стоял застегнутым на все пуговицы, в шапке, натянутой на уши.
Он не любил холод. И снег его раздражал. И город этот ему не нравится. И история эта дурно пахнет. Ну да на свалке жить – не строить из себя сибарита. Ничего, еще немного, и он будет разъезжать по улицам этого неприступного пока города в розовом кабриолете со своими любимыми красавцами, Гриней и Артемкой. Ради этого стоит терпеть и холод, и кровь, и тупого шизофреника Мангуса. Любовь и деньги, это все скоро у него будет. Будут деньги, будут и Гриня с Артемкой, и их любовь.
На выходе они столкнулись с мужчиной с бледным лицом.
- Мангус, они депутата взяли, нашего, - проговорил он, пытаясь отдышаться.
- Где он?
- Да на Котельной, там просто мясорубка. А утром Пчелу завалил.
- А Пчела раскололся?
- Не знаю, а только сейчас он депутата мочит. Может, и узнал чего.
- Команду Паши сними с точки, и Олега с ребятами туда подтяни. И Комбат пусть подъедет. Все понял? – давал распоряжения Мангус.
- Эй, зачем Пашу? – не согласился Поляков. – А бабу кто охранять будет?
- Да вколоть ей успокоительное, связать покрепче, до торгов не прочухается. Все, быстро на Котельную.
Маленький отряд из трех человек скрылся в густом ельнике, чтобы через двадцать минут оказаться на проселочной дороге рядом с замаскированными автомобилями.
***
Света очнулась в сыром холодном подвале. Из ноздрей вырывались облачка пара, пронзительный ветер свистел в ушах, вороша и шевеля волосы, задувая без помех в разбитое окошко под потолком, лишая ее каких-либо маломальских удобств. Осколки оконного стекла валялись тут же под ним, у сырой бетонной стены с потеками, вгрызаясь в податливую влажную землю острыми концами, отсверкивая в свете единственной тусклой лампочки, лежа плашмя. Надо же, изверги еще те, а свет оставили. Словно знали, что в темноте она чувствует себя неуютно. Хотя, на этом их милость и заканчивалась. Связанная девушка лежала прямо на земляном полу в одной рубашке и лосинах. Никто не потрудился подстелить ей что-нибудь теплое.
Ну прямо дежа-вю какое-то. И похищали ее уже, и связывали, сейчас войдут и опять бить будут. Она поежилась от холода, попыталась приподняться и сесть. Отползла к стене, попыталась облокотиться, но стало только хуже – ее затрясло от нестерпимого холода, заклацали зубы. Пришлось отползти на середину камеры, подальше от стены, отдающей ледяной стужей потустороннего мира.
Ясно, горячий чай с печеньем здесь не подают. И тут она испугалась. Она почувствовала, что в этот раз все может закончиться очень плачевно. И Арсений может не успеть. Хотя… он однажды сказал, что никогда не опаздывает и не приходит раньше времени. Милый, спаси меня… Кишки свернуло в тугой узел, к горлу подкатила тошнота, тело покрыл мелкий ледяной пот. Страшно. Глаза защипало от предательской жалости к себе.
За дверью послышался легкий шорох, скрипнул, поворачиваясь в замке, ключ и в распахнутую дверь осторожно вошел мужчина. Невысокий, с мрачным лицом, крепкий, сильный, опасный. Девушка сразу замерла, притворившись спящей, надеясь, что гулкий стук сердца не услышит никто кроме нее. Только бы он ее развязал. Дверь осталась приоткрытой, уж она как-нибудь попытается вырваться и убежать. Только бы развязал.
Но это не входило в планы посетителя. Некоторое время он разглядывал девушку, брошенную на землю. Она тоже рассматривала его сквозь ресницы. Потом подошел вплотную, наклонился, и Света почувствовала легкий укол в предплечье. Когда он успел достать шприц! Она вздрогнула от неожиданности и дернулась. Игла выскочила из кожи, лекарство вылилось в землю под давлением поршня, на который жал по инерции парень.
