переселений.
Тем, для кого этот город был конечным пунктом эвакуации, выделяли «угол» за счет уплотнения местных жителей. Мы, транзитные пассажиры, получили хлеб, крупу, сахар и масло..
В тяжелейший период начала войны в городе был создан адресный стол, благодаря которому десятки тысяч семей, в том числе и наша, сумели найти своих родственников..
Эвакуация вошла в историю Великой Отечественной войны. По этому поводу известный английский журналист Александр Верт, всю войну находившийся в Советском Союзе как корреспондент Би-би-си и газеты "Санди тайме", писал: "Повесть о том, как предприятия и миллионы людей были вывезены на восток и в кратчайший срок восстановлены, - это прежде всего повесть о невероятной человеческой стойкости"
Как известно, в самые тяжелые первые месяцы войны за эвакуацию отвечал в правительстве А.Н.Косыгин. Это стало незабываемой страницей перестройки экономики на военный лад и сохранения самого ценного в государстве - людских ресурсов.
…Спустя годы, мне, как корреспонденту «Радио-«Маяк», довелось освещать визит Алексея Николаевича на Урал. Поразила его манера общения с рабочими Уралмашзавода, неподдельное внимание к словам людей, которые говорили ему о самом насущном.
Так вел себя человек, который дольше всех возглавлял правительство в истории  российской империи, СССР и Российской Федерации.
                    Малая родина    
С сентября 1941 года Урал, который был конечным пунктом эвакуации, стал для нашей семьи  малой родиной.
Дорога со станции Въюхино Свердловской области в деревню Бобровка шла через смешанный лес. После изнурительно долгого пути под бомбежками и обстрелами он казался неестественно тихим
Стояла золотая осень. Птицы уже не пели, а лишь перекликались, собираясь к отлету. Лесная колея  была устлана желтыми листьями, Телега, на которой мы ехали, катилась бесшумно, изредка подпрыгивая на корнях старых деревьев.
Вскоре на берегу пруда показался детский санаторий. Нас встретила мамина сестра с мужем,  бабушка, двоюродные сестры. Как писал вначале, они приехали на Урал в специальном эшелоне, где были дети, больные костным туберкулезом, и медицинский персонал с семьями.
Расставаясь с родственниками в Одессе, мы не  были уверены, что еще встретимся. Взрослые плакали, вспоминали наших мужчин, ушедших на фронт. Писем от них не было…
                    Недетский вопрос            
Поселились мы в деревне Бобровка, которая  похожа на многие уральские поселения Плотина, Мост через реку. Несколько улиц  и разрушенная церковь на площади.
«По просьбе трудящихся» в 1936 году с нее сбросили колокол и закрыли. Остальное сделало время.
«Градообразующим» предприятием в деревне  (ныне поселок) был изоляционный завод, куда поступили на работу папа и мама с сестрой. За плотиной территорию завода пересекала узкая речка, которая в этом месте бурлила и пенилась, как горный поток.
В старину тут стояла мельница купца Иванова, которая была своеобразным центром притяжения, а завод стал главным в судьбе деревни и навсегда остался в памяти нашей семьи.
Шел третий месяц войны, а горя у всех было так много, что казалось, она идет давно-давно. Встречаясь у колодца или в магазине, жители деревни спрашивали друг друга, нет ли писем с фронта.
Часто из домов доносились рыдания. Это означало, что пришла «похоронка».
Война так глубоко врезалась в память, что недавно словно подтолкнула руку, и я написал стихотворение «Детский вопрос», Оно заканчивается таким четверостишьем:
С тех пор не ясно мне одно,
Вопрос свой маме задал рано:
Зачем под музыку в кино
Воюют люди на экранах?
Мальчик приехал с войны                                                    
Деревянная начальная школа стояла на въезде в деревню. Запомнились плевые цветы на подоконниках в классе и до блеска навощенный (натертый воском) пол в коридорах.
Некоторые ученики, не будучи родственниками, носили распространенную в деревне фамилию Шмелевы. Когда учитель, глядя в классный журнал,  называл ее и приглашал к доске, все однофамильцы разом пригибались к парте.
По одежде деревенских ребят (часто больше на