Кусок хлеба

Георгий, если не раздать его всем, кто нуждается среди близких, то они меня возненавидят, а коли я оделю их всех, то они будут ненавидеть меня вдвойне, потому что станут зависимыми от меня, вынуждены будут благодарить и кланяться, а это для меня непереносимо, ибо я воспринимаю благодарность, как пощечину.
  Единственный, кто примет от меня все, что ни дам, как должное – это Веня; он считает, что весь мир у него в долгу, все обязаны его содержать; он так и остался ребеночком; Бог, видимо, забыл наделить его совестью; он спокойно и естественно будет брать у меня в долг каждый день по конному заводу и проигрывать его на бегах, а утром, вместо «здрасьте», станет опять протягивать руку за подаянием.
  «Блаженны нищие духом».
  Как это понимать? Сколько лет я бьюсь над этой мудростью, а ответа все нет. Попробуем пойти с другой стороны, сказал себе Георгий; логичней было бы: блаженны богатые духом, то есть люди духовно богатые, гармонично развитые.
  Но богатый человек ни в чем не нуждается, у него нет потребности ходить, искать и протягивать руку за духовным подаянием, как куском хлеба, он сыт сейчас и всегда будет сыт. А нищие духом - это те, кто испытывает духовный голод, они лишены духовности, но жить без нее не могут, они обречены искать ее, выпрашивать крохи у тех, кто ее имеет в избытке.
  Может быть, потому они и «блаженны», что ищут и, в конце концов, находят эти крохи с богатого стола?
  Вопросы, вопросы, а ответов нет...
  Вот Веня, мой самый лучший друг, - он совершенно бездуховный, бессовестный, завистливый и злобный - человек, но он не духовно нищий, потому что он этой духовности не ищет. Я думаю о нем  плохо только потому, что он мой друг, я это не приемлю в нем; будь он посторонний человек, мне было бы плевать, но он мне очень близкий, я сам не знаю почему, поэтому я переживаю за него, как за себя.
  С друзьями вообще жить тяжелее, чем с врагами: против врагов мобилизуешься, даешь отпор, а перед друзьями ты бессилен, им невозможно отказать.
  Но я же им отказал, как это получилось, я и сам не понимаю.
  Автор рассказа о Георгии отложил ручку, подкинул дровишек в печку и прислушался, как шумит ветер в кроне столетнего вяза у него за окном. Вот и кончился август, скоро пора возвращаться в Москву.
  С Георгием у него все, вроде бы, прояснилось, «прорисовался» мужик, а вот насчет Альбины и ее супруга - полный мрак, никак не уловить характеры,
  А интересно: о чем они сейчас беседуют вдвоем?
  - Ты была у него? - спросил Веня у жены.
  -Да, только что.
  - Ну и как?
  - Он послал нас всех к черту, - ответила Альбина, - сказал, что ни копейки никому не даст.
  - Я был уверен, что тебе он не откажет.
  - И я так думала.
  - Не дать своей подруге денег на юбку? - Веня развел руками, - это выше моего понимания.
  - Юбку? Денег? О чем ты говоришь, мой милый? Ах, да, об этом... Займи у кого-нибудь другого, ты все равно долги не отдаешь. До новой юбки я, наверное, уже не доживу, ты все поставишь на свою старую кобылу. Пойми же, наконец, она никогда не придет первой, потому что от дряхлости уже выжила из ума.
  - Ты не знаешь, какая она еще резвая, - возразил Веня, - вот увидишь, она скоро возьмет первый приз.
  - Мне тошно, оставь меня в покое со своими играми.
  - У меня нет другого шанса, ты же знаешь, - сказал Веня.
  - Почему же? У твоего друга есть конный завод в Алжире, - усмехнулась Альбина, - если он не отдаст тебе его целиком, то попроси у него хотя бы одну породистую лошадь, и можешь начинать все сначала.
  Веня разинул рот от удивления. Вот это приз, подумал он; да, мелковат я нынче стал, наверное, возраст сказывается; просил на юбку, якобы, для жены, а здесь дело пахнет миллионами.
