милости чуть ласты не склеил... Иэ-э-эх-х, молодежь, молоде-е-ежь...
Рефери под взрывные овации публики опрометью водружается на ласты и, подметая бороденкой тщедушное межплечье, обеими руками старательно вправляет травмированную челюсть! Вован, восхищенно наблюдая за деловитыми манипуляциями, упивается душещипательным коктейлем из вдруг искрометно вспыхнувших радости, изумления и останков моментально усопшего ужаса! Отрегулировав жевательный аппарат, пострадавший лукаво зыркает на обидчика и, прицеливаясь струесловием в его пунцовое ухо, сквозь публичное эмоциональное извержение торжествующе голосит:
-- Сейчас меня заменят на Бинго-Бонгу!!! Упаси тебя все боги земные и небесные хоть пальцем в его сторону шевельнуть!! Башку твою синегубастую откусит и выплюнет!!!
-- Ага, -- неосмысленно кивает Володька, -- Откусит, откусит...
-- Оглянись, сыну-у-уля-я-я!! -- вопит из радиокомплекса Алюминьевич, -- Ну какого ляда было миролюбивого заморыша гасить?!
Обернувшись, Вован опешивает от обличия нового рефери в лице гигантского кофейнокожего африканоса, облаченного в черную эсэсовскую форму фашистской Германии: узенькие серебристые погоны, дубльмолниевая правая петлица, кокарда в виде черепа со скрещенными костями... От образа прежнего рефери лишь белоснежные водоплавательные ласты да малиновая бабочка на треугольнике выглядывающей между распахнутыми отворотами кителя накрахмаленной манишки. В довершение к портрету в полный рост: физиономия уличного хулигана, русые усики-щеточка модели аля Адольф Гитлер, в правой ручище классический хлыст для верховой езды, в левой -- золотистая ручная мясорубка.
Жестами пригласив соперников к бою и дождавшись их сближения, Бинго-Бонга с озорной улыбкой шаловливо шлепает Чмоки хлыстом по седалищу и замахивается мясорубкой на Вована... Зал, восприняв подоплеку сего акта как расстановку акцентов «свой-чужой», негодует яростным воем и разбойничьим свистом!
-- Каляка! -- вскрикивае рефери, и единоборцы вступают в контакт.
-- Малыш!! -- наставничает через радиоэфир Алюминьевич, -- Попробуй-ка его в позе тринадцать -- крабом! Это ж твоя коронка, родимый!
-- А чего? Где наша не пропадала? -- шепчет Володька и ловко роняет мексиканца на четвереньки. Тот же, не менее ловко извернувшись, сплетается с россиянином в замысловатый узел. Вплотную перед глазами Вована заветная ягодица. Еще мгновение, и он вопьется в нее алчными губами!
-- Фу, Вовка-а-а!!! -- остерегает через микрорадиодинамик Алюминьевич, -- Своя-я-я!!
-- Чего «своя»?! -- приостановив порыв и забыв, что в ходе боя связь односторонняя -- от тренера к подопечному, надсадно вопрошает Вован.
-- За-а-адница-то твоя-я-я!!! -- словно услыхав вопрос, истошно голосит Алюминьевич, -- Самого себя-я-я не узнае-е-ешь, сукин сын?!!
Вакуум, не ослабевая хватки, пристально всматривается в родинку на бледной ягодице... «Моя! -- мелькает гасящая азарт мысль, -- Моя родинка! Ё-ка-лэ-мэ-нэ! Чуть себя не засосал!.. Ё-ё-ё!!.. У Алюминьевича такая же и на том же самом месте! Папу-уля-я-я!!..»
Вовчик, резво переоценив ситуацию, успешно проводит замысловатый прием, известный в узкоспортивных кругах как «двухсторонний вертихвост». В результате его губы впиваются в область чмокинского правого подреберья. Пече-е-ень! Печенюшечка-а-а! Тут уже об мимолетном поцелуе не может быть и речи. Стопроцентный засос! Бинго-Бонга, как на свадьбе после призыва «горько!», начинает нокаутический отсчет: «Уан, ту, тьроечка, фо, файф, восэм!..»
Каким-то чудом на счете «восьимнатцать» (образно выражаясь, в трех шажках от победного «тфатцать одьин») Чмоки удается с оглушительным чпоканием оторваться от губ Вакуума! К глубочайшему разочарованию болельщиков-россиян, всего-то навсего нокдаун...
