нашего пристального и всеобъемлющего ока может что-то ускользнуть? Ошибаешься. Идеологически и политически ошибаешься. Мы здесь люди насквозь деловые – не приучены в бирюльки играть.
Можайский замолк, по белкам резанули молниями оранжевые капилляры, вероятно за горизонтом будущего он чего-то нашёл и приценивался. Потом резко успокоился, отшвырнул найденное в сторону, продолжил:
- Я тебя многажды предупреждал: чувство локтя товарища всегда должно находиться при нас. Иди в прекрасное будущее, опирайся, цепляйся за локоть! Не жалко! Но если оступился – не обессудь. Локтем – в солнечное сплетение и на помойку истории. А ты как считал? Считал, что лёгким испугом можно обделаться? И скрывать теперь чего-то от кого-то – лишнее? Твоё дело приняло серьёзный оборот. А серьёзные обороты, сам понимаешь, чреваты широкой оглаской, экстренным внеочередным заседанием и вдумчивым обсуждением. Трупное пятно самоубийства пало на трест! Надо его безоговорочно смыть, а в случае безысходности применить хирургическое вмешательство, чтобы в верхах не подумали, что если работники треста кидаются под каждый городской троллейбус, то значит, не от хорошей жизни. Вот и объясни, чем тебе не угодили массы передовиков, работающие с тобой локтем об локоть?
Почему для тебя важнее броситься под колёса, чем к нам, идейно – устойчивым защитникам прав и обязанностей каждого в отдельности работника треста? Вопросов назревает много. Мы составим список вопросов, их запланируем, распределим между всеми на заседаниях и вынесем безоговорочное решение.
В.В. Фрудко понял, что попал не в строку. С Можайским до обеда разговаривать бесполезно. Он спросил только, на всякий случай, что же ему теперь остаётся делать, неужели подавать заявление?
- А об этом мы подумаем. Переварим совместно на тра -тэ - тэ -а - тэ - тэ. Есть мысли, как сделать так, чтобы Мариец ничего не знал и не догадывался. Обмозгуем, в общем. Кстати, в меню есть телячьи мозги? – поинтересовался Можайский,- Люблю телячьи мозги, они много разного дают организму.
Фрудко развернулся к меню, чтобы обнаружить телячьи мозги, запеченные в тесте, и не удержал на лице растерянного удивления, увидев, как из-за стола с нахальным журналистом поднялся тот самый мужичок, из-за которого, собственно, весь сыр –бор.
К кадыку подвалила изжога. Они прошли рядом и окатили Фрудко отрывком разговора. Короткий мужичок, похожий на пень, рьяно доказывал:
- Конечно, чефер – это тоже добротный материал. Но всё – таки бельтингу он уступает как по качеству, так и по прочности. Нить у чефера более рыхлая и тонкая, а у бельтинга прочная вязь, нить друг к другу привязана плотно.
Моментально садануло по мозгам догадкой: завязка дела была, оказывается, не случайной. Утреннее падение Валерия Вильевича было тщательно спланировано – и жена здесь ни при чём. Вот только кем спланировано, кому Фрудко стал неугоден? Мужичок, естественно, завербован и отрабатывал хитрую программу по изживанию Валерия Вильевича «грязным» путём. Вопрос: кто дёргает его за ниточки? Уцепиться, потянуть и вытянуть вербовщика, а потом действовать по обстоятельствам, целенаправленно, с убойной отдачей.
Он сказал Можайскому:
- Мозги есть. Я, пожалуй, тоже возьму себе порцию. Посмотрел, как аппетитно уплетал их этот вон, новенький корреспондент, и вдруг захотелось. Очень аппетитно уплетал, верно никогда не ел деликатесов, или своих не хватает,- мудро подошёл В.В. Фрудко к главному,- Между прочим, чей это протеже? Тёмная лошадка, скажу я тебе.
- Есть мнение, что - Марийца. Впрочем, может и не Марийца, впрочем, может и не мнение, - замысловато ответил Можайский, и обратив зрачки в недосягаемое будущее, дополнил,- а может быть и не протеже, а что-нибудь ещё лучше.
