Медведь Пилли

знаю, умеете ли вы гоняться за лягушками. Злой Охотник умел. Несколько раз Медведь Пилли едва-едва не оказался в жадных лапах Злого Охотника, и только ловкость серых лапок спасала его.
Мимо проносились заросли травы, выступающие корни всяких разных деревьев, прутья легкомысленных кустиков, камешки и валуны, и когда они все пронеслись, лягушонок Медведь Пилли оказался на краю невысокой скалы, под которой бурлила голубая прозрачная речка, и с отчаянной храбростью оттолкнулся от этой скалы и прыгнул в длинные прохладные струи, как в единственное спасение: ведь вряд ли Злой Охотник захочет прыгать вслед за ним со скалы и мочить ноги с риском простудиться. Правда?
Так и случилось. Тем более, Злой Охотник прекрасно знал, что его великолепный нюх поможет ему найти чудесного медвежонка позже, когда он обсохнет и оставит повсюду свои следы. Вот видите, как нехорошо получается, да ведь? А как тут исправишь злюку? Нотациями его не удивишь, ямой с решёткой наверху не напугаешь...
Ой, пока я с вами болтала, Злой Охотник всё же прыгнул со скалы в речку, проплыл до другого берега и прицелился в лягушонка, греющегося на камешке! Ой, неужели выстрелит? Ой, прицелился! Ужас какой! Скорее спрыгивай с камня, лягушонок Медведь Пилли! Пожалуйста!
Не успели мы его предупредить, ребятки. Стрела выскользнула из лука и направилась к безмятежному лягушонку. Но... ой, смотрите! В самый критический момент лягушонок перехватил стрелу ртом... и остался жив! И тут же на его головке появилась золотая корона! Что-то это мне напоминает... А вам?

