Виталий ИСАЧЕНКО (Ильич)
СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Озелененная рельефными пластиковыми панелями комната-невеличка. Цилиндрическая багрового колера боксерская груша, человеческий манекен для контактного боя, пара лавок, таз с этиловым спиртом... Из угла скромновато рекламирует Новый год скудненько нарядненькая голубая ель. Из сумеречного же окна оголтело пиарит торты со свининой трехэтажная неоновая конструкция. Ничего неординарного, если бы не накатывающие из коридора волны рева многотысячной толпы. Не массивная б дверная дамба, звуковое цунами!.. Косяки подпирает пара миниатюрных секьюрити в классических черных костюмчиках. Снаружи столько же, но верзил. Кто из четверки охранистей? Как говорится, бабушка надвое гадала: габаритные-то европеоиды жирноваты, мелкие же -- из старательных и чистокровных, абсолютно постных японских костоломов. В шаге от двери дядя Ваня -- самый крупнокалиберный из присутствующих. Образно выражаясь, подобие помеси гориллы с бегемотом! Скрестив волосатые ручищи на груди, обтянутый яркосиним спортивным костюмом тренер и продюсер в одной телесной оболочище, причмокивая богатырскими губищами, не отрывает выпученного взгляда от груза установленной по центру помещения белоснежной кушетки.
А груз-то!.. Копейка в копейку, атлант подбалконный да беломраморный! Лишь вместо цензурнофигового листа глянцевосиний паховый стринги-бандаж. Хотя и балетного фасона, но из пуленепробиваемого кевлара! О как... Над русоволнистоволосым эллиноподобием колдуют трое согбенных в белоснежных халатах: первый -- лицом типичный алкоголик -- напяливает парню синие полубоксерские с открытыми пальцами перчатки, второй -- олицетворение ученого мужа -- вглядываясь через отверстие ухо-горло-носовского кривого зеркала, приклеивает к стенке ушного слухового прохода микрорадиокомплекс, третий -- глобально плешивый толстячок -- ловко массирует ноги.
-- Петрович! -- рокочет дядя Ваня, -- Поразминай-ка ему под бандажом! Для повышения боеспособности!
-- Да я! -- без разгона влетев в бешенство, мышцемес с кулаками бросается к оскорбителю, -- Я кто-о-о?!! Массажист?! Или проститу-ут?!! -- все, кроме участников скандала и невозмутимых японцев, не в состоянии побороть задорных улыбок.
-- У-тю-тю-тю-тю, -- держа агрессора на расстоянии вытянутых ручищ, оправдывается дядя Ваня, -- Я ж хотел, чтоб как лучше.
-- Фильтруй базар, гиббон!! -- орет массажист, -- Я тебе кто?! Ку-ка-ре-ку-у-у?!! -- внезапно смолкнув, он пулей улетает за белоснежный плательный шкаф, откуда тут же доносятся скупые мужские рыдания.
-- Извиняй, Петрович, -- огорченно заявляет обдразненный приматом, -- Чего уж? Ну позабыл я про твои тюремские понятки. Больше не повторится! Мамой, царствие ей небесное, клянусь!
-- Да ну тя, -- доносится из-за шкафа одновременно с отторгающим взмахом руки оттуда же.
-- Иван Алюминьевич, -- выпрямляется в рост ассистент с дырявым зеркалом на лбу, -- Готово.
-- Шустер, Чугунеич! Займись губами, -- указав на словно окаменевшего атлета, Алюминьевич удаляется за предупредительно распахнутую одним из японцев дверь.
Считанные секунды, и бригада вновь в полном составе: один шнурует перчатки, второй яркосиней спецпомадой многослойно малюет огромные губы атлета, третий, нервно всхлипывая, обезжиривает его кожу вымоченной в спирте половой тряпкой.
-- Раз, раз, раз, -- Алюминьевич, вышагивая с микрофоном по коридору, пытается связаться с экипируемым бойцом, -- Вовчик, Вова. Саломаслов! Сынок! Слышишь меня, ублюдок?!
-- Слышу, дядя Ваня! -- получив в ухо радиосообщение, отзывается парень, -- Как из пушки!..
-- Отлично! -- возвращаясь в комнату, оценивает качество радиоконтакта тренер.
Спустя пару минут Алюминьевич, развалясь под вдруг без постороннего вмешательства замигавшей гирляндами елкой, забавляется раскрашенным под хохлому кальяном. Трое в белом, насухо отжав в таз проспиртованную половую тряпку, зачерпывают из него фарфоровыми кружками и по годами сложившейся традиции стоя и молча пьют за победу Вована. Тот же, легко пританцовывая на босых ногах, то лупцует боксерскую грушу; то, заламывая в умопомрачительные позы манекена, расцеловывает его, отпечатывая на песочного цвета искусственной коже следы синей спецпомады. Затишье перед боем.
