людей Василя сняли с коня и положили на телегу, взятую из обоза бывших пленных. Горбунья сноровисто расстегнула панцирь Василя. Под ним вся рубаха и тряпки, которыми была перевязана его грудь, были в кровавых пятнах. Увидев это, Владух схватил вожжи:
- Нечего здесь делать. Поехали ко мне на двор.
Телега тронулась, а горбунья, прихрамывая и отбегая иногда в сторону и срывая траву, торопливо догоняла телегу. На своём подворье Владух остановил лошадь:
- Сухота, неси чистые тряпки. Василь ранен. И давай собирайся, нечего нам здесь больше делать. С народом поедем.
Сухота вбежала из дома. Посмотрев на бледного Василя, взмахнула руками. - Сейчас я. – И опять скрылась в доме.
- Воеводой у нас был. – Пояснил Владух. – Эх, как его побили!
Горбунья осторожно снимала с Василя окровавленные тряпки. Последний слой тряпок прилип к ране Василя на правом боку. Левое плечо у него сильно распухло. Горбунья осторожно своими пальцами пробежалась по плечу и руке Василия, ощупывая всё внутри. Из дома выбежала Сухота и принесла чистую льняную материю:
- Вот, перевяжи!
- Подожди, тётенька. У него ещё плечо выбито, кости там поломаны. Вправлять надо. Да и жар у него.
- А ты умеешь?
- Раньше вправляла.
Она осторожно, и в то же время резко дернула за тряпку. Опять выступила кровь. Василь застонал и открыл глаза. Перед его глазами было чьё-то грязное лицо, окаймлённое такими же грязными волосами.
- Сгинь!
- Бредит наверное. – Заметила Сухота.
- Ты кто? – простонал Василь.
- Зимава я. – Ответила горбунья. – Сейчас тебя перевяжу и кровь остановлю. Не волнуйся. Чегой-то от тебя все хазары убежали? Чем это ты их испугал, а? – Она спрашивала, а её руки аккуратно и умело укладывали на рану подорожник и затем обматывали материей грудь.
- Бил я их.
- Знать здорово бил, если всё побросали и тягу… - Зимава повернулась к Владуху. – Я сейчас ему руку буду вправлять, его бы подержать. Это больно очень.
- Ему бы медку для снятия боли.
- Не мешало бы. Да где ж его взять?
- Я сейчас. – Сухота нырнула в кусты и вытащила оттуда крынку. – Вот, Василь, выпей.
- А говорила, что медку у неё нет. – Заворчал Владух.
- А тебе только дай, - всё выхлебал бы. А так вот доброму человеку на дело пригодилось.
Зимава приподняла голову Василя, и он в полусознательном состоянии начал пить. Устав, он откинул голову.
- Ну, дедушка, держи. – Зимава ухватила левую руку Василя и резко дёрнула.
Василь ахнул и потерял сознание, а Зимава ещё ощупывала своими пальцами его плечо, где-то иногда нажимая. Взяв ножны от меча, она, приложив их к руке, обмотала всё тряпкой.
- Пусть так. Как заживёт рука, так сниму. Кто за ним ухаживать то сможет?
- Да мы и будем. – Ответила Сухота. – Чай сосед наш. А то его всю семью: и жену, и сыночка, и брата жены, - всех хазары убили. Один он остался. Кто ж за ним поухаживает, если не мы? Как он теперь, страдалец, жить будет?..
- Каждому дается столько испытаний, сколько он может вынести. – Сказала Зимава. – А я чую, что у него дух сильный. Он слабый был, а хазар не побоялся и одним видом своим их всех перепугал. Он переживёт эти страдания.
- А ты-то, бедненькая, с кем живешь? Спросила Сухота.
- Нет у меня ни кого. Когда я совсем маленькой была, на нас хазары напали. Мама моя меня от них в колодец бросила, чтоб я им не досталась. А родителей моих они убили. При падении вот ногу сломала, да срослась потом плохо, - вот и хромаю. Живу вот, люди добрые помогают, не дают с голоду умереть. А я им хворь снимала, как могла, конечно…
- Да-а, тяжело тебе живётся, горемычной. У нас тоже дочурка была. Хазары её угнали. Вот с тех пор этот, - она кивнула на Владуха, - стал медком баловаться, всё донюшку нашу, - Сухота всхлипнула, - забыть не может. А может, с нами останешься? С горбиком-то кому ты нужна?
