Цербер...

    Пёс был настоящим Цербером. Даже в прямом, а не только в переносном смысле этого слова. Придумали же деревенские фантазёры такое имя тогда ещё совсем маленькому и добродушному щенку. Откуда-то выкопали его и как-то доплыло оно из древних Греческих преданий в далёкую сибирскую деревню. А когда пёс повзрослел, заматерел, тогда и внешность у него тоже стала очень подходящей для такого имени – огромный лохматый кавказец-полукровка, со взглядом не до конца прирученной собаки Баскервилей. Может быть если бы у него было другое имя и характер был бы мягче, покладистей? Кто же теперь знает? Но и у такой внешне страшной зверюги внутри вне всякого сомнения было большое сердце, бурлящее горячим кровотоком любви. Правда, любил он в этом мире только одного человека и то женщину, свою хозяйку Галину, а остальных домочадцев просто терпел как назойливую неизбежность. Любил он её страстно и самозабвенно. Просто поразительно было видеть, как этот грозный, покрытый густой шерстью монстр становился ласковой ручной собачкой, стоило хозяйке проходя мимо потрепать его по вздыбленному загривку. Он беспрестанно за это целовал ей руки, страстно вилял своим разлохмаченым как метла хвостом, забирался своей огромной мордой под короткую юбку облизывая ей круглые колени и вёл себя, как безумно влюблённый в королеву юный паж. Всем своим видом он показывал – «я твой навсегда, я сделаю для тебя всё что захочешь, только будь рядом со мной, гладь меня и смотри на меня…». Стоило однажды Андрюхе неосторожно приобнять хозяйку за плечи на глазах у пса, как он мгновенно и неожиданно рванулся всем своим немалым телом в сторону обнявшей руки и, если бы не толстая кованная цепь, накрепко прибитая стальной скобой к стене дома, и не крепкий широкий кожаный ошейник с шипами, то кто знает, чем бы закончилось такое проявление ласки? Ведь рванул так, что даже стена заметно дрогнула, силищи немеряно. Зубы у него были – будь здоров, особенно впечатляли грозно торчащие пятисантиметровые клыки. Он же и руку мог перекусить в один приём. Ревновал он её так, что ли?

    Но это, пожалуй, был единственный самец в доме, который её так рьяно ревновал. Муж Галины Николай к этим вопросам относился совершенно аморфно. Он был самым простяцким работягой-трактористом и ему видимо было не до ревности и не до других вредных для здоровья эмоций. Он таким и запомнился, в вечно промасленной чёрной робе, пыльных кирзовых сапогах и с руками, испачканными никогда и ничем не отмывающимся мазутом. Вставал на работу он очень рано, приходил совсем поздно, был предельно молчалив и спокоен. Он был просто ненормально спокоен. В те немногие выходные, которые приходилось ему проводить с семьёй дома, он тоже занимался чем угодно, только не женой. Брал топор и уходил во двор править заборы, копать огород или ремонтировать сараи. Или пригонял ко двору свой видавший виды помятый и обшарпанный до стального блеска гусеничный ДТ-75 и занимался ремонтом прямо у двора, обложившись по периметру огромными гаечными ключами и болтами. Выпивал в меру, только по очень большим поводам, веселиться и отдыхать не умел и вообще было удивительно, как и когда они умудрились такими темпами сделать двоих детей? И сначала вызывало сомнение даже его умение разговаривать. «Да» и «нет» были в его лексиконе основными словами, и то нечастыми.

    Вот поэтому Андрюхе и было неудивительно то внимание, которое Галина проявила к нему с самых первых дней знакомства. Что-то даже немного покровительственное сквозило в её поступках. Хоть и был он стеснительным, но общение с женщинами ему удавалось легко. И его мягкая стеснительность им тоже импонировала. Лёгкий румянец на щеках вызывал полное сочувствие и соучастие. Спасала общая начитанность. Годам эдак к семнадцати он прочёл всю школьную, а потом и немалую деревенскую библиотеку, да и большую часть районной тоже. И это часто выручало в минуты затруднений, какой-нибудь аналог поведения в трудной ситуации всегда услужливо выплывал из памяти.

    Всё начиналось в сельском клубе, которым она и заведовала. Это была очень скучная и нехлопотная должность. Уж очень маленькой была деревня. Народа обычно никогда не было, днём клуб глобально пустовал от скуки перекидываясь из угла у угол эхом редких проезжающих по улице машин, и только вечером немного наполнялся тихой жизнью. Десяток-полтора посетителей на просмотр киносеанса считались большим достижением. Если фильмы не были индийскими. Тогда конечно! Тогда на свет божий выползали даже бабки, которых все уже давно похоронили. Ну и ежеквартальные смотры деревенской художественной самодеятельности, которые приходилось вытягивать силами народного хора, состоящего из полудюжины старушек-энтузиасток, духового оркестра из шести человек, которых никогда было не собрать вместе и небольшой одноэтажной школы-восьмилетки с полуукомплектованными классами. Там участие в самодеятельности было обязательным. Так что основной задачей заведующей клубом было содержание здания и помещений в приличном виде. Покраска, побелка, уголь для кочегарки на зиму. По-моему, это было не очень трудно. Андрюха ни в каких кружках участия не принимал, к самодеятельности был равнодушен, а в клуб часто ходил из-за библиотеки, которая была в том же здании. Читать научную фантастику было единственным нескучным занятием в эти месяцы вынужденного ничегонеделания. Да ещё можно было от скуки покатать в одиночестве шары на биллиарде, стоящем в фойе. Тренируя глазомер и руку. Сами шары, установочный треугольник и кий, во избежание внезапного исчезновения хранились в гримёрке под ключом у заведующей, так что вольно или невольно приходилось обращаться к ней.