- И рядом с ним – короткий старикашка. Такой же?
- Об том пока мнение не выработано.
- Ясно, - приступ изжоги продолжался.
А вот спроси у Фрудко – позвонил ли он после обеда руководству медсанчасти по поводу нерационального использования рабочего времени медсестрой Галей? Он не ответил бы, поскольку он вообще ничего не помнил и не ведал, что творил в послеобеденный час – полтора.
Пришлось очень много думать. Натурально, уйти поглубже в себя и задуматься. Работу же он проделывал механически, по предписанию, соблюдая график, набитой рукой, отшлифованными за годы службы движениями, почти в беспамятстве: позвонил всё-таки в медсанчасть, где ему пообещали наказать симулирующего медработника, затем спустился в комитет комсомола, где дружной гурьбой подрастающее поколение забивало в домино «стояка», зашёл в соседние три отдела и рассказал привычно историю про чукчей, поднялся к себе в кабинет. Ничего из того, что Фрудко проделал, он не помнил, не зафиксировал, не уяснил.
В комитете у подрастающего поколения он, например, приставал к Соне-идеологу с настойчивым предложением выдать её замуж за одного хорошего знакомого, военного, относительно пьющего, абсолютно обеспеченного, с пониженным кровяным давлением и соответственно – повышенной заработной платой.
«Комсомольцам надо спешить жить и надо помнить, что они давно вступили в полосу четвёртого десятка», - таранил интеллектом В.В. Фрудко идеолога: « А на четвёртом десятке муж нужен, или хотя бы сожитель».
От ярых убеждений он так разгорячился, что был вне себя, вообще неясно, где он был в тот момент. Если бы было ясно, он бы молчал в тряпочку. Потому что кое-кто, не будем указывать пальцем на Залётного, сразу зафиксировал нравоучение и передал по инстанции:
«Фрудко обрабатывает молодёжь гнусными предложениями, запугивает пенсией и собирается из проверенных в работе людей сделать сожительниц, или наивно полагает, что ему перепадёт как посреднику, т. к. известно, что у Фрудко знакомых холостых военных нет. Таким образом ещё раз подтверждается, что запятнанный мундир – это не случайность, это целенаправленная акция с вытекающими последствиями».
В трёх последующих отделах история про чукчу умело и скрытно была записана на магнитофонную ленту и хранилась на благоприятный случай. Ни о чём не знал Фрудко, ничего не помнил. Он думал. Был насквозь пропитан мыслью о своей интуиции, которая его не подводила. Интуиция подсказывала, что дело приняло скверную окраску, но почему-то не подсказывала, как избавиться от этой окраски.
«Да-а, - думал он,- да, дела, да, влип, Да-а, чёрт возьми, да-а».
Когда он очнулся, возле стола скромно топтался А. Я. Бундык и прикасался к Фрудко, точно заплёванным пальцем к раскалённому утюгу.
- В чём дело?! –грозно предупредил Валерий Вильевич, - Почему не работаешь и других отвлекаешь?!
Бундык движением иллюзиониста вытянул из-за спины рулон ватмана и нежно разгладил его на столе:
- Я вот тут сделал, Валерий Вильевич, как приказывали.
- Что это? Ах, да! Наш ответ на идеологическую диверсию. Целых три ответа.
На плакатах (их было три) в полный рост стояли дворник с метлой и строитель с кирпичом. Надпись на первом угрожала: «Тех, кто слушает «Пинк Флойд», гнать поганою метлой!» На другом предупреждала: «Те, кто слушат группу «Смоки», не сдадут объекты в сроки!» На третьем ничего не нарисовано и скучно, не наглядно предостерегали стихи: «Сегодня носит «Адидас», а завтра Родину продаст!»
Последний плакат Фрудко не понравился:
- Где рисунок, почему не отображены те, кто конкретно собирается завтра продать Родину?
А.Я. Бундык помялся и шепнул: - Не получается с рисунком. Связки нет. Если рисовать кроссовки, то получится вроде рекламы, а если босиком, то получится, что у нас и обуть-то нечего, – А.Я. Бундык ещё раз помялся и утих.
