Иванов

„сдулся“: - Ффуфф, пожалуй, больше ничего в памяти не осело…
- Расслабься, больше ничего и не нужно. Главное ты упомянул…
- Ну так! - сразу нашёлся я,  - ты с кем вообще имеешь дело!
Я горделиво приосанился.
- Секрет, конечно, в частоте, - проигнорировав мою напускную браваду, продолжал Иванов. - Чем больше частота вращения, тем быстрее бежит время. Относительно, конечно. Ваш Эйнштейн очень близко подошёл к этому выводу. Если бы не каверзы Второй Мировой, точно бы „дожал“…
- Хочешь сказать, чем быстрее крутятся карусели в Луна-парке, тем раньше я состарюсь?
- Что-то типа того. Но мы с тобой посмотрим на другие „карусели“. Вернёмся к атомам. Электроны столь быстро вращаются вокруг своих солнц-ядер, что ваши учёные не могут их заметить в отдельный момент времени. Вспомни, каким мутным пятном предстаёт на фотоснимке быстро движущийся предмет. Электроны, при вращении их вокруг ядра, земными физиками тоже пока описываются как некие размытые сферы. Электрон по своей орбите как бы размазан. Равномерно, будто масло по бутерброду. В то же время всем известно, что электрон никакая не сфера. Он - частица, точка, маленькое тело.
- Хи-хи... А ты говорил - планета…
- Не спеши. Я к этому и веду. Мы с тобой теперь знаем, что электрон - планета. И, как бы быстро он на наш взгляд ни вращался, с точки зрения её жителей за один оборот их планеты вокруг их солнца там проходит все тот же год. Их год, понимаешь?! Нормальный, долгий, как у нас с тобой.
- То есть, другими словами, пока мы здесь опрокидываем рюмашку за их процветание и благополучие, они успевают от каменного века до инквизиции дожить?
- Больше, старичок, неизмеримо больше. Думаю, на их планете успеет родиться и погибнуть не одна цивилизация. Именно поэтому ты не увидишь обитателей той планеты даже когда учёные изобретут настолько мощный микроскоп, что позволит рассматривать поверхность электрона, будто Кутузов в подзорную трубу - позиции французов. А если бы я смотрел на вашу Землю в свой микроскоп - там, у нас, то едва ли разглядел бы ваши города и даже пирамиду Хеопса. Нет, не потому, что она слишком мала - мы ведь договорились, что микроскоп достаточно силён. Просто пески вашего времени поглотят её слишком стремительно для моего глаза.
- Сильно... - с полминуты я переваривал услышанное. - Но ты! Ты не только меня видишь, ты разговариваешь со мной. А ведь я для твоего мира - обитатель именно этого стремительного электрона.
- Мальчик! Мальчи-и-ик! - Иванов пощёлкал пальцами перед моим носом, - мы теряем тебя!
Я понял, что сморозил очередную глупость. Осталось выяснить, какую. Я сказал с вызовом:
- Ты поменьше выделывайся, Ваня. Обещал объяснять - объясняй. Как тебе удалось ускорить собственное время?
- Не тупи, парень! Мы ведь только что говорили о частоте вращения. Я попал в ваш мир и, поэтому, ускорился, стал жить по вашему времени.
- Но как?! Помимо „внешнего“ времени есть ещё и „внутреннее“. Твой организм живёт по своим биологическим „часам“, в соответствии с прописанными в твоей „программе“ биоритмами. При чём здесь наше время? - Я едва не сорвал голос, так сильно я сделал ударение на слове „наше“.
- В том-то и дело, старик! В том-то и дело. Ты сам ответил на свой вопрос. Время подчиняется частоте или, другими словами, ритму. И био-ритм строго следует ритму годовому. В этом плане лично для меня ничего не изменилось. Я живу по тем же „часам“, по точь в точь такому же годовому графику. Но - в вашем мире. Понял? Я, лично я, никакого ускорения не замечаю. Его заметил бы только внешний наблюдатель. Всё относительно, мой друг. Хотя, если брать не столь глобально, то даже вы, земляне, скоро сможете заметить эту разницу. Когда вы наконец обустроите Марс, вы заметите, что „марсиане“ живут гораздо дольше оставшихся на Земле соплеменников. Нет, разумеется, продолжительность их жизни не превысит положенного числа оборотов вокруг Солнца. Всё дело в том, что марсианский год почти в два раза длиннее земного.
