Глава 9.
Утро выдалось жарким, и солнце палило нещадно. Безоблачное небо не предвещало дождя не то что в ближайшие сутки, а даже и в ближайшие несколько дней.
Люди спасались от безжалостного зноя как могли, исходя из тех возможностей, которые им были предоставлены.
Бедные рабыни, вышедшие в поле еще затемно, и поймавшие пару часов легкой предутренней прохлады, сейчас страдали, абсолютно беззащитные перед жадными лучами безжалостного солнца. Они повязывали головы своими футболками, но это не спасало от сильной головной боли и слабости. Звеньевые непрестанно таскали ведра с водой из привезенной цистерны, и поливали женщин из шлангов, чтобы избежать солнечного удара и обезвоживания. Хороший раб – это работоспособный раб, и надо сделать все необходимое, чтобы работа не прекращалась.
Особняк стоял с закрытыми занавешенными окнами. Домочадцы скрывались в своих комнатах, лежа под кондиционерами. Вялость и сонливость бродила по притихшему дому. Коридоры были пустынны, дети валялись на диванах, слабыми голосами жалуясь родителям на слабость.
В казарме было душно, спертый воздух, пропитанный запахом оружейной смазки и табака, кружил голову и отуплял мозги. Боевики, призванные охранять фазенду, расслабились, и кто дремал, кто тихо курил, задумчиво уставясь в какую-то точку перед собой, кто чистил оружие. Потные полуголые мужчины, привыкшие к жизни в полевых условиях, переносили жару мужественно и безропотно.
Семерка с Гаем занавесили окна в своей комнате, и валялись на кровати, изредка лениво переговариваясь. В комнате было тихо, словно все звуки ушли в небытие, и только периодически потрескивали деревянные стены на жаре.
Девушка периодически смачивала простыни и вешала на окна и на дверь. Кондиционер был безнадежно сломан, вентилятор не справлялся с поставленной перед ним задачей, и молодым людям ничего не оставалось, как раздеться в надежде хоть на какое-то облегчение от зноя. Мысль, что такое состояние продлится еще долгое время, ввергала в уныние.
Внезапно вдалеке послышались глухие удары, подобные раскатам грома, крики и визги.
- О, неужели гроза начинается? – с надеждой поинтересовался Гай. – Было бы просто замечательно. Дождик нам совсем не помешает, - юноша оживал с каждой секундой. - Ты побегаешь голышом под дождем? – он хитро посмотрел на девушку. – Для меня.
Семерка поднялась с кровати, подошла к окну и выглянула на улицу. Вдалеке по аллее бежали люди, их лиц не было видно, но паника и ужас угадывались невооруженным взглядом. Семерка напряглась.
- Гай, похоже, это не гроза, - пробормотала она, приглядываясь к хаотично бегущим людям. Небо было бледно-голубым, ни единого облачка не наблюдалось.
- А что же тогда так гремит?
- Что угодно, но это не природное явление.
Семерка подошла к кровати, схватила свое платье, натянула на влажное тело.
- Я схожу посмотрю, в чем там дело, а ты жди меня здесь, хорошо?
- Только не долго, и не выходи из парка, чтобы тебя не заметили из дома, понятно? – напутствовал ее Гай. – Глянь одним глазком, и назад. Я жду.
Как только она шагнула за порог, и послышались ее тихие шаги под окном, он принялся тревожно ожидать возвращения своей… девушки.
Он старался не задумываться над тем, любит ли Семерка его. Он понимал, что это невозможно, но, тем не менее, она вела себя так, что у него не было повода переживать, ревновать и мучиться. Она была рядом, не тяготилась этим, и все указывало на то, что ей хорошо с ним, а этого бедному юноше было достаточно. Он сам не умел любить, часто сбивался на властный тон, мог невзначай обидеть ее, невольно, случайно, лишь оттого, что не может человек так быстро перестроиться и изменить свое мировоззрение. Но сам же и отмечал, что становится другим.