Валерий Вильевич привстал из-за стола: « Думы - думами,- подумал он,- а работа – работой!»
- Как это, связки нет? Да ты, овечья голова, знаешь, что это срочный заказ, что это стихи самой Инги Анатольевны? Сомневаешься? Думаешь - народные? Кричалина и есть народ! Что же ты, захотел по статье вылететь из треста. Рисуй конкретно, так как написано. Такого, для наглядности, полупродажного. Это значит, что на одной ноге у него обут «Адидас», а на другой ботинок фабрики «Скороход». И чтобы к концу рабочего дня висели все три в фойе! Понятно?
А.Я. Бундык обернулся в китайского болванчика, но покачивая головой в такт своего пяченья назад, он всё же успел хитро вставить:
- А рисовать недопродажного в «робе»?
- Рисовать, как полагается!
Пока Фрудко очень глубоко и внимательно забывался в думах о своей интуиции, что-то должно было произойти в здании Пылевого Столпа. Он набрал номер Кричалиной.
- Инга Анатольевна, Мариец ещё не прибыл? Нет? Где? На встрече ветеранов? Войны или труда? Ах, даже так, может вообще сегодня не прийти? Но я думаю. А ваше предложение остаётся в силе? Дело пустячное, что от меня зависит – сделаю. Завтра с утра, как штык, у вас.
« Мариец ещё не пришёл. Да, дела, да, влип, да-а-а, что делать? Что-то надо делать. Что? Надо что-то, да».
До конца рабочего дня он, воткнув голову в кулак, погрузился в изучение своей судьбы.
Время пухло, набирая соки и упругость, точно гнойный пузырь, но до критической массы ещё не дозрело. Зато дозрело до полного затишья в утробе Пылевого Столпа. Время дозрело до времени всеобщего чаепития. Всеобщего, потому и нелегального.
А ещё несколько лет назад чаепитие в тресте приравнивалось к активной физической передышке. Кому-то нравилось махать руками, а кому-то макать сухари в чай. Вкусы не бывают однообразны. Это давно было признано большинством, которое предпочло оздоровительное мочегонное средство сомнительным прыжкам, приседаниям, покачиваниям головой, словом - добровольным истязаниям ради туманной безболезненной старости до которой, кстати, надо было ещё и дожить.
С русской щедростью и застольным обилием хлюпали индийский чай. А кое-кто из ренегатов втихую попивал кофе, собранный в Бразилии, упакованный в ФРГ, и отправленный в Россию - специально для евреев.
И понятно, что это безобразие долго продолжаться не могло. Раньше мочевого пузыря лопнуло терпение у очень высокого руководства, и родился приказ о запрете всякого рода обывательских пережитков.
Как и всякий приказ свыше, этот спустился неизвестно откуда, но при падении скорость набрал огромную. Правда, конкретных источников не было. Свыше, и всё тут, заткнись и не выступай, поскольку сидящие та-ам! – люди понятливые и чуткие к нуждам и чаяниям трудящихся. Так в приказе и подчёркнуто: «Чая ни ям».
В тресте к слову отнеслись с глубоким филологическим пониманием. Собрали внеочередное заседание, обсудили, позвонили куда следует звонить в подобных затруднениях и постановили, что в словосочетании «чая ни ям» допущена незначительная орфографическая «очепятка». Следовало писать не «чая ни ям», а «чая ни ем». Дальше было проще. И последнему плотнику-бетонщику понятно, что чай не едят. Его пьют. Вприкуску, из блюдца, чашки , пиалы, бокала, гранёного стакана. Поэтому в последней редакции приказа было выделено: «Руководство, понятливое и чуткое к нуждам и «чая ни пьём» мы, все трудящиеся и интеллигентская прослойка..»
Тут же была создана по итогам заседания комиссия от чая или отчайная комиссия, которой
Реклама Праздники 20 Октября 2024Работников пищевой промышленностиРаботников дорожного хозяйстваДень военного связиста 30 Октября 2024День моряков-надводников 22 Октября 2024Праздник Белых Журавлей 1 Января 2025Новый год 7 Января 2025Рождество Христово Все праздники |