    Как-то незаметно она стала часто просить его об мелких одолжениях. Почему-то сразу стала ему безоговорочно доверять. То помочь привезти из района новый усилитель (выделяемые на культуру деньги нужно было срочно оприходовать), то выставить по уровню древний биллиардный стол, то навести порядок за кулисами и разобрать и выбросить в угольный сарай стоящий в приклубном парке уже давно никому ненужные декорации, оставшиеся от старых спектаклей. За это был обещан дружеский чай с беседой и свободный доступ к вожделенной электрогитаре. При этом обычно выбирала время, когда в клубе минимум народа и максимум тишины. Когда он что-нибудь делал, она с удовольствием дымила болгарскими сигаретами под вывеской «Курить категорически запрещено, штраф три рубля», нависая над ним своими массивными половинками груди, выпирающей из тесной кофты, рассказывала не совсем приличные анекдоты, заливисто смеялась в ответ на рассказанные им и шутливо, как бы случайно толкала его своими немалыми бёдрами. Похоже было, что она старалась вести себя с ним на равных. Такие отношения со взрослой женщиной были ему внове и немного интриговали. С полгода, наверное, всё это тянулось. Всё чаще и чаще он стал ловить себя на мысли, что ему очень приятны эти сильные и заманчивые прикосновения и в ответ тоже шутливо отталкивал её, одновременно крепко, но осторожно сжимая в объятиях. Она была такой тёплой и упругой, что руки невольно задерживались на её теле, не торопясь разжиматься. Но всё ещё стесняясь открыто прикасаться к тому, прикосновение к чему, по его мнению, может обидеть замужнюю даму. Мало ли что у неё на уме? Это была как бы такая дружеская игра, немного грубоватая и простая, но зато без лишних затей и излишней скромности. Хотя в такие моменты всё внутри замирало и голова кружилась от удивительных мыслей.

    Вот так однажды он и попал в ловушку, когда в тесном коридорчике за кулисами, прижимаясь к нему кофточкой с глубоким вырезом, она сказала, насмешливо улыбаясь ему в глаза:
    - Ну, положим, обнимаешься ты хорошо, только несмело! А целуешься так же? Что-то не замечала, чтобы ты с кем-то дружил. У тебя что, и девушки нет?
На такой вызов нужно было ответить по-мужски. Доказать, что ты уже мужик!
Целоваться он не умел совсем, но чтобы не ударить лицом в грязь, внутренне сжался и неумело прижался к её губам, плотно стиснув свои.
    – Эээээ… Да ты совсем ещё телёнок, - обидно сказала она, - придётся за тебя взяться! – встав на цыпочки и крепко обняв за плечи, почти на минуту приникла большими сладкими ярко-алыми губами и языком, оставив ощущение ароматной густой маслянистой помады и лёгкое послевкусие недорогих сигарет. От этого слегка закружилась голова. – Вот так уже лучше! - весело сказала она, откидывая голову и стрельнула глазом, подмигнула, всколыхнув целую волну жара в его груди своими большими пушистыми ресницами. Андрюха влюбился сразу. Он и так был уже к ней давно неравнодушен, но этот первый поцелуй окончательно пробил знойную медовую рану в его томящемся нежностью сердце.

    Деревенская жизнь не предполагает суеты и спешки, но в таком возрасте хоть и летит время быстро, а всё равно хочется его немного поторопить. Этот незначительный эпизод так запал в душу, что назойливо всплывал в памяти с периодической регулярностью тысяча раз в сутки. И даже снился ночами, такими горячими во сне были губы и ласковым язык, что не хотелось просыпаться. Галина при встрече только улыбалась и загадочно щурила свои сверкающие глаза. От этого в душу вплывали сомнения, а сердце щемило от сомнений и неизвестности.

    Лето полыхало над землёй и раскрашивало небеса в голубые и оранжевые оттенки заката и догорающей зари. Поздно вечером закончился какой-то незапомнившийся фильм, немногочисленный народ, немного поговорив в фойе, медленно поодиночке и парами растёкся по едва освещённым улицам и Галина, проверив замки запасного выхода, долго возилась с входным, тоже намереваясь направиться в свой личный мир, где по квартире разливались запахи борща, играли дети, дремал на кресле чёрный огромный кот, мирно что-то бормотал телевизор, а тёплая постель была похожа на вечную цветочную нирвану.
– Ну и что ты стал в сторонке, - окликнула она Андрюху, ждавшего её на лавочке в тени акаций, - иди помоги хрупкой женщине, видишь с замком мучаюсь, примени свою мужскую силу! – в голосе её звучала и лёгкая ирония, и превосходство более опытного человека, и скрытое предложение быть смелее. Замок на двери действительно был коварным и непослушным, потому что за свой век умудрился пережить почти десяток заведующих клубом и не меньшее количество художественных руководителей, отличавшихся завидным пристрастием к вермуту и портвейну. Этот факт очень явно однажды вскрылся при ремонте пола в кабинете, там была обнаружена гора пустых бутылок накопившаяся за это время. Их было там больше тысячи. Бутылки из под этих напитков в ту пору не принимали в пунктах приёма стеклотары, поэтому худруки и коллекционировали их, спуская в дыру когда-то вырезанную для кошки.
    Так что призыв был не пустой просьбой. А то, что он частенько дожидался её, чтобы перекинуться на прощание парой слов, она уже давно заметила и привыкла. А после того, когда она его поцеловала, уже несомненно и о его чувствах догадывалась. Только играла как кошка с мышонком, сама ещё не решив – съесть его сразу или помучить и бросить? Сначала от скуки наверное, чем ещё заниматься в