Гонг, известивший о завершении второго раунда. Единоборцы по углам вразвалку на табуреточках. Примочки, лед на загривки, восстановительный массаж, тренерские инструктажи... Зал накапливает эмоциональный потенциал для предстоящей пятиминутки. В ход идут гамбургеры, тульские пряники, сало свиное малосольное и оно же копченое, оконная замазка, молоко с керосином, фаршированные ежовыми иголками шерстяные носки и валенки, кирпичи в собственном соку, селедка под мутоном, устрицы в плесени, отбивные из кукол Барби, чупа-чупсы в презервативных оболочках, колбасные изделия из пенопласта, строительный щебень в обувном креме, пластиковые фрукты и овощи, чипсы из душистых армейских портянок, поминальные продуктовые наборы с надгробий подмосковных кладбищ и еще много-премного всяческой вкуснятины... Заполошный Бинго-Бонга, смачно шлепая ластами по рингу и хлопая огромными ушами эсэсовских галифе, исполняет какой-то народный африканский танец, чем заслуживает аплодисменты в такт замысловатым телодвижениям. Вован, пристально вглядываясь в тело Чмоки, подсчитывает синие отпечатки своих губ. Помимо засоса в области печени еще восемь отчетливых поцелуев и три вскользь размазанных. Всего двенадцать. Дюжина! Удачное число!
-- Пятнадцать(!) -- горделиво шепчет на ухо подопечному подошедший со спины Алюминьевич, -- Двенадцать с фасада и три с тыла. Один, который в пятку, не засчитан. Я разбирался. Бесполезно. Говорят: мол, отпечаток по шкале соответствует всего-навсего седьмой категории яркости -- не канает... А чего спорить-то? Себе дороже. Еще нацелуешь(!) В подошвы только больше ни-ни. Не прикладывайся. Помада-то, сам знаешь, сильно за раунд об ринг стирается... Одна бледнота остается.
-- А на мне? -- с волнением интересуется Володька.
-- Шесть! -- торжествующе произносит тренер, -- Четыре спереди и пара с тыла. И ни одного засоса. Молодца, Вован!
-- Тре-е-ети-и-ий ра-аунд!!! -- объявляет Буберниев.
-- Петрович! -- рокочет Алюминьевич, -- Поразминай-ка ему на посошок под бандажом! Для повышения, так сказать, боеспособности.
-- Я вам че всем? -- застыв с володькиным бедром в руках, до слез горючих распаляется хмельной массажист, -- Я ва-а-ам че-е-е?! Про... прос-сти-ту-у-ут?!! Козлы-ы-ы!!!
-- Ну не хочешь, так и не надо, -- миролюбиво уступает Алюминьевич.
-- Я вам че-е-е?!!! -- поддернув сползший памперс и зашвырнув на трибуну в гневе сорванную с шеи гигантскую соску-пустышку, разжигает скандал вскочивший в полный рост Петрович.
-- Ну не хочешь, так и брысь отседова наружу, -- невозмутимо задает направление движению Алюминьевич.
Сердобольный Чугунеевич суетно подсобляет резко поникшему массажисту протиснуться меж пожарных рукавов ограждения. Алюминьевич же, провожая напряженным взором неуклюже пытающуюся сохранить равновесие парочку, недюжинным усилием воли сдерживает приступ раздувшего щеки хохота, вот-вот готового вырваться в атмосферу.
Гонг!.. В третьем раунде (из шести возможных) Чмоки словно с цепи срывается. Удары сыплются на россиянина будто беглый огонь артиллерийской батареи крупнокалиберных автоматических орудий. И всякий раз, когда Володька от сотрясений мозжечка и дикой боли теряет ориентацию в пространстве, мексиканец впивается своими мускулистыми губами в его нежную кожу... Ход схватки убавляет и убавляет шансы на победу... Однажды даже взятый по-борцовски на болевой Володька ловит сочувственный взгляд «водоплавающего эсэсовца».
-- Малыш! Соберись!! Ты глыба-а-а!!! -- вопит через микрорадиокомплекс прижатому к пожарным рукавам подопечному Алюминьевич, -- Ты сильне-е-е!!! Роди-имы-ы-ый!! Богаты-ы-ырь!
-- Хана, Люминьич, -- бормочет полубессознательный Вован.