Рядом с ней он определенно становился другим. И Гай понимал, что теперь, как-то незаметно и исподволь, его жизнь переплелась с ее жизнью, и он не видит себя без этой девушки. И ему нужны не столько ее тело, сколько доброта, нежность, понимание и… дружба. После стольких лет одиночества он, наконец, обрел покой вблизи родственной души. Он даже с ужасом думал о том, что однажды может дойти до той стадии, когда начнет думать о том, чтобы освободить ее, подарить ей свободу и отпустить, чтобы сделать ее счастливой. Но до этого было еще далеко, и пока он не желал думать об этом, потому что уже сейчас это начинало рвать ему сердце. Разве что проносилась мысль, что в эту новую жизнь она могла бы взять его с собой… но это вряд ли… наверное… Это уж точно из разряда фантастики, а Гая в наивности мог упрекнуть разве что ребенок из особняка.
Семерка вышла из коттеджа и замерла, не зная, в какую сторону ей пойти. Она узнала многих бегущих. Слуги, наемные работники, сестры Генриха и дети бежали через парк, с выпученными глазами, громко крича. Ничего не понимая, Семерка испугалась - ей передавался общий ужас.
Не рассуждая долго, она вышла на дорожку, ведущую к особняку. Аллея упиралась в центральный вход, и девушка свернула с нее, притаившись за высоким кустарником, подстриженным в форме конуса. Двор был пуст.
А вот с особняком творилось что-то неладное. Из окон на первом этаже клубами валил темный дым. Страшный шум сотрясал весь дом от крыши до основания. Крики, приглушенные закрытыми окнами доносились до девушки, замедлившей шаг. В доме происходило что-то страшное. Кто-то страдал, громко крича, и таких людей было много, судя по многоголосью. Словно кто-то огромный и невидимый тряс большую коробку, и все, что в ней находилось, стучало, бренчало и стукалось о стенки. Именно такое впечатление появилось у девушки, рассматривающей и вдруг не узнающей большой красивый особняк.
Неожиданно на третьем этаже в одном из оконных проемов с треском вылетели рамы, хрустальным звоном посыпалось стекло и на землю спиной вниз полетело тело мужчины. С глухим стуком оно упало на разомлевшую от жара землю, и Семерка с ужасом узнала хозяина плантации. Мужчина выпучил глаза, в горле что-то клокотало, большое темное пятно растекалось вокруг головы, он скреб землю скрюченными пальцами. Семерка хотела уже подойти к нему, как ее заставил вздрогнуть сильный хлопок. Краем глаза она заметила какое-то свечение, после чего последовал еще один удар. Вдалеке в воздух взметнулись клубы пыли и комья земли, тут же раздались женские крики, слившиеся в непрерывную жуткую какофонию.
Девушка различила автоматную очередь, снова и снова, она стала непрекращающейся. Это что еще такое? Война??? А что такое война?
Она обежала дом, не приближаясь к нему, не выбегая на двор и стараясь держаться в тени деревьев, и увидела страшную картину – далеко в долине вооруженные люди, работающие на Генриха, отстреливались от каких-то боевиков, которые заметно превосходили их по численности. Бедные рабыни бессмысленной толпой метались по полю и как подкошенные падали, попадая под шальные пули. Звеньевые также вынуждены были ввязаться в бой, но, похоже, все понимали, что силы не равны.
Ужас и хаос царили на плантации, крики беззащитных женщин поднимались в раскаленное небо, и равнодушное солнце щедро посылало несчастным свои горячие лучи.
С расширенными от ужаса глазами Семерка наблюдала, как часть боевиков вбежала в дом, где также послышались выстрелы, и через короткое время во двор стали вытаскивать трупы обитателей особняка. Она увидела мать Регины, семилетнего братика, ближайшего помощника Генриха Рамона, и многих других. От страха у нее не попадал зуб на зуб, и дрожь только усиливалась. Столько мертвых. За что? И почему дети?
Она стояла, вцепившись в колючие ветки, издающие пряный аромат увядших на солнце листьев, не решаясь двинуться с места, боясь быть замеченной, не понимая, что же ей делать дальше, куда бежать, у кого получить ответы на свои вопросы.
