Сказка о времени

В коридоре неуклюжей запятой упал рюкзак, вспыхнул свет, тихо стукнули подошвы скинутых ботинок. Анна опять вернулась с работы поздно.

Коридор стоял на удивление спокойно, хотя уже неповоротливому  перед сном сознанию Анны показалось, что он должен бы был оживиться и повилять ободранным кончиком обоев при возвращении хозяйки. Проходя в ванную, Анна помахала обрывком и тихо, немного криво улыбнулась. Бумажная тень размахнулась на полстены, изламываясь в тёмный провал комнаты.

Горячей воды не было. Анна не удивилась, даже не задумалась, видела ли она объявление у тяжёлой, недружелюбной двери подъезда. Подставила ладони под ледяную струю, обтёрла влажными руками лицо. Несколько непослушных прядей выпало из-за ушей, нырнув в воду; Анна автоматическим движением выключила кран и, нарочно высоко поднимая локти, чтобы не видеть своего отражения, заправила волосы за уши и ушла из ванной и из зеркала. Чтобы оно не обиделось на то, что она не взглянула на него. «Зеркала, наверное, все с огромным самомнением: все смотрят на них и прихорашиваются. Зачем его обижать?»

Она не стала включать свет на кухне. Контуры предметов были подмыты тенями, белое матово светилось, неровные шаги босых ног по холодной плитке странным ритмом отзывались в тишине. На несколько секунд на стол бросился многоугольник холодного, холодильного света, бликуя по вещам, сузился и потух. Анин силуэт забрался на подоконник. Без света на кухне отражения почти не мешали смотреть за окно. Взгляд, не останавливаясь, сам собой нырял дальше. Сверху открывалась уличная галерея – дома выглядывали и выныривали дуг из-за друга, светясь мягкими и прохладными окнами, углубляясь в сумерки и фонарные огни; где-то внизу пересекались оранжевые нити улиц со смутным пенистым обрамлением почти невидимой, потемневшей ночью зелени. От стекла веяло холодом; дыхание белело расширяющимся и сужающимся пятном. Окна тысяч людей и фонари десятков улиц бросали свои отблески в тёмную квартиру.

Анна очнулась, казалось, за полсекунды до звона упавшей вилки, вздрогнула и, соскользнув с подоконника, пробралась в комнату. Она даже не стала расстилать кровать – легла так, на спину, краешком сознания думая, что провалится в мягкий, тёплый, изнурённый сон после секундной белизны потолка между полуприкрытыми веками. Но потолок белел долго и почти грустно, с расширяющимися обрезками света от каких-то далёких машин. Распахнулись глаза, испуганно ёкнуло под ложечкой. Если не свалил усталый сон, то сейчас начнётся долгая, одинокая, страшная бессонница, с ярким светом и молчащим телефоном, с кружащимся сознанием и головной болью.

Анна инстинктивно сжалась, как будто в ожидании удара. Так уже было, сотни ночей, и каждый рас с почти новой резкостью. Мысли вынырнули из полусна, побрели по сегодняшнему дню, перетекли на вчера, позавчера… Где-то, затерянный несколько дней назад, забрезжил выходной. Как, что, что там было? Был семейный обед и одинокий поздний вечер, за шуршанием страниц и перед мерцающим в темноте экраном, с автоматическим нажатием клавиш и вечными поисками. Чего, для чего?.. «Так должно быть, - заворошилось. – Должен же быть отдых, должен быть поиск». – «Зачем? Нельзя, так нельзя… Нужно чётко знать, что делаешь. Нельзя терять время».