-- Я тебе-е-е конфетов шоколадных напокупа-аю-ю-ю!! Будешь как сыр в сале!! Хочешь конфетов?!
-- Хочу, -- на выдохе отвечает Вакуум, хотя и понимает, что обратная радиосвязь отсутствует.
-- Держись, Вова-а-а!!! Я тебе три кило колбасы ливерной и.., -- монолог щедрого наставника обрывается хрустом в володькином ухе. Это убойный боковой от Чмоки выводит из строя микрорадиокомплекс...
-- Ты на хрена, щенок, мое радио сломал?!! -- моментально оправившись от удара, рычит россиянин, -- Да я тя с говном без сахара зажую-ю-ю!!! -- на этом вопле Володька наносит меж красных перчаток молниеносный штыковой в нос. Сопли-слюни Чмоки выплескиваются многоструйным веером. Тело мешком с костями брякается на оранжевость ринга. Самую малость постолбенев от изумления, Вован, словно кошка на мышку, бросается на соперника. Виртузно извернувшись в прыжке над распростертым лицом в пол телом, Саломаслов гулко прихлопывает его всем своим весом. Зажав меж колен шею Чмоки и завернув его правую ногу в замысловатую закорючку, россиянин дотягивается распухшими от поцелуев губищами до потной латиноамериканской задницы.
-- Есть конта-а-акт! -- блаженствует Алюминьевич.
-- Не бре-езгуй, милы-ы-ый!! Соси-и-и!! Я не ревну-у-ую-ю-ю!! -- вносит свою моральную лепту в победу благоверная. Володькины же отпрыски не только не отстают от взрослых в шумопроизводстве, но даже с лихвой их превосходят. Однако ж... О дешифровке визго-воплей темпераментных братцев Саломасловых не может быть и речи.
На счете «пьятьнатцать» Чмоки, очухавшись от умопомрачительного удара, начинает извиваться и томно повизгивать. Володька в ответ до предела повышает свой мышечный напряг и засосный импульс. На «девьятьнатцати» мексиканец уже надрывно стонет и совершает попенцией ритмичные возвратно-поступательные движения. Так бурно на володькины засосы никто еще не реагировал. Даже мужественная и темпераментная супружница Нинель. Фанта-а-астика-а-а(!)
«Тьфатьцать одьин! -- завершает отсчет «ластоногий африканос-эсэсовец» -- Нокьаут! Бьиз-дец котьенку -- сьрать не будьет! Встьавайте, оба-вмьестье! Шнеля, шнеля! Фульи разльеглись кэак леньивые свиньюшка?! Конь-ецерта оконьченка!»
Дальнейшее словно в сахарноватном тумане! Раскаты стихийного ликования болельщиков, нацеленная Бинго-Бонгой в зенит вованова рука, покидающий ринг на носилках Чмоки, голубого шелка чемпионский пояс с пристегнутыми к его лямкам чулками в крупную сетку!..
Комнатка-малютка, из коей Вакуум не более часа тому назад шагнул к победе. Обессиленный триумфатор распластался на белоснежной кушетке. Алюминьевич курит кальян, японцы-телохранители вновь у двери, Чугунеевич со компанией похрапывают и посапывают на полу за шкафом, Нинель безуспешно пытается разжечь в мангале бамбуковые дрова, детишки суетливо срывают с голубой ели и рассовывают по карманам украшения... Идиллия(!)
В приоткрывшуюся дверь просовывается поросячье рыло очередного биоробота.
-- Иван Алюминьевич! -- с прихрюкиванием взволнованно окликает он.
-- Ну чего тебе, Гришенька? -- устало бурчит тренер чемпиона.
-- Чмоки помер!
-- Ка-а-ак?!! -- хором кричат присутствующие, в том числе и спящие.
-- Да сердце не выдержало! -- поясняет свинорылый Григорий, -- Говорят, оргазмический экстаз, вылившийся в обширный инфаркт. Это так же как Бананович под проституткою в прошлом годе от избытка радости копыта откинул...
-- Ни фэн-шуй себе-е-е! -- опасливо упирая ошарашенный взгляд в сидящего на кушетке с придурковатой миной Володьку, молвит потрясенный Алюминьевич, -- Вот те и поцелуйчик!.. Смер-те-е-ель-ны-ы-ый... Оши-ше-е-еть...