- Ах ты, зараза, а ну лежать! - рявкнул парень, напуганный ее неожиданным движением. Он полагал, что девушка все еще пребывает в отключке. – Паскуда, из-за тебя ширялово спустил впустую, - проворчал он и с досадой пнул ее в бок тяжелым ботинком.
Света тяжело дышала. Она подумала было, что ее хотят умертвить, но, кажется, не в этот раз. Ладно, так ему и надо. Пусть идет за новой дозой. А сердце предательски стучит, бьется, трепыхается. Еще бы, ведь с ней могут сделать все, что угодно, а она и пикнуть не посмеет. И даже если посмеет, кто ей поможет, кто защитит? Арсений, где ты…
- Развяжи меня, - прохрипела Света. Она во все глаза смотрела на своего тюремщика.
- Может, тебе еще и массаж сделать? – парень злобно ухмыльнулся.
Он злился. Снова идти в другое помещение за новой ампулой не хотелось. К тому же, он планировал использовать ее для себя.
- Я сама тебе сделаю массаж, только развяжи, - просила Света, - не пожалеешь.
Парень внимательно посмотрел на лежащую и дрожащую девушку. Осклабился.
- Ты и так мне его сделаешь. И всем, кто попросит, - сказал он с ледяной улыбкой удава и провел жесткой шершавой ладонью по ее щеке.
Свете захотелось забиться в истерике, заорать, броситься на все четыре стороны не разбирая дороги, но она только сильнее вжалась в промерзлую землю. Ей сразу стало не хватать воздуха, заломило виски, сердце глухо бухало в голове.
- Ты столько всего сделаешь, о чем и не знала раньше, чего и не умела, - продолжал издеваться молодой мужчина, видя, как сжимается девушка под его взглядом, от его слов, от холода.
Боже, какое это наслаждение – видеть у своих ног жалкое существо, сознавать, что оно полностью в твоей власти, предвкушать его страх, его боль, его стон. Видеть его кровь. Это наслаждение. Парень улыбнулся. Ладно, он оставит ампулу себе, а она и так тут поваляется. Не убежит. Скоро все в этом городе будут доставлять ему такое наслаждение.
Он наклонился к Свете проверить прочность узлов. Его руки тряслись. Он обязательно ее попробует. Обязательно. Чуть позже. Их всех, потных жалких сучек, жалобно хнычущих, молящих о пощаде, но на самом деле мечтающих только об одном – чтобы он их трах…
Но трахнули его. Обеими связанными ногами в пах. Со всей силой, со всем отчаянием, до какого он и довел это существо. Она гнется, но не ломается, и трудности ее мобилизуют, а сложности лишь стимулируют. Но откуда ему было это знать.
С громким воплем, переходящим в тихое долгое скуление он стал оседать на коленки, закатив глаза, держась дрожащими руками за ушибленное место. Света быстро отползла в сторону, предоставляя ему простор для падения и со всей силы толкнула ногами в грудь. Откуда только столько силы взялось. Парень отскочил к стене, упал, и замер, не шевелясь. Света во все глаза следила за ним, тяжело дыша, ощущая нервную вибрацию во всем теле. Мышцы сладко ныли от мощного перенапряжения, адреналин растекался по венам. Хорррошоооо!!!!
Парень не шевелился, и вообще не подавал признаков жизни. Света осторожно подползла к нему, чтобы убедиться – он мертв. Сердце на мгновение перестало биться, воздух уплотнился, время замерло, и треск электричества в лампочке был единственным звуком в этом помещении.
Часто задышав и заморгав, Света попятилась от покойника. Нет! Этого не может быть! Она что, убила человека? Он только что ходил, дышал, говорил, угрожал ей.
Все вокруг вдруг закружилось, смешалось, слилось в одну сплошную серую линию с мертвым телом посредине, в эпицентре ее безумия. Нет, этого не может быть! Она замотала головой, прогоняя этот ужас.