Нельзя терять время. А что она делает? На работе, дома, в дороге, схватившись за ярко-зелёный автобусный поручень и, близоруко щурясь, пробегая глазами какую-то приклеенную к стеклу бумажку – мелким шрифтом, как будто специально для того, чтобы пассажиры никогда не узнали, что же они обязаны делать под пунктами с тройными номерами? Аккуратно наступая на трещины в асфальте и считая шаги, часами засыпая в сумерках под наплывом мыслей?
Начались укоры воспалённой совести, задёрганной и запихнутой куда-то во время рабочего дня, укоры Анне и самой себе. «Сейчас пойдёт глубже. Сейчас пойдёт выше и выше, до вселенских масштабов, где очень многое становится до неузнаваемости бесполезным». Какой-то бессознательный инстинкт самосохранения подтолкнул Анну; она резко встала и, больно ударившись плечом о дверцу шкафа, достала аптечную коробку. Опустилась на колени и стала перебирать безликие в темноте коробочки раньше, чем поняла, что её руки ищут снотворное.

Это было настолько реальным в воображении, что Анна не сразу осознала, что лежит, сжимая в кулаке ворсистый край покрывала. Усталость не дала подняться; как в полусне, когда хочется пить, порой кажется, что уже встала и глотнула прохладной воды, - начинает саднить сухое горло, и понимаешь, что лень и сон всё ещё держат на месте. Почти пустынные миражи поплыли перед глазами.
Уже наяву Анна осторожно, неловко поднялась на ноги и почти тенью пересекла комнату. Дверца шкафа размахнулась и ударила по плечу. С тихим картонным «ток» на пол опустилась коробка.

Кровь отхлынула от лица: сзади кто-то есть. Замирая, неровно дыша, она обернулась – но в нагромождении силуэтов никого не было видно. Не было полной темноты – небо в это время будто подпалено фонарями раскинувшегося вокруг города так сильно, что почти не видно звёзд; но сложно было что-то разобрать или увидеть. Что это за громада? Там не было тени днём. Что за кляксы и угловатые силуэты на балконе? «Детский страх». Но страх был, сильный, леденящий, перехватывающий дыхание.

Медленно, аккуратно прокрасться по комнате, споткнуться, закусить губу и включить свет. На секунду Анна почти ослепла и, моргнув, лихорадочно охватила взглядом комнату. Резкие ночные тени прыгнули по углам, уныло откинулась открытая дверца шкафа. Заглянуть за кровать? Поискать на балконе?
Что-то будто ахнуло вниз, и Анна вдруг увидела у себя в руке ключ. Рука проворно повернула его в замке и положила в карман пальто. Ноги вынесли в облитый бледным светом лифт, вниз по ступенькам и за тяжёлую дверь, в осенний холод.

Ночь уже давно вступила в свои временные права, изредка завывая автомобильными сигнализациями, лая у гаражей и гоняя по асфальту сухие листья, обёртки и бумажки, как бы случайно обдавая холодом прохожих. «Слишком пусто, слишком опасно и страшно», - шепнул внутренний голос. Анна побежала на остановку, боясь взглянуть вверх на свои окна: вдруг кто-то безмолвный смотрит из её квартиры, придерживая одной рукой шторы. Обязательно придерживая шторы, ленивым движением, касаясь предплечьем стекла.

Автобус рядом светящихся окон на удивление быстро приполз из-за поворота. Внутри было всего несколько человек; Анна по привычке не посмотрела на них, но где-то краешком сознания отметила: молчат. Громкий разговор растравил бы дремоту и перетянул бы на себя фокус внимания.

Снаружи отражение салона было ярче фонарных улиц с тёмными промежутками дворов. Глаза устало болели; Анна прикрыла их, но на каждой остановке тревожно вскидывала взгляд. Движения было на удивление мало; немногие прохожие скрывались в тенях, как будто специально прячась от чужих глаз.
Почти свалившись вниз по ступенькам и перебежав дорогу вместе с резкой тенью от фар притормозившей машины, в облаке удушающих выхлопов отъезжающего автобуса, Анна остановилась. На колючем ночном воздухе сознание немного прояснилось, и подсознательный страх, потащивший её сюда, слегка отхлынул, как океан в отлив. «Куда, зачем? Что я, с ума сошла?.. Бежала же куда-то… Куда-то надо…» Куда, зачем – провалилось в окружающую темноту. Анна, рассердившись на себя, встала у остановки. Обратно домой.

