Дрова

                                                                            Вбегает мёртвый господин
                                                                                                                       И молча удаляет время.

                                                                                                                       А.Введенский

сегодня действительно есть о чём написать. правильно говорят, что Бог любит троицу. очень любит, теперь понимаю я это ибо явилось кое-что ко мне. что-то такое неожиданное и оригинальное, что никак иначе, кроме как "кое-что" и назвать-то нельзя. но, может, и ни к чему это вовсе, название-то. всё это слишком человечно - имена-то давать, а тут дело другого сорту совсем.
так вот, возникла такая картина передо мною. вот как вот святой живёт? ну то есть, человек великих дел, который за жизнь свою успел такого наделать, что когда говорится только его имя одно где-нето, то сразу же и образы у всех повсеместно встают в головах, что-то большое, может быть светлое, али черно, аки ночь, да и не важно сие, коли что-то такое встаёт. раз уж такое случается с человеком, значит он чего-то такого да натворил. а тут вот встаёт он, один-одинёшек, рано с утра, спешит на работу...
он, может быть, ещё и сам-то не ведает, что святой, вовсе себе другое разумеет, ходит по офисам или стройкам, перекладывает с места на места то ли бумаги, то ли кирпичи, курит, смеётся, сплёвывает, а сам может быть уже скоро, или вообще вчера даже, мир перевернул вверх тормашками. такие они, святые эти. заранее себя и не опознают. потом только, как снег на голову - ррраз! - и свершилось! и поминай как звали, куда посылали, за что отругали и чем побивали. ужас уж просто как всё внезапно, а вместе с тем и просто!
так вот, в этом офисе, или на стойке, святой наш, однако, не сильно святится, работу работает, улыбается иногда, руки и шею разминает, коли устали они, смотрит в глаза, но не часто. убеждённо старается не уснуть. ну да, чем же святой лучше нашего, что же ему, и на работе не спать? не дождётеся. но он старается. держит себя, из рук вон плохо, но держит, однако. остро чувствует что-то, сам не знает что, оттого и не верит, что чувствует. только по дороге, из дома да в дом, некое действо в нём происходит, что не исчезнет ни ночью, ни днём. об этом подробнее.
стоит заметить дорогу егойную, очень занятную чем-то таким, метафизическим и трансцендентненьким, однако ж попробую я объяснить. природа святых во миру таковая, что даже и ежели место работы оного на другом конце города находиться будет, тот всё равно, пренебрегая маршрутками, будет ходить туда лишь пешком. туда и обратно. почти каждый день (порою случаются катаклизмы - ведь и Ниагара во льду раз за век). а дорога прямая, независимо от количества поворотов и резкости сиих. и идёт вот этот человек, идёт, улыбается, что-то своё катастрофически соображает, идёт и разрушает на каждом шагу кристаллические решётки собственных дней. всё происходит словно во сне. всё возгорает подобно звезде. горит и коптит. человек улыбается. так и идёт. хоть горит всё внутри. приходит на место - во тьме растворяется, приходит домой - зажигает огни.
страшней всего ночью. святому ведь спать не положено. он ходит кругами в квартире, в которой никого больше нет. огонь к тому времени чуть утихает, оттого хуже видно предметы. на них натыкается он, больно бьётся головой и ногами. в окна заглядывает - там тоже не горят фонари. зато выпадает снег, которого не видно из-за темноты. но святой с ним знаком. они со снегом давние друзья отнюдь не по переписке. и вот он ходит-ходит по квартире из угла в угол, тщетно пытаясь что-то открыть, то ли дверь, то ли сердце, ходит и ходит, и ногти грызёт, нервничает до чёртиков, страшно ему вдруг опозориться на глазах... никого. уже после полуночи выходит на балкон, не курит, давно бросил, стоит и принюхивается - может быть...
может быть снег станет таять? подсвечу-ка ему зажигалкой. помогу. может быть даже целою папиросой подсоблю. пусть он погреется. пусть будет так. пусть разжигают костры хоть на самой на площади! пусть поолыхают пожары в каждом в окне! чур в моём - первом! пусть всё начинает таять. я очень хочу промочить свои ноги с утра, пока иду к себе в офис, хотя скорее на стройку.

                                                                                                                     Все живут предметы
                                                                                                                     Лишь недолгий век,
                                                                                                                     Лишь весну да лето,
                                                                                                                     Вторник да четверг.

                                                                                                                     А.Введенский.

