Квартира за Победу (рассказ)

отрезало. Оступился человек. Нечаянно. И даже следствие было… А кто же скажет-то… Вот и Петечка со своими пальцами. И чего смеяться?  Он ведь, ты знаешь, такой невнимательный, такой доверчивый. И добрый ко всем… А при чём тут ножик? Это так, для самозащиты…Сейчас хулиганья-то, сам знаешь, сколько… Да и товарищи его, они тоже для самозащиты… Да и ножички-то у них у всех, адвокат сам сказал, какие-то несерьёзные были… Опять же ножики – не сабли… Да, чего я звоню-то! Петечка велел тебе передать, что если машину будут к Победе давать, ты машиной бери, а не деньгами. И сразу, как возьмёшь, запиши на него. А то он освободится скоро, на чём же ездить-то будет? Он ведь молодой ещё. Ему перед девушками захочется покрасоваться. А как же сегодня красоваться-то без машины?  С ножиком не покрасуешься. Могут неправильно понять… Тем более сейчас ведь у всех машины есть, что ж он один-то будет пешком как дурак? А я откуда знаю какая машина? Петечка сказал. Если, говорит, деду будут давать… Зря он, что ли, фашистских оккупантов героически побеждал… Должны дать. Что значит вряд ли! Папа послушай, не перебивай! Квартиру тебе тоже обещали уже сто лет! А Президент сказал дать - и дали. Может, поближе к Победе он скажет, чтобы и машину… А чего там: где квартиры - там и машины. Тем более, вас, ветеранов-то, и осталось всего ничего…Государство не обедняет, если ещё и машину… Нет, ты имей в виду на всякий случай. Петечка так и сказал: возможно. Да, он ещё про здоровье твоё интересовался. Да, очень-очень! Как там, спрашивал, дед-то? Помирать пока не думает? Да, конечно… Ты же знаешь, он всем нам такой заботливый. Нет, про Владимира Лаврентьевича ещё не говорила. Ты же знаешь Петечку. Он такой нервный… А прямо про здоровье твое минут пять расспрашивал. Любит он тебя, Петечка-то… А то что деньги у тебя перед отсидкой взял, так это, папа, ты совершенно зря!
Взял? – всё же взъярился Иван Семёнович. – Это теперь так называется – «взял»! Украл! Он вор, этот Петя-Петушок!
-Ну, какие это деньги, папа?- примирительно сказала Маня. – Всего-то двести рублей. Было бы о чём говорить…
- Да хоть пять копеек! – продолжал бушевать Юргин. – Дело не в сумме! Он их заработал, деньги эти? А? Я тебя спрашиваю - заработал?
- Ну, папа, что ты так орёшь… - поморщилась Маня. – Прямо как слон. Тем более, что я же хотела тебе отдать.
-Мне твои деньги не нужны! Пусть он отдаст! Пусть заработает, и отдаст! Или выйдет  - опять с ножиком по улицам будет шарахаться?
- Почему ты, папа, такой бессердечный… - даже не спросила, а утвердила сей скорбный факт Маня. – Он же, можно сказать, ребёнок ещё… И уже в таких суровых условиях… Жалко…
Она прямо-таки ненормально любила этого своего барбоса Петечку. Впрочем, почему же ненормально? Материнская любовь. Её другой человек никогда не поймёт. Даже родной отец… Она, Маня, и сейчас была уверена в Петечкиной уголовной невиновности. Он же просто взял, на время, а сказать -  так  просто не успел! Уж очень быстро его…это самое… Нет, он, Петечка, всё равно хороший. Да, с некоторыми минусами -  а у кого их нет? Он, может, когда выйдет, ещё и женится. А чего? Квартира у нас большая будет. Когда все вместе съедемся. Ничего, как-нибудь…Тебе, кстати, Владимир Лаврентьич говорил, чтобы на природу прокатиться? Ну, да-да, инженер. С которым мы, ну, в общем… Он же тебе, кажется, понравился. И не плешивый, а с благородными залысинами! Сейчас так, между прочим, очень модно. В крайнем случае, можно парик купить. Они сейчас недорогие. И всех цветов есть. Вот обменяемся, будет у нас трёхкомнатная, мужик, парик… И, кстати, ещё о жилье… Он, Вова-то, Владимир, то есть, Лаврентьич, чего просил тебе обязательно напомнить насчёт поездки? У него, оказывается, есть знакомый, у которого знакомый в том доме престарелых работает. Можно зайти, посмотреть. Да, конечно, просто так! В ознакомительных целях. С проживающими поговорить. Какие условия, то, сё… Какое озеро? Озеро какое-то… Ах, озеро! Да, и на озеро там съездить. Которое у дома престарелых, ну как же… Давай поедем в конце месяца! Чего тянуть? Природа там просто изумительная! Да, мне сам Вова сказал. Он уже ездил…Посмотрим всё заранее. Воздухом подышим. На всякий случай…Ну, всё, папа. Целую. Так ты если будут насчёт машины чего говорить, не отказывайся. Петечка очень просил. Он же, сам знаешь, такой вежливый, такой ранимый…    
Иван Семёнович нажал на кнопку, выключил телефон. Потом вздохнул, хмыкнул, надел тряпичные кроссовки «Адидас» за восемьдесят рублей (а чего? Недорого и удобно!) и пошёл в магазин за кефиром. Здесь до продуктового-то -  всего ничего, метров сто. Прочти столько же, как от старого дома до водонапорной колонки. А когда к Мане переедет (да, переезжать! Чего тут думать! Петечка, балбес уголовный, придёт, так ему тоже ведь где-нигде, а приткнуться надо! Не на нары же обратно возвращаться!), то за кефиром ближе будет ходить. У ней, у Мани, магазин прямо в дому. В соседнем подъезде. А когда, может, и Полечка сходит. Не всё же ей по танцам своим наркоманским бегать. Да и Владимир этот Лаврентьич…Какой-никакой, а мужик… Хоть и с глазками… Лишь бы Мане нравился… Так что надо. Надо. Ничего не попишешь. Куда деваться.