19. Ракета
По прибытии в Луганск я обнаружил, что моя бурса стоит незыблемо, как скала, учеба движется, самолеты летают, мои друзья утюжат на тренировках плац. Но была одна неприятность. Комбат, старичок-толстячок, вредный и злопамятный, как-то раз решил лично проверить соответствие наличного состава списочному. И сделал это иезуитским способом. Обычно при поверке, когда называют чью-то фамилию, а ты или твой друг кричит за отсутствующего из строя:
– Я!
Бывало так, стоит человек двадцать, а по списку пятьдесят, и все на месте.
На этот раз Патефон, или коротко Потя (так мы звали комбата за противный скрипучий голос), решил сделать по-другому. Теперь тот, кого он называл, выходил из строя и переходил на другую сторону плаца! И тут, как на грех, не хватило одного-единственного курсанта – меня! Обычно не хватало до трети народу, а тут все пришли! Потя, мой старинный «друг», обрадовался, начал потирать ручонки, представляя, как посадит меня на губу как раз на выпуск!
Такая штука практикуется для особо дисциплинарно одаренных курсантов. Все, как люди, в парадной офицерской форме торжественно получают дипломы, проходят торжественным маршем и обнимаются с любимыми, ты сидишь в это время на губе, а после выхода получаешь диплом в штабе. Уже, понятно, безо всякого парада.
Как только выяснилось, что меня нет, ротный сразу метнулся к Патефону и что-то ему напел, после чего комбат изменился в лице, отбросил кровожадные планы мести и, обиженный, ушел. Ротный, таким образом, отдал мне должок! Ротный был здоровый мужик двухметрового роста с несоразмерно большой нижней челюстью, за что мы звали его Челюсть.
Знакомство с Патефоном у меня случилось в конце третьего курса. Потю только назначили к нам в батальон командовать, и в лицо он еще мало кого знал. Старый комбат, полковник Поркер, был уже преклонных лет и на нас внимания не обращал, а без должного командирского надзора мы занимались, чем хотели.
Вот превратности судьбы, сейчас старый, я бы даже сказал древний, комбат жив-здоров, а относительно молодой Потя уже давно умер.
Был у меня в роте один курсант, мы его звали Эдик-Кипиш. Эдик приехал в училище из прожженного солнцем Мелитополя, где в местном полку служил его отец. Эдик был штурманом в третьем поколении и страшно гордился этим. Но природа отдохнула на нем по полной – штурман он был никакой. У него была крестьянская фигура, лицо дремучего колхозника и вечно торчащие в разные стороны русые волосы. Глаза его горели нездоровым огнем, говорил он скороговоркой и невнятно. Характер имел неусидчивый, и запросто впадал в панику или в ступор. За что звался – Кипиш. Учился и летал он с ленцой, и если была хоть малейшая возможность, то ничего не делал. Но при этом у него были неплохие оценки! Он был обладателем уникальной способности – всегда угадывал на экзамене самый простой билет. Всегда! Сам всегда хвастался: вожу рукой над разложенными на столе билетами, где горячо – тот и беру!
Идет экзамен по дисциплине «Боевое применение бомбардировочных средств поражения» («бомбы» – по-простому). Семьдесят билетов, в билете семь вопросов и три задачи. Даже если знать ответ, то это на час писанины, а если не знать... Кипиш за пятнадцать минут задачки кое-как порешает и идет сдавать! Тройку ему всегда ставят, а иногда даже четверку, а больше ему и не надо! Я на «отлично» полчаса у доски распинался. И то на балл выше за то, что без подготовки сдавал, я так часто делал, отвечал сходу, не сидел, не готовился.
Как-то подходит ко мне Кипиш и говорит:
– Давай вместе ракету сделаем.
Я очень удивился такому предложению и стал отнекиваться, но он так насел на меня и других подключил, что пришлось согласиться. Я давно делаю ракеты, но у меня была цель сделать красивую ракету, масштабную копию настоящей, и запулить ее повыше. А Кипиш, сказал, что высотность и красота ему не нужны, а нужна грузоподъемность в полкило! Для моих ракет это не просто большой, это огромный вес! Нужно спроектировать и собрать особый модульный движок, а потом думать, как эти модули запалить одновременно. Это совсем не тривиальная задача, как может показаться на первый взгляд, ведь если модули сработают не одновременно, то ракета полетит не вверх, а куда-нибудь в сторону, что очень опасно! Я сказал об этом Кипишу, и он, к моему удивлению, ответил, что ему все равно, куда ракета полетит! Такое отношение мне не понравилось, и мы договорились, что я делаю только движок, а Кипиш уже пусть сам его запускает, без меня. Мне собственная голова ближе и роднее, а Кипиш может подставлять свою бедовую башку под любую ракету.
Пока я спокойно делал движок, Кипиш, в горячечном припадке, метался по аптекам и магазинам химреактивов, скупая в них всякие колбы, реторты, пробирки, штативы, ну и, конечно, сами реактивы. По вечерам он запирался во второй каптерке и что-то там «химичил». Что – не говорил; сюрприз, потом сами увидите, еще другим рассказывать будете. Вот я и рассказываю! Он как в воду глядел.
По набору реактивов я понял, что он хочет сделать салютный заряд. Ну-ну! Потом он сам ко мне подходил за советом, но свое творение упорно называл свето-шумовой гранатой. Когда все было готово, я глянул на его творение и ужаснулся! Кипиш вообще ничего не понимал в ракетных делах! К моему аккуратному, запаянному в банку от тушенки движку был криво примотан изолентой бесформенный комок газет! И это он сделал за месяц! Да я намного лучше за два часа забацаю. Но Кипиш был страшно горд и без конца хвастался. Про стартовую позицию я промолчу, ее просто не было. Такими мелочами, как направление полета ракеты, Кипиш свою голову не морочил! Он вообще, похоже, ничем ее не морочил.