этот день всё-таки настал. не то чтоб я был удивлён сильно, я осознавал до мельчайших деталей, что придёт он всенепременно, однако, как и всегда в таких случаях, не веришь в такое, ну, очевидное, будто оно и совсем быть никак не могёт. а потом вдруг случайся. и живи тут, расхлёбывай.
так вот, приключилось. всё стало превращаться в пустыню. вещи, события и даже люди в этом таком вот болезненном миру вдруг стали рассыпаться в песок, образуя дюжую пустыню. очень странную, надо сказать. не знаю с чего решил бы сие я, однако решил уж, что пустыня сия как бы из разбитых песочных часов нафасована, многие мили песка из часов. наверно, не так всё, я даже уверен, однако уж очень образ красив, символичен и страшен. так пусть будет так! песок из часов - он ничем ведь не хуже.
так вот, всё начало вдруг рассыпаться. первый раз ощутил я сие, погладив кота. он долго орал на меня с претензией, всё чего-то хотел, то ли ласки, то ль жрать, и крутился меж ног, куда я не пошёл бы, было очень непросто мне тут не упасть. и вот, опустившись до уровня кошки, что-то такое ему говоря, рукой чуть коснулся, погладить чтобы, а он заглянул мне в глаза и превратился в песок.
песок, причём, довольно своеобразный. даже если забыть на мгновение, что он из песочных часов, то всё равно было много такого в нём, что чувствовалось очень нездешним. вот например - у меня дома холодно. не топют уже, а весна не дошла. оттого померзали, и я, и котейка, всё в шубах сидели, да газ смело жгли, чтоб погреться. и вот, от мороза, бывало, руку приложишь к столу, например, и холодно пряму, всего передёрнёт, так и уйдёшь от стола куда-нето. а песок этот был никакой. он не был холодным, не было горячим, какой-то как будто бы без своей собственной температуры, будто б моё тело решало её. от подобных событий руки не мёрзнут, это конечно, но как-то от них всё ж не по себе. как-то подленько.
а на вид этот песок был такой, как будто бы на него никогда не попадали лучи солнца. даже когда положишь его на солнце, всё равно он будто в тени. серый какой-то, угрюмый, совсем уж не родственный, даже немного словно смотрящий прямо в тебя. но это уж так, несерьёзно.
и вот, когда это случилось с котейкой, я вдруг осознал, что приходит оно. какое "оно"? - а хрен его знает, но явно не радостное существо. я не удивился и не испугался, давно уже чуял, что скоро придёт. и стал я прощаться со снегом балконным, что много растаял от моих папирос, что так мне помог стать небесполезным, что плавился, яро взывая весну. пока я прощался и он превратился в безличный, безжизненный, хилый песок, закрыл я глаза и удалился, дальше пошёл, в свой лесок на часок. лесок был холоден, был неподвижно, только под ветром чуть-чуть завывал. я стоял на пороге, хотел шагнуть дальше, но понял, что лучше пойду поскорее домой.
полянка моя превратилась в пустыню, под каждым шагом моим появлялись новые битые часики, и всё, всё вокруг заметало песком. было очень горько двигаться дальше. пару раз по пути я даже падал на колени и рыдал горькими слезами. очень совестно так вот рушить мир. последние ироды рода человеческого так не поступали, а я удосужился. что же теперь? а вот и ничего! совсем ничегошеньки! голый песок в четырёх сторонах и ничего больше. и солнце сияет. холодное, синее, словно февраль, словно морозит, а даже не греет, ужасное солнце, тихий кошмар. хотя и не холодно. просто никак. что ещё хуже. поругаться ведь не на что, не то что смеяться. вот это бардак!
я шёл очень долго. а может не очень. в пустыне что день, что неделя, что век. и то же с секундами - попробуй поймай там куда они ходют. иль ходют по ним. иль вообще всё на месте и вечно не сдвинется, сколько б шажочков ты не прошёл, хоть квадрилион - всё одинаково, всё - бесконечный беспечный дурдом! нет уж, увольте! я знаю законы, что были даны нам природой вовек - ничто здесь не вечно, и даже не долго, можно здесь запросто сделать побег! я понял сие и уж кинулся прочь тут, но спохватился, нашёл другой путь. между югом и западом, севером прочим я выбрал дорогу весёлую - вверх. и улетел.
и вот теперь стою перед этой дверью. за ней нет никого, это я знаю. и мне нужно зайти туда, это я тоже знаю. там вроде как комната мне новая, как бы дом что ли. с котом, лесом, дорогами, ещё всяким интересным и замечательным, не пустынным ни разу. вот и надо бы зайти. а я всё хожу взад-вперёд перед дверью, что-то никак всё решить не могу заходить. ведь страшно же, ну! я ж понимаю что всё это значит. что за пустая пустыня, что есть за дверь. она ж прямо светится. ничего не поделаешь. коли пришёл, так уж и входи.
дверь отворилась не очень легонько. я вышел в неё. и стало светло. так я выздоравливал отсюда.