Зимава рассмеялась:
- Я этот горб подкладываю, когда хазары нападают. Никогда меня не трогали, а в этот раз… - Зимава не договорила, а рукой из-за спины достала набитый чем-то мешок. – И испачкалась я нарочно. Мне бы умыться… - Попросила она Сухоту.
- Пойдём со мной. Я тебе и сарафан чистый дам, у меня от моей донюшки много чего осталось.
- Вы там мойтесь, да собирайтесь скорей. Нечего здесь прохлаждаться. Все вон уезжают…
- Не брюнчи, успеем. – Сухота увела Зимаву.
Не успел Владух привязать корову к телеге и разместить в ней свой нехитрый скарб, как появилась Сухота. За руку она вела милую, чуть прихрамывающую девушку, одетую в чистый сарафан. Ничто теперь не напоминало в ней ту грязнулю с большим горбом. Волосы её были сплетены в большую косу, а большие ясные глаза на чистом лице смотрели просто и доверчиво. Нельзя было сказать, что она очень красива, но сказать, что она уродлива, тоже было нельзя.
- Всё собрал? – По всему было видно, что Сухота была довольна и своей спутницей, и тем видом, которым она произвела на Владуха. – Сейчас поможем.
Владух заулыбался:
- Хороша девка. Не то, что раньше было.
Разместив на телеге вокруг Василя остальные узелки с вещами, Владух тронул лошадь и на выезде из селения присоединился к таким же обездоленным, ищущим новое место для жизни.
Недалеко от дороги в густой траве стояла корова с молоденькой телочкой и тоскливо смотрела на проезжающих.
- Дедушка, останови! – Попросила Зимава.
Владух натянул вожжи. Корова призывно замычала, увидев остановившихся, а Зимава прихрамывая, подбежала к ней. Она гладила коровью морду, а корова обнюхала Зимаву.
- Милая, да тебя давно не доили. Давайте подоим её!
- Видишь, сердобольная какая. Всякую тварь жалеет. – Сухота достала ведро и пошла к Зимаве. – Ну давай подоим, - всё ей легче будет.
Зимава пристроилась у вымени, и первые брызги парного молока ударили по дну ведра.
- Му-у. – Замычала телочка, почуяв этот запах.
- Сейчас и тебе дадим попить, погоди. – Попыталась успокоить Зимава телочку. А корова, повернув голову и шумно дыша ноздрями, благодарно смотрела на людей.
- Это Владияра корова. – Заметил Владух. – Рог у неё кривой. Видать отбилась с телушкой.
- Дедушка, давай возьмём её. Не оставлять же их. Кто же её доить-то будет?
Владух попытался было возразить, но Сухота решительно его одёрнула:
- Конечно возьмём. – Строго посмотрела на Владуха и повторила. – Возьмём.
Василь открыл глаза, - над ним в голубом небе неторопливо плыли облака. Его чуть покачивало. Повернув голову, увидел: он лежал в телеге, которая, скрипя колесами, двигалась по степи, покрытой высокой травой, достигающей чуть ли не рост человека, и верхушки травы возвышались над бортами телеги, загораживая все остальное от взора Василя. Василь был уже без брони. Грудь его была туго перевязана, и рана уже не болела, а глухо ныла. Левая рука была прибинтована к ножнам от меча, и пошевелить ей Василь не мог.
Он опять прикрыл глаза и стал слушать добродушную перебранку Сухоты и Владуха.
- Сухота, ну плесни медку, а то в горле совсем пересохло.
- Ничего, не помрешь.
- Плесни, а? Все веселей ехать будет.
- Не до веселья теперь. Лучше, вон, лошадью управляй, а то заедешь еще куда-нибудь.
- Медок полезный. Василь, видишь, как от него спит? Плесни, а?
- Ты, чего это, тоже спать собрался?
- Не-е. Я не засну. Я только бодрее буду. Налей медку-то...
- «Налей-налей». - Передразнила Сухота. - Тьфу, забодал уже. Правду говорят бабы, что зануде легче дать, чем отказать... На, вот, пей, живот твой бездонный. Только отстань.
- Вот это дело.
Раздалось несколько булькающих звуков, а затем опять голос Сухоты:
- Ну хватит, бу-удя! Присосался. Дай ему волю, то весь кувшин высосет и оближет изнутри.