Сказка вторая

МАЛЬЧИК ЛУККИ

Была ли то сказочка, милые мои ребятушки, или самая, что ни на есть, настоящая быль, это судить вам да вашим друзьям-подружкам, а я расскажу, что мне змейка белая Мартина на ушко насвистела.
Случилось раз, забрёл Медведь Пилли (а исполнилось ему тогда всего-ничего, два месяца с хвостиком) на опушку. Весна давно шумела, солнце радовалось, поле чёрное лежало отдохнувшее после зимы, ждало доброй умелой руки.
А вон и пахарь – старичок согбенный, с белой бородкою, в шапчонке дырявой, бессильный совсем, потому как старый-старый.
Ладно. Поплевал старичок на мозолистые дрожащие ладони, взялся за плуг, поднажал... Ан впустую. Невмоготу ему, старому-то.
Сел старик на плуг, сгорбился, руки до земли опустил, головушку склонил да заплакал.
Смотрел Медведь Пилли на стариковское горюшко, да долго не высмотрел: жалко стало. Вот и думает он: как тут быть, как помочь.
А малый ещё был, до большого-то не додумался, зато и не оплошал: оборотился он человечком, и не просто человечком, а мальчиком, и не просто мальчиком, а ма-ахоньким – с палец всего.
Оборотился и озирается: ишь, как велико-то вокруг стало: трава и цветы – что лес дремучий, а бабочки и жуки – звери невиданные.
Тут увидал он серого кузнечика, подбежал к нему и говорит: мол, довези меня до дедушки, что в поле на плуге сидит. Кузнечик что? – ему бы только попрыгать. Согласился. Сел Медведь Пилли на шею кузнечика, тот ножки распрямил, раз скачок, два скачок, так и припрыгал, куда нужно.
Вот старичок сидел на плуге, смотрел себе под ноги и вдруг увидел на земле паренька ладного, симпатичного, росточка всего с два напёрстка.
– Ба мои! – удивился старичок. – Кто ж ты таков буишь-то? Сто лет живу, не видал тако малюсенького.
Медведь Пилли подтянул штаны и сказал басовито:
– Я, дяденька, мальчик, не видишь разве?
– Ай, вижу... Хотя совсем слепой стал. А звать тебя как?
– Меня – Лукки, а тебя?
– Дед Алфей.
– Хорошее имечко.
– Ан не жалуюся, – согласился дед Алфей. – А что ж тебе надобно-то, хороший мой?
– Да вот, – вздохнул Медведь Пилли. – Поработать охота. Дашь на лошади покататься?
– Дать-то как не дать, – оторопел дед Алфей. – Да как ж ты работать буишь? Вона, како малюсенький.
– Тебе-то что? – насупился Медведь Пилли. – Ты спи давай, а обо мне не сумлевайся, я парень дюжий, не гляди, что с напёрсток.
– Ладно-ть, – махнул рукой дед Алфей да и спать завалился.
Пошёл Медведь Пилли к лошади, встал перед нею, головёнку задрал да как закричал!
– Эй, милая красавица, не надоело ли старенькой быть?!
Обомлела лошадь: вот ведь, махонький какой, а все её мысли прочитал.
– Надоело, – согласилась лошадь. – Только молодою уж теперь не заделаться.
– Эт-то мы поглядим ишо, – твёрдо сказал Медведь Пилли. – Вот ежели дойдёшь до конца борозды – скажу средство волшебное.
– Ну уж, – засомневалась лошадь. – Откель в сей козявочке учёность может обитать?
– А ты не сумлевайся, – с вызовом ответил Медведь Пилли. – Иль тебе слабо до конца бороздки дойтить? Ну, поехали!
Вот и поехали. Тяжко, конечно, лошади, а терпит, старается - помнит, что ей мальчишка молодость обещал. Кое-как добрела до опушки, фыркнула протяжно, морду к самой земле опустила – устала. Соскочил с неё Медведь Пилли.
– Ну, лошадь, приготовляйся. Сейчас колдовать начну, – говорит.
И наколдовал, как его ксана Жемина учила, только несуразно, что ли, а вдруг вырос из синего облака вместо молодой лошади молодой верблюд.
– Вот те на... – пробормотал Медведь Пилли, а ничего не поделаешь.
Оглядел себя верблюд со всех доступных сторон, поморгал ошарашено глазищами, плюнул нечаянно на Медведя Пилли, да хорошо – не попал, иначе весь век бы оттираться – не ототрёшься.
– Ух, ты! – сказал Медведь Пилли виновато. – Каким ты верблюдом стала... Завидки берут. Ты как, ничего?
Бывшая лошадь хвостом помахала и ногами потопала, прислушалась: ничего или как?
– Ничего, – сказала. – Лучше даже, чем лошадью. И сил много. И есть-пить неохота, чудеса! А вот поработала бы я!
Развернулся Верблюд и, величаво ступая по барханам земли, принялся поле пахать. Медведь Пилли рассмеялся, ручонки потёр: славно дело повернулось!
Дед Алфей всё спит, посапывает, отдыхает в тенёчке, блаженствует и – кто его знает, не ведает, что за животина на его поле пашет!
А Верблюд, бывшая лошадь, последнюю борозду проложил, встал и вздохнул:
– Эх, ещё бы поработать.
Медведь Пилли, сидя на лесной лягушке, около Верблюда скакал, пока тот поле пахал. А как встал, Медведь Пилли тоже лягушку притормозил, поглядел снизу вверх на гордую верблюжью морду, да и изрёк торжественно:
– Ну, ты молоток, бывшая лошадь!
– А знаешь, – задумчиво сказала бывшая лошадь, – у меня раньше и имени-то не было.
– Да ну? – пожалел её Медведь Пилли. – Так давай придумаем тебе имя.
Бывшая лошадь встрепенулась:
– Давай! Я уже придумала.