- То есть ты точно так же проживёшь положенные тебе семьдесят... - я немного помялся, - или сколько у вас там живут?
- Триста. Медицина, старик...
- Хорошо. Проживёшь ты свои триста. Но наших, земных. Жизнь целую. Вернёшься к себе. И окажется, что ты в своём кресле даже пукнуть не успел? Но ведь это путь к вечной жизни!
- Ну да, можно и так сказать. Проникай в собственный микромир и, считай, бессмертие у тебя в кармане. Главное, не забыть вернуться в нужный момент. Но это если на нижний уровень нырять. А у нас, представь, есть экстремалы, которые прыгают на верхний.
- На верхний тоже можно? - изумился я. В голове сразу сверкнула идея, а не смотаться ли в гости к туристу на пару недель. Посмотреть хоть глазком, как высокоразвитые живут, понабраться ума. Тут, всем понятно, уже не просто нобелевкой пахнет.
Однако дальнейшие слова туриста заставили меня прикусить язык.
- Можно, можно. Только это уже не вечная жизнь получается, а больше машина времени. Ведь неизвестно, в какую эру ты назад вернёшься. И вообще, будет ли твоя планета в этот момент людьми обитаема. Представь, ты вернулся, а вокруг одни динозавры. Или льды растаяли и вокруг только бурный океан. Или, наоборот, бесстрастные пески как на Марсе.
- Погоди. Время вспять, что ли, пойдёт? Были ведь у нас уже динозавры.
- Глупенький. Вот разбомбите вы свою планету ядерным боезапасом в третьей мировой войне и - будь уверен - история начнётся с самого начала. С одноклеточных…
Да. Неувязочка. Пьяному мне, конечно, и море по колено, но я почему-то сразу передумал ехать набираться высшего разума.
- Слушай, - перевёл я разговор в более безопасное русло, - а как тебя обратно-то вернут, в твой мир? Здесь ведь нет твоих специалистов, нет оборудования. Или ты должен заклинание произнести, крэкс- пэкс-фэкс?
- Опять тормозишь? Ведь я уже там, в кресле сижу пред их ясными очами. Забыл? Поэтому  и отправляют меня в меня самого. Представь, меня в пробирку лабораторную запихнут? Входит дура лаборантка и пробирку эту - бац - вдребезги. Ищи потом ветра в поле. А так - и я сам никуда не уйду под наркозом, и зад мой всегда при мне. Единственное, что я не до конца понял - как приобретённый мной в вашем мире опыт на мой тамошний повлияет. Я поэтому и выбрал самый короткий тур. На пробу. А то, прикинь, проживу я здесь всю жизнь, вернусь - и встану из кресла молодым стариком? Тело юноши, а сознание аксакала? Или... хмм…
Я тоже, признаюсь, проникся его сомнениями. Мозги дали лёгкий крен. Боюсь, совсем недалеко была та точка, после которой они сорвутся в крутое пике.
- Я... - начал было Иванов после небольшой паузы.
- Нет, нет, молчи! Эту информацию надо запить. Иначе я сейчас сам себе вызову „дурку“. И тебе, кстати, заодно. Пусть они разбираются, кто из нас больший псих.
Пока Иванов икал, предупреждая собственную „программу“ о последовательном отказе целого ряда „бортовых систем“, я размышлял.
«Ладно, каким-то образом они скопировали его „я“. В принципе, понятно, что информация зашифрована в ДНК, и это только вопрос технологии. Каким-то образом прицепили к „программе“ „туриста“ программу-троян, которая заблокировала личность настоящего Иванова, предоставив управление его мозгом личности „туриста“. Это, в конце концов, тоже дело недалёкого будущего, судя по всему. Непонятно не это. Первое: непонятно, как они вообще находят, где у человека его „я“. В мозге миллионы клеток. Все они принимают какое-то участие в сознательной деятельности. Почему из целого „коллектива“ возникает одно „я“? Почему не „мы“? Где оно, это „я“? Куда впендюривать управляющую программу? Существует одна главная клетка, которая и есть „я“? Но тогда логично будет копнуть глубже. Любая клетка тоже структура составная. Есть главная молекула? Главный атом? Или дальше? А-а-а, чёрт! Тут случай , похоже, похлеще пространств и заборов вселенной».