- Ну чего ты, чего ты?.. – Зачастил Владух и с наслаждением причмокнул. – И-эх! Хороший медок. Аж тепло по груди пошло. – А затем Владух во все горло заголосил:
- Ой, ёй-ёй, ёй-ёй, ёй-ёй.
Обожрался конь травой.
Обожрался конь травой.
И к кобылке молодой.
Парень это увидал
И подол девке задрал…
Допеть песню Владуху не дала супруга. Она хлестко ударила его по спине ладонью:
- Прекрати, охальник. Путной песни от тебя не дождешься. Так всегда: как выпьет медку, так охальные песни горланит. Тьфу… - Сплюнула Сухота.
И вдруг рядом с Сухотой низкий, и в то же время звонкий голос, вначале тихо, а затем всё громче и громче, начал песню:
- По степи широкой, вдоль реки глубокой
Притоптан ковыль, и клубится пыль.
То полон ведут, - горьки слезы льют.
А в полоне том, – человек сто гуртом.
Девки молодые, да парни удалые.
Степняк волю отобрал и веревкой повязал.
Потеряли волю, - быть большому горю.
Песня летела, разливалась кругом. Вот уже телеги, едущие впереди, а также сзади, остановились, и люди в них и шедшие рядом повернулись и слушали, как поёт Зимава. А в песне рассказывалось, как невольники все разом, сговорившись, бросились с крутого берега в глубокие воды, чтобы не быть рабами.
Песня закончилась. Сухота всхлипнув, утёрла глаза:
- Вот и моя, донюшка, наверное так… Много молодых тогда увели проклятые…
Василь открыл глаза и смотрел, как поёт эта незнакомая девушка, сидящая на телеге рядом с Сухотой. Она пела песню о невольниках, а перед глазами Василя стояли картины с убитым Важдаем и Айбике, с убитым Некрасом и одинокий, красный сапог Богумира. Василь пожалел, что не смог взять с собой этот маленький сапожок: всё-таки какая-то память осталась бы от сына.
Сухота обернулась и увидела, что Василь открыл глаза.
- Очнулся? Вот и славно!
Зимава спрыгнула с телеги и, приволакивая ногу, подошла к Василю:
- На, попей травки.
Настой был горький, но Василь упрямо всё выпил.
- Вот и ладно! Теперь точно на поправку пойдёшь. – Она погладила ему волосы, словно маленького. Но от этой нежданной ласки Василю стало так спокойно, что ему действительно показалось, что силы опять начали возвращаться к нему.
- Ты кто?
- Зимава я. – Просто ответила она.
- Не-е. Зимава страшная.
- Она это. – Влезла в разговор Сухота. - Лечила она тебя, дурня. «Зимава страшная», - передразнила она его. – Видишь, какая ладная. Теперь с нами будет жить. Может вместо дочурки моей радость на старости нам… - Всхлипнула Сухота.
- Песня хорошая, и поёшь хорошо. Душевно. Боль от неё успокаивается. Споёшь ещё потом, хорошо?
- Спою, я много песен знаю. – Улыбнулась Зимава.
После двух дней непрерывной тряски в телеге Сухота начала просить Владуха остановиться жить в каком-нибудь селении, тем более что селения северян стали всё чаще попадаться им по пути. Владух недовольно морщился: всё что-то не устраивало его в этих селениях. Наконец он на окраине небольшой деревни из нескольких домов разглядел стоящие на пеньках колоды с пчёлами:
- Всё, приехали. Давай, Сухота, здесь остановимся. Василь, посмотри какое место красивое!
Василь приподнялся и огляделся:
- Нет, не моё это. Я дальше поеду. А вы, если хотите, оставайтесь.
- Василь, так насчёт коровы-то?.. Ты вроде её мне обещал...
- Раз обещал, - забирай.
Владух быстро отвязал бывшую корову Василя.
- А лошадёнку не отдашь? Как без лошадёнки-то?..
- Ты, диду, моего коня впряги вместо лошади, а её забирай.
- Вот доброе дело старикам сделал. Всё теперь нам легче будет. - Владух бросился к лошади и стал её распрягать. - А ты, Зимава, разве не остаёшься?
- Как я могу Василя оставить, ведь он такой слабый ещё.
- А моя Сухота …
- Помолчи, Владух, - прервала его Сухота. - Езжай, девонька, езжай, да за Василём присматривай. Пусть выздоравливает, спаситель наш.
Телега, запряжённая теперь конём Василия,