  Этот нищий миллионер, который еще недавно ходил по гостям и в лучшем случае «сшибал» бутерброды и чай, начал Веню раздражать своим упрямством и скаредностью. Он и представить себе не мог, каким Георгий оказался на деле скрягой, сквалыгой, скупцом, скупердяем, жмотом и еще кем-то, он никак не мог подобрать нужного слова, но именно с такими качествами люди, как его ДРУГ, умеют устраиваться в жизни; вот, к примеру, Георгий, поимел конный завод.
  Психология богатого человека Вене была не по нутру, он был выше этого; вот я открытая, свободная натура, подумал Веня о себе, азартный, веселый человек, могу пойти и просадить на бегах все состояние, слава богу, у меня его нет; я не хожу, как некоторые, по гостям в надежде выхлебать пол-тарелки супа позавчерашней свежести, пить - так пить до потери пульса, играть - так играть на всю катушку, жить - так жить, чтоб чертям было тошно - вот мой девиз. А некоторые люди, как мой друг Георгий, прикидываются «казанским сиротой», когда у них за плечами собственный конный завод.
  Неплохо поиметь такую собственность; можно открыть свой ипподром: рысистые испытания, бега, тотализатор, да мало ли что может организовать человек энергичный, увлеченный, имеющий свое дело, а не такой рохля и пентюх, как его друг, который и не знает, наверное, что ему с этим богатством делать.
Надо брать быка за рога, пока не набежали чужие доброхоты; непонятно, как это Альбина промахнулась - Георгий ей симпатизировал - это знали все; придется ее еще раз посылать к нему с визитом; пусть поэксплуатирует его нежные чувства, но в пределах разумного, без секса; она женщина кроткая, терпеливая и терпимая, чего ни скажешь - все сделает, вот, к примеру, суп с мясом варит каждый день, а где она деньги берет - уму непостижимо.
  - Придется к нему еще раз идти, - сказал Веня жене, - пока не поздно,
  - Иди, коли тебе нужно.
  - Я хочу, чтобы ты сходила, - мягко предложил Веня, - мне он ничего не даст, он разговаривать со мной не хочет на эту тему.
  -Это исключено, - сказала Альбина, - я до сих пор сгораю от стыда; ты, видимо, не понимаешь, какое это унижение.
  -Игра заслуживает денег, девочка моя, необходимо через это переступить.
  - Послушай, Веня, а тебе не приходит в голову, что я там могу остаться навсегда?
  - Нет, дорогая.
  -А почему?
  - Вы оба порядочные люди.
  - Мой милый, порядочных женщин не бывает, я в этом совсем недавно убедилась; поэтому не стоит рисковать. Любая женщина, пожив, как я, забудет о своей порядочности.
  - Мне нравится, что ты отказываешься, - сказал Веня, - и откровенность твоя мне тоже по душе; ты всегда сдержанная, рассудительная, словно вовсе без эмоций; но делать нечего, придется тебе к нему идти опять.
  - Не будет этого, - твердо сказала Альбина, - можешь не тратить своего красноречия.
  Вот это да! подумал Веня, кобыла встала на дыбы, видимо, больно я ее пришпорил; как бы она не понесла, потом ничем не ос-тановишь.
  - Ну что же, я сам пойду, - сказал Веня с пафосом, - пойду ради нас двоих.
  - Какое благородство, - горько усмехнулась его жена, - ты настоящий джентльмен, желаю тебе удачи, может быть, ты, наконец, поймешь что-нибудь.
  Автор рассказа о Георгии снял очки и посмотрел на себя в зеркало; он был чуть-чуть страшнее черта: оброс щетиной так, что и щек уже почти не видно. Пора побриться, решил он, времени достаточно, пока Веня напяливает старые джинсы и идет к своему другу.
  Хорошо, что я захватил бутылку водки, подумал Веня, пока хозяин открывал; когда Жора «тепленький», из него можно веревки вить, он всем объясняется в любви и готов снять с себя последнюю рубашку.
  -Жареной картошкой пахнет, - потянул он носом, когда дверь открылась, - я, как всегда, вовремя; стоит тебе открыть бутылку, я узнаю об этом на том конце Москвы. Я две сардельки прихватил и пузырек.