– Какое? – спросил Медведь Пилли, а лягушка рот разинула, слушая и чтобы не прослушать.
– Пегас, – произнесла бывшая лошадь.
– Пе-гас? – повторил Медведь Пилли.
– Пегас, – повторила бывшая лошадь.
– Разве ты конь? – осторожно воскликнул Медведь Пилли и скатился с лягушки.
– А кто?
– Ты верблюд!
– Ну и что?
– Верблюды не летают.
– Почему не летают?
– О-о... – выдохнул Медведь Пилли. – Клянусь Ушами Медвежьей Головы, зовись, как хочешь. Я умываю лапы... руки.
Вздохнул Верблюд, посмотрел на свои ноги, на хвостик, на горбы на спине и запечалился. Отчего запечалился, говоришь? Кто его знает... Может, подумал, что его дед Алфей не признáет, может, ещё что... Может, ему по песчаным барханам вдруг захотелось побегать...
– И потом, – тихонько спросил Медведь Пилли, – где ты видела у пегасов горбы?
Верблюд укоризненно посмотрел на него и вздохнул:
– А что горбы? Это просто нерасправленные крылья.
Медведь Пилли почесал в затылке. И, правда, как это он не догадался? Так оно и есть, и давно это всем известно. Крылья, только нерасправленные! У каждого верблюда они есть.
А летают они в одиночестве, когда рядом никого нет, потому что разные люди бывают, возьмут, да отрубят крылья, докажи потом, что ты верблюд...
А верблюд – животное компанейское, ему хочется, чтоб рядом летали другие верблюды, и люди добрые, вот он и грустит всю жизнь, и плачет, и вздыхает, и плюётся на эту печальную жизнь, а поделать ничего не может – деликатный очень...
Что? Где они водятся? Ну-у... Нет, не только в зоопарке, дружок. Верблюды – цари пустынь. Ты думаешь, потому пустынь, что там можно спокойно летать, не боясь завистливых глаз?
Н-да... Наверное. Ведь никто никогда не видел летающих верблюдов. Вот летающих лошадей – сколько угодно. Да, ты прав: жаль, что медведи не летают. Но кто знает, солнышко моё, ведь, если не видели летающих медведей, это не значит, что они не умеют летать. Вот Медведь Пилли, к примеру. Мы мно-огого пока не знаем о нём.
Так, на чём мы остановились? Да, на крыльях. О крыльях можно говорить бесконечно!.. Но мы не будем, потому что проснулся дед Алфей.
Протерев заспанные глазоньки, дед Алфей, зевая и похлопывая себя по груди, обвёл рассеянным взглядом поле.
Обвёл один раз – не поверил. Обвёл ещё раз. Что за барабайка, понимаешь? Дед Алфей подбежал к полю и осторожно топнул по нему.
Нет, ничего не исчезло. Даже когда он перекрестился, и то ничего не исчезло. Поле было вспахано! Вспа-ха-но! Впору кричать ура-аа... И тут он увидел верблюда.
Что тут было, ёксель-мотаксель! Что тут было!
Ринулся дед Алфей назад, спрятался в траву и заталдычил, дрожа и рукой крест творя:
– Ох ты, чудо-юдо страшилишше! Избави мя Серебряный Пятирог от страшилишша! Разве я не постилси? Не трудилси? Не молчалси? О Серебряный Пятирог, убереги мя от чуда-юда страшилишша!
Смотрел, смотрел Верблюд на такое дело, надоело ему, и он с досады плюнул. Далеко-о плюнул. Рядом с дедом попал. Дед Алфей пуще перепугался, чуть не в обмороке лежит. Тогда Медведь Пилли забрался на верблюжью голову и громко крикнул:
– Дед Алфей, а, дед Алфей! Полно тебе пужаться! Это не чудо-юдо страшилишше, а Верблюд Обыкновенный! Животина такая, тебе вместо лошади. А зовут его Пегас.
– П-пигас? – пискнул дед Алфей из травы. – П-пига-ас... П-пига-асушка... Ой, чегой-то он онгромандный такой?
– Какой получился, – ответил Медведь Пилли, пожимая плечиками.
– А раз... разговариват кто тута? – подозрительно спросил дед Алфей.
– Да я же, Лукки, ты забыл меня, что ли, дед Алфей?
– Лукки, Лукки... – пробормотал дедуля, мучительно вспоминая. – Ах, Лукки! Лукки, Лукки... Не, не припомню чегой-то.
– Вот те раз! – растерялся Медведь Пилли. – Да я ж помощничек твой, работать у тебя подрядился, неужто не помнишь?
– Помню... – неуверенно подтвердил дед Алфей. – А где ты прячешься, а, работничек? Я вона одну чуду-юду страшилишшу и видаю.
– А я меж ушей сижу. Я маленький.
– Ах, маленький, – нервно хихикнул дед Алфей. – Ну дык...
И головку-то из травы высунул.
– Ой вы, силы злопьяные! – заверещал было дедунчик.
И враз смолк. Призадумался. А ведь животина-то большая. И работает – будь здоров. А что страшное, так ведь с морды патреты не малевать. Верно я говорю?
А дело-то в том, что возле полюшка да по дороженьке катилась карета да остановилась супротив Верблюда.

Сказка третья

ЗЛОЙ ОХОТНИК И ВЕРБЛЮД ПЕГАС

Думаешь, в карете добрый король сидел, из окошечка выглядывал? А вот и не угадал, милый мой дружочек. Думаешь, в карете прекрасная принцесса едет – вся такая в золотистом платье, в золотых туфельках, в золотой короне, золотых серёжках, и золотые у неё волосы?
Нет! Вовсе не принцесса! И не принц.
А сидел в темноте кареты Злой Охотник. И ехал он в королевской карете не по своему хотенью, не по своему произволенью, а по величайшему приказу короля Шипастого Королевства. И ехал он, потирая руки, потому, как