Иванов продолжал икать. Я машинально налил и выпил. Нельзя потерять нить рассуждений…
«Второе непонятное. Очень-очень непонятное. Как они попали в цель? Допустим, программу можно записать не на „твёрдый“ носитель, а передать каким-то модулированным импульсом, тем же радиосигналом или вроде того. Наверняка, чем-то гораздо более скоростным, чего мы пока не открыли. Сигнал перепрограммирует одну из клеток „объекта“, сделав „жёстким“ носителем - той самой флэшкой - уже её саму. Допустим, можно прицелиться в отдельную клетку своего мира, ладно, даже в атом. Но попасть в мозг размазанного вместе с электроном по орбите индивида нижнего уровня! И именно в подходящий момент, не раньше, не позже. Это не укладывается в голове. Или они палят в белый свет как в копеечку? На кого бог пошлёт? И, в принципе, турист мог стать рабом на римской галере, или матерью Терезой, а может, наоборот, президентом Мира тридцатого века? В этой лотерее есть некий экстрим, бесспорно. Этакий фатализм, перст судьбы… А кстати!..»
Я хлопнул себя по лбу.
- Иванов, ты ж оттуда. - Я ткнул указательным пальцем в потолок. - Как же я сразу не сообразил! Тогда ответь, Иванов, а есть ли бог?
Секунд пять я смотрел, как непонимание его глазах сменяется удивлением, затем раздражением, возмущением и, наконец, крайним негодованием. Я едва выдержал этот страшный взгляд. Взгляд Иванова пылал гневом…

                                                                                  ***
Полковник выключил диктофон.
Он не был набожным человеком и, таким образом, не боялся услышать о боге какую-нибудь гнусность. Богохульство его не страшило. Впрочем, атеистом полковник тоже не был, поэтому и вероятная лекция во славу божию вряд ли вызвала бы его раздражение. Ему было всё равно. Полковник считал себя человеком дела. В глубине души он иногда взывал к божьей милости, но, скорее, делал это неосознанно, без всякого сакрального смысла. Было в упоминании имени господа нечто эмоциональное и поэтическое, не больше. Умом же он понимал, что вряд-ли бог снизойдёт до занятия его, полковника, персональным карьерным ростом и начисления квартальных премий. Не его уровень, а потому и думать о боге бесполезно. На это, прагматически рассуждал полковник, вполне достаточно непосредственного начальства. Если что, над ними стоит главк, а над теми нависает министерство. И все они, будто сговорившись, требуют одного: раскрываемость, раскрываемость, раскрываемость…
Полковник пошарил в ящике стола, достал сигареты, закурил...
- Надеюсь, ты не вносил весь этот бред в протокол? - спросил жёстко, по-хозяйски, молоденького опера в лейтенантских погонах, сидящего на стуле напротив.
- Никак нет, товарищ полковник. Всё как обычно. Заурядная бытовуха. Убийство на почве неприязненных отношений после совместного распития, - отрапортовал лейтенант по-военному, расправив плечи. И, оставив официоз, улыбнулся: - Обижаете, Пётр Сергеевич. Не первый год замужем.
- Так он что, сам сознался?
- Сам, сам, Пётр Сергеевич. Его так и распирало. Вот такенные глазищи! Не поверите, я даже вопросов не успел задать.
- Ну и славненько. Передавай голубчика следователю, у нас и без него дел выше крыши.
Полковник с удовольствием затянулся. Он любил раскрытия по горячим следам.
- Мда, - зевнул полковник во весь рот, удобно откидываясь на спинку кресла, - наслушался я здесь за тридцать лет всяких чудес, но такой сказочник впервые. Талант. Он не писатель,