  - Проходите, товарищ, - улыбнулся Георгий.
  - Вот что значит близкие люди, - обрадовался Веня,— сколько лет мы с тобой друзья, а все не приедается.
  -Да, уж наверное, лет пятнадцать.
  - Альбина все эти годы детей твоих лечила, - напомнил Веня, - да и тебя колола, когда ты помирал.
  -Я перед ней в долгу до гроба, - сказал Георгий, - до самой смерти буду ее помнить.
  -Давай за это выпьем, - предложил Веня, - за то, что люди помнят о добре и не отрекаются от близких.
  Хорошо им было так сидеть и вспоминать прошлое, тосты они произносили по очереди, была у них такая традиция, и картошечка, сильно пережаренная и уже остывшая, была им в радость, все по-прежнему было здорово; но в воздухе уже висело нечто, оно их разделяло, стояло между ними невидимым барьером, и рано или поздно должна была произойти разрядка.
  Последний тост достался Вене, и алкогольная, искусственная благость тут же испарилась.
  - За нашу последнюю нищенскую выпивку и трапезу, - предложил Веня, - ведь мы теперь богаты; жизнь в одночасье переменилась.
  -Ты выиграл на бегах свой миллион? - обрадовался Георгий, - слава богу, звони скорей жене; ты, видно, с ипподрома побежал прямиком ко мне?
  - Сегодня нет заездов, я там не был.
  - Откуда же у тебя взялось богатство?
  - Я имел ввиду тебя, - сказал Веня, - к тебе Фортуна повернулась ликом.
  - Но ты же сказал «мы»?
  -Да, мы; мы все твои друзья безумно счастливы, что ты теперь богат, и все горят желанием узнать, как ты им распорядишься, какое место мы займем в твоей новой жизни.
  - Послушай, Веня, я тебя уже один раз просил не касаться этой темы; это мое личное дело, это моя собственность, понимаешь?
  - Никто не собирается у тебя ее отнимать, - утешил своего друга Веня, - нам просто интересно знать, что ты будешь с ним делать, с таким богатством?
  -Ты от природы хам, - печально сказал Георгий, - и к сожалению, сам этого не понимаешь.
  - Раньше ты не говорил со мной в таком тоне, но теперь ты, видимо, можешь себе это позволить.
  - Раньше я многое не мог себе позволить, но что-то изменилось во мне, кажется, в лучшую сторону.
   -Так мы будем пить за нашу, подчеркиваю, нашу новую жизнь или нет?
  - Убирайся к черту, - сказал Георгий, - я не хочу тебя больше видеть.
  Дверь громко хлопнула в третий раз, и Георгий остался один. Он сидел у окна, курил, думал, что ему делать с этим свалившимся на него наследством, с друзьями, которые уже начали ломать ему дверь, думал о том, как ему жить дальше. У него не было готовых ответов на все эти вопросы; только компьютер выдает бесчувственное «да» или «нет», а в жизни между двумя этими понятиями может существовать бесчисленное множество ответов. Он сидел, думал и не знал пока, как ему поступить.
  Автор рассказа о Георгии тоже пригорюнился: в конце ему следовало дать какую-нибудь мораль, а рука не поднималась писать дешевую назидательность; пусть лучше все останется как есть, со знаком вопроса. Все ждут мораль, подумал автор рассказа о Георгии, а ее не будет, не нужна она.
  Это моя Муза уберегла меня от менторства, подумал автор рассказа, у нее есть четкое чувство меры и такт, с такой женщиной не пропадешь.
  Вот я написал рассказ, подумал автор, я честно заработал кусок хлеба, я не дармоед; может быть, это будет кому-то интересно и его опубликуют; тогда на  кусок хлеба заработает корректор,который будет его выправлять, редактор и рабочий в типографии; достанется кусок хлеба и критику, который пнет меня ногой.
  Конечно, маловероятно, что именно так и произойдет, поэтому рассказ - скорее духовный кусок хлеба для меня одного.
  Пока только для меня...