Торжественный запуск был назначен на ближайший вечер. При большом скоплении народа, преисполненный собственной значимости Кипиш вышел на середину запасного плаца и стал устанавливать свое чудо-изделие.
– Предстартовая подготовка, – сказал Кипиш, добавляя себе значимости.
Стоять вертикально ракета не захотела. Про такие вещи, как балансировка, Кипиш не знал и знать не хотел. Вопрос устойчивости на старте и стабилизации в полете им был решен просто, он соорудил вокруг ракеты что-то вроде шалаша из палочек! Изящное решение, а я все стартовые позиции строил, по всем правилам, с отбойниками и направляющими! А нужно было палками ракеты подпирать, нет, лучше костылями!
Кипиш поджег коротенький фитилек и со всех ног бросился бежать, но споткнулся и упал рядом с ракетой, прикрыв башку руками. Ему повезло: прошипев пару секунд, фитилек погас. Подождав еще минут десять, Кипиш встал и с опаской подошел к ракете. Возился он долго, народ стал проявлять недовольство. Мне тоже надоело ждать, и я решил подойти, посмотреть. Правильно сделал, если бы ждали Кипиша, то ракета не полетела бы ни сегодня, ни завтра, вообще никогда. Бестолковый Кипиш умудрился так вставить фитиль в движок, что он внутри обломился! Что сказать – «золотые» руки!
Фитиль вставить обратно не получилось, и я, в шутку, предложил развести вокруг ракеты костер, авось полетит! Кипиш с радостью ухватился за эту бредовую идею и сразу стал сооружать из газет и палочек костерок. Понять, куда полетит ракета при таком запуске, было невозможно, поэтому я сказал всем, чтобы прятались за кустами и деревьями, а сам спрятался за бетонную трибуну.
Кипиш запалил свой костерок и побежал, сейчас уже без падений. Минут через пять из движка с шипением начали просачиваться газы, но тут вдруг полыхнула газетная голова ракеты! И как бабахнет, это одновременно сработал движок и заряд! Ракета выскочила из шалаша и вместо того, чтобы полететь вверх, стала кувыркаться по плацу, извергая снопы разноцветных искр, клубы дыма и противно свистя. Народ бросился врассыпную. Ракета описывала круги, восьмерки, делала кульбиты и мертвые петли. Иногда взлетала в воздух, пугая всех непредсказуемостью своего полета, потом снова падала и кувыркалась. Затем раздался оглушительный взрыв, это сработал вышибной заряд двигателя, и через мгновение от ракеты осталась лишь прожженная консервная банка и едкий, вонючий дым.
Сразу наступила тишина. Через минуту прибежал запыхавшийся ротный. Его интересовало только одно: все ли живы. Убедившись, что раненых и погибших нет, он сразу успокоился. Рано. За светопреставлением из окна своего кабинета наблюдал Потя. А так как вокруг ракеты крутились только я и Кипиш, нас двоих позвали к комбату. Из путанных и сбивчивых объяснений Кипиша Потя ничего не понял и обратился ко мне. Мне сдавать Кипиша было не по чести, но и брать на себя его глупость тоже не хотелось. Я ответил, что мне к рассказу Кипиша добавить нечего. Патефон разозлился и решил сам назначить зачинщика. Колхозного вида Кипиш, по мнению Поти, на ракетчика никак не походил, значит, зачинщик – я! По его мнению, это я заставил крестьянского парня Кипиша поджигать ракету. О чем он мне злорадно объявил. Наказал, правда, обоих одинаково – по пять нарядов вне очереди.
Вот бестолковый Патефон! Прослужил в училище всю жизнь, от летехи до полковника, но так и не узнал, как и чем живет вверенный ему личный состав! Если бы он интересовался жизнью курсантов, то знал бы, что только на младших курсах командиры еще могут кого-то поставить во внеочередной наряд, но только не в конце третьего курса! В наряд ставит не ротный-взводный, не старшина роты и даже не командир отделения. В наряд курсанта ставит другой такой же курсант. Так называемый «журналист» – тот, который таскает классный журнал по аудиториям и корпусам, он и составляет график нарядов. В нашем отделе «журналистом» был я.
И еще у «журналиста» есть важная обязанность – он заполняет Строевую записку. Строевая записка – очень серьезный документ, в ней написано, кто и где находится, если кто отсутствует – указана причина. Подписывает ее ротный или взводный. Если Хряк еще иногда их подписывал, то Челюсть совсем самоустранился, а взводным это и не нужно. Только спросят иногда:
– Заполнил? Ну, добро.
Поэтому я в строевке писал, что мне нужно, сам подписывал и предъявлял преподам на занятиях. Сначала я расписывался за командиров, потом обнаглел и стал расписываться своей личной подписью. Большая часть официальных документов нашего отдела была подписана мной. Даже моя собственная Записка об аресте была написана и подписана мной!
Людей в наряд расставлял тоже я. Поставить человека в наряд – сплошной компромисс. Нужно учесть массу факторов и пожеланий. Нельзя поставить человека в наряд в день его рождения или в день рождения его подруги. Надо всех равномерно распределить, чтобы количество нарядов в выходные было у всех одинаково. Кому-то, наоборот, нужно идти в наряд в определенные дни. Еще нужно поставить в наряд лишнего человека, дать ему нелегальный отпуск на сутки.
Потя как-то решил, что четыре человека в наряде по роте – это много, и одного сократил. Но преподы об этом не знали, поэтому у нас всегда был один неучтенный человек. Так что наряд – это дело политическое, и я не собирался по прихоти какого-то там Патефона ломать с таким трудом составленный график. Но Кипиша я все-таки в наряд поставил. Один