Набравшись мужества, вновь подползла к неподвижному телу, осмотрела его. Так это стекло! Отлетев от ее удара, он напоролся затылком на осколок стекла, вонзившийся в промерзлую землю. Ну что же, часть вины, как горный архипелаг, свалилась с плеч. Не будет она брать на себя ответственность за такое! Просто стечение обстоятельств, несчастный случай. Боже, она еще и жалеет его. Он угрожал ей, рисовал жуткие картины пыток, которые ее ожидали в ближайшем будущем, так что получил то, что заслужил.
И тут пришло озарение. Стекло! Как же она раньше не догадалась! Ведь рассматривала эти блестящие стекляшки, как малюсенькие сталагмиты, торчащие из земли, и россыпью разбросанные на поверхности. А даже мысли не пришло воспользоваться. Ну и глупая. От страха совсем мозги потеряла. Да, а были ли они когда-нибудь? Ладно, не стоит на себя наговаривать. Вон лежит кое-кто, кто мог бы подтвердить, что когда она зла бывает, то людей убивает, и знает как это сделать. Да, смешно до жути.
С бьющимся сердцем поползла к осколкам, нащупала один торчащий, стала тереть веревку. Ничего, что руки срываются, и по острому лезвию стекла проводишь запястьем. Главное, веной не попасть. Глаз не отводит от открытой двери, словно от ее взгляда зависит, захлопнется она или нет. Только бы не захлопнулась, только бы никто не вошел, только бы успеть развязаться.
Десять минут протекли как несколько томительных часов, наполненных страхом и неуверенностью, перемежающихся надеждой и жаждой свободы. Изощренная пытка – видеть выход и не иметь возможности им воспользоваться. Быстрее же, а руки саднит, порезы кровоточат, щиплет, холод совсем пробрал до костей, а ведь ей, если повезет, предстоит еще пробежка по улицам. Только бы в этот раз узнать, где она находится. А то ночью как-то сложно ориентироваться в незнакомой местности. И днем-то было трудно, в тот, прошлый раз.
Чувствуя, что захват ослабел, усилила трение, и еще через какое-то время, попробовав растянуть на руках веревку, разомкнула, наконец, руки. Горячие слезы потекли по щекам. Вот так! Она смогла. Схватила осколок и принялась пилить веревку на ногах. Дело пошло быстрее, только ладонь кровоточила, но Света не позволяла себе обращать на это внимание и жалеть себя. Потом, все потом. Наконец она свободна! Мамочки, как же жить хочется! Особенно сейчас, когда спасение так близко!
Все еще не в силах поверить в такую удачу, Света встала на неверные дрожащие ноги, покачиваясь, пошла к выходу, вытирая окровавленные руки о рубашку. Осторожно выглянула в коридор. Впереди виднеется лестница. Вероятно, она ведет на первый этаж какого-то здания. Надо осторожно подняться и осмотреться. Крадучись, направилась вперед, стараясь не наступать на хлам и ничем не выдать себя.
Сверху доносится какое-то бубнение. Словно какой-то зануда выносит мозг кому-то, кто явно также связан и несвободен, потому что никто этого зануду не затыкает. Света выглянула из проема двери – никого. Светлая пустая комната, разобранная кровать, с несвежим, скомканным бельем, стол завален всяким хламом. Тут и газеты, и посуда с остатками еды, и бутылка водки, и будильник, который показывает одиннадцать часов вечера. За окном пронесся поезд. Значит, она рядом с железной дорогой. А это, вероятно, домик смотрителя, или обходчика какого-то. Что же, железка – это ориентир. Теперь не заблудится. Работает телевизор, и политический обозреватель вводит в курс дела, делясь подробностями о Сирийском конфликте.
Девушка перебежала комнату и спряталась за шторой, вжавшись в стену, ногу прикрывала тумбочка. Довольно жалкое место для схрона, но другого нет, и сделала это вовремя, потому что с улицы вошли два мужчины.
- Слушай, что делать-то будем, а? Куда рванем? – спросил один нервно, в голосе однозначно слышны истеричные нотки.
- Мы теперь свободны как ветер, - отвечает второй, тоже заметно нервничающий. – Никому не отчитываемся, никому не служим, сами себе хозяева. Ляпота!
- Быть так близко к победе и все потерять, вот это