Грубой музыкой прогрохотала машина. Кто-то прошёл мимо, покачиваясь и чуть не задев Анну; пахнуло табаком. Анна в отвращении отшатнулась и сама едва не натолкнулась на кого-то. Ноги понесли прочь. Она остановилась у тяжело замахнувшихся дверей метро. Неужели она шла на работу? Что за глупость, там же нет никого в такое время. Глупо. Странно и глупо. Анна развернулась и пошла по улице. На лицо и складки пальто падал разноцветный магазинный свет: то золотистый, то красный, то мертвенно-неонный. Под ногами был неровный, в пятнах и трещинах асфальт. Улица оживилась; прохожие муравьями огибали Анну, пронося обрывки разговоров. Проплыл громкий смех, простучали каблуки, мелькнул велосипед. Кто-то разговаривал то ли сам с собой, то ли с телефоном, опустив голову и взмахивая руками. На углу протягивались руки с рекламками.

На перекрёстке Анна остановилась и огляделась. Кто поворачивал и проходил дальше, кто задерживался на пересечении улиц в ожидании зелёного огонька, слегка замедляя муравьиный маршрут. Где-то слева было тихо и спокойно; и Анна, не задумываясь, толкнула стеклянную дверь и провалилась в светлое и просторное помещение со множеством мелких движений. Как только дверь захлопнулась, шум улицы оборвался, как выключенный на длинной ноте магнитофон. Воздух заполнился щёлканьем и тиканьем. Это был часовой магазин.

Болезненно щурясь, как голодный при виде лоснящихся искусственных фруктов, Анна медленно пошла вдоль стены, перескальзывая взглядом с циферблата на циферблат и стягивая перчатки, – даже не попыталась вспомнить, когда их надела. В голове был туман. Было сложно дышать. «Мысли толкались и высовывались вперёд; обычные фильтры, откидывающие менее нужную информацию, захлебнулись: отвлеклись от внешнего, попытались помешать мысленной толчее и не смогли, и в результате бардак воцарялся на границе как с подсознанием, так и с внешним миром». Такое объяснение она сама придумала позже, проводя кончиком пальца по металлическим листьям; объяснение, странное для сумасшедшего своей логичностью, а для обычного человека – отсутствием логики.

Равномерное движение маятников, плавно поворачивающиеся и резко дёргающиеся стрелки легко заполнили поле зрения. Кто-то прошёл мимо, на секунду вновь впустив уличные звуки в магазин, и заглушив их стеклянным дверным хлопком. Мягкая синхронность часов слегка успокаивала, почти гипнотизировала; сама того не замечая, Анна стала покачивать головой в такт маятникам.

- Вам подсказать что-нибудь?

Анна инстинктивно поняла, что обращаются к ней, и, не оборачиваясь и не задумываясь, спросила:

- У вас есть время?

Часовщик удивлённо оглядел её, приподняв очки и собрав в складки старый лоб. Пальто на Анне было старое, но аккуратное; бережно зачёсанный хвост растрепался, чуть отклоняясь в секундном ритме; из одного кармана бессильно свешивала чёрные пальцы перчатка. «Сумасшедшая?» - «Вроде бы не шутит».

- Ну, как же… Найдём что-нибудь, - сказал часовщик задумчиво, скрываясь за прилавком.

Анна обошла комнату по кругу, мельком глянув на скучные наручные часы и вновь остановившись около стенных. Наклонилась, чтобы заглянуть в золотистое зеркало маятника, когда её окликнул вернувшийся продавец. Анна подошла к прилавку, не отрывая взгляда от его жилистых старческих рук.

- Возможно, это то, что вам надо, - сказал его слегка скрипучий голос где-то выше того, что он держал.

Это были простые небольшие песочные часы на витой подставке, витыми металлическими листьями всколыхнувшейся вокруг белого песка.

- Здесь ровно час. – Часовщик говорил медленно, с мягкими интонациями, то и дело взглядывая на Анну поверх очков, но уже ничуть не опасаясь. – Но дело не в этом, а в том, сколько раз