Вдруг кто-то тронул ее за плечо, и Семерка подскочила, громко вскрикнув. Напротив нее стояла Регина. Бледная, грязная, в разорванном платье. Ее плечо было в крови, и рука неестественно висела плетью.
- Регина, это ты! Что происходит? – зашептала Семерка.
- Тихо, - девушка едва держалась на ногах. – Не ори, а то нас услышат.
Она оглянулась на дом, и зашла за кустарник, чтобы не быть увиденной со двора.
- Ты знаешь, что это такое? – в ужасе спрашивала ее девушка. Ее тело содрогалось в нервных конвульсиях.
- Бежим! – Регина была не в себе. – Надо бежать! На нас напали, понимаешь? Всех убьют, рабов заберут! Кто выживет, тоже станет рабом! – и она схватила ее за руку, бросаясь через парк вслед за пробежавшими здесь недавно жителями особняка.
- Я не могу, меня Гай ждет, - Семерка с большим трудом вытащила свою руку из крепкой хватки.
- Ты с ума сошла? Спасай свою жизнь, Семерка! Тебе выпал такой шанс – ты можешь вырваться из рабства! Останешься в живых – начнешь новую жизнь! Понимаешь? Бежим! Я знаю дорогу в горах, мы выберемся отсюда.
- Регина, там твой брат… - проговорила Семерка, и слезы задрожали на ресницах. – В чем он был виноват?
- Ни в чем, - девушка устало прикрыла глаза. Ей было больно и страшно. - Просто он родственник владельца, наследник, а значит, потенциально будущий владелец. Им не нужны конкуренты, понимаешь?
- Кому им? Ты знаешь, кто на нас напал?
- Какая разница, - тихо взвыла Регина. – Не важно, кто они, важно, что им нужны деньги и власть. Им нужны плантации Генриха, и считай, они их уже получили. Так что надо бежать, пока еще не поздно и путь не перекрыли, понимаешь?
- Мне надо взять с собой Гая.
- Ты дура? Он на коляске не выберется из этой долины! Оставь его, он приговорен. И он это понимает, и тебя не осудит, слышишь? Бежим! – и Регина снова попыталась схватить ее за руку.
Ей было страшно, и она не могла остаться одна. Ей нужно было быть с кем-то. И лучше всего, если это будет Семерка. Эта странная девушка действовала на нее как-то умиротворяюще, не смотря на тот ад, который разверзся сейчас вокруг.
- Я пойду, мне надо идти. Гай, наверное, переживает, - твердила Семерка.
Она отмахнулась от назойливых рук девушки и бросилась к коттеджу.
- Дура! Какая же ты дура! Прожила жизнь рабой, рабой и умрешь! – приглушенно кричала ей вслед Регина, и злые слезы текли по ее грязным от копоти щекам. – У тебя был такой шанс вырваться, спастись, изменить свою жизнь! Ты дура! – и зарыдав, она бросилась прочь от особняка, из долины, из этого хаоса.
У нее появился шанс спастись, и она смогла вырваться из дома, сохранив свою жизнь. И не ее вина, что брат и мама остались там. Она ничем не могла им помочь, разве что умереть там вместе с ними. Но она слишком молода, и у нее другие планы.
Звуки автоматной очереди приближались. Видимо, боевики расстреливали звеньевых, прокладывая себе путь к чужим владениям.
Семерка поняла, что скоро здесь будет совсем небезопасно, и нашла в себе силы оторвать ноги от расплавленной земли и броситься вглубь парка. Ее ждет Гай, и, наверное, волнуется.
Мужчины напряженно вглядывались вдаль. Что-то было не так. Не понятно, что, но почему-то сердце Арсения сдавило неприятное предчувствие. Какая-то странная тишина. Напряженная, звенящая, подозрительная. Словно враг притаился, создавая видимость полной безопасности, желая застать жертву врасплох.
- А где их поля? – тихо спросил Арсений, в