-- Вова, -- обращается к бойцу Алюминьевич, -- Ну-к еще разок. Заповеди.
-- Инициатор поцелуя губы в губы, -- как по писаному чеканит Владимир, -- получает техническое поражение с дисквалификацией на сезон, поцелуй самого себя -- турнирный суицид, целующий ринг автоматически теряет по пять очков за отпечаток, засос органов зрения может привести к слепоте, целование пахового бандажа соперника -- признание собственного поражения и просьба о досрочном завершении поединка...
-- Так, так, так, -- подбадривает смышленого подопечного довольный наставник.
Вскоре, если без учета штормового гула извне, наступает мертвая тишина. Слегка притомившийся Володька релаксирует пузом вниз на любимой кушетке. Никто не рискует нарушить его покой. За исключением тренера, кой для команды и бог, и судья, и кормилец, и палач...
-- А я еще при социализме здесь же -- в Москве, -- томно мемуарит дядя Ваня Алюминьевич, -- стучусь в дверь спортсоюзовской бухгалтерии, а никто не отвечает и не отвечает. Ну я и все сильнее да сильнее барабаню!.. Ну и че-то в сторону взгляд отвел. И вдруг чую: мой кулак по теплому да живому долбанул, и что-то одушевленное на пол сбрякало. Глядь, а под ногами-то бухгалтерша молодехонькая без чувств валяется. Она, дура-то, дверь приоткрыла, выглянула и на кулак мой боксерский налетела. Наповал! Хорошо еще, что не главбухша.
-- Да-а-а. Нарочно не придумаешь, -- глаголет захмелевший Чугунеевич, -- И дальше чего?
-- А ничего особенного, -- продолжает Алюминьевич, -- Сотрясение мозга... Потом неделю ей в больницу фрукты с апельсинами таскал... А она нивкакую: я, мол, девушка порядочная; не женишься -- в тюрьму упеку!
-- Да-а-а, -- сочувственно тянет Чугунеевич.
-- До сей поры душа в душу живем! -- не без хвастливых ноток рокочет экс-боксер, -- А я с той поры в незнакомые двери стучусь исключительно ладошкою и не выше приблизительного уровня женской талии. От греха подальше.
-- Да-а-а-а-а, -- мечтательно улыбаясь в потолок, тянет Чугунеевич.
Вдруг зал многотысячегорласто взрывается! Присутствующие в комнате напряженно замирают. Гул болельщиков нарастает. Через несколько секунд затяжной взрыв в стадии неистового ликования! Вскоре в комнату заскакивает облаченный в черный смокинг с бабочкой на белоснежной манишке прямоходящий жирафик с телячьей головенкой и человеческими конечностями.
-- Дядя Ваня!!! -- визжит он, -- Компрессор африканца засосом в печень!! Нокаут на четвертом раунде!! Ваш выход!
-- Вау! Йес!! -- выныривает из мечтательности Чугунеевич, -- Россия -- зверский вакуум!!
«Наконструируют же биороботов по-пьяни, -- сочувственно глядя на ассорти людско-животное, раздосадованно мыслит Алюминьевич, -- А им потом майся средь нас -- человеков!.. Кибернетики долбаные! Еще и, как сволочи путевые, корчат из себя академиков!»
Доселе нудно тянувшееся время вдруг с места припускает по-космически реактивно. Все горным потоком выплескиваются в коридор и во главе с практически голым Володькой несутся к купающемуся в кипятке оваций залу (Чугунеевич только каким-то чудом успевает подпомадить чуток пообтершиеся о манекен губищи бойца). На пути семья главного героя предстоящих событий -- пухленькая молодуха и пара дошколят-близнецов. Все в синем. Пацаны подпрыгивают и визжат от восторга. Володька мимобегом, в соответствии со сложившейся традицией (на удачу!), ловко отвешивает сынкам по головосшибательному подзатыльнику, а супруге -- размашистый апперкот в левое ухо и пронзительный хук в правое подреберье... Молодца Нинка! Устояла и даж от адской боли мордуленцией не скособочилась! Дает о себе знать без малого десятилетний(!) стаж замужества за маститым(!) единоборцем. Пока не скопили деньжат на домашнюю боксерскую грушу и тренировочного манекена, безропотно, смиренно и систематически, бескорыстно, виртуозно, самозабвенно и с чувством собственного достоинства, без излишних сомнений, на грани самопожертвования, исходя из семейных и общенациональных интересов, не экономя здоровья, в ущерб милодраматическим сериалам и близнецам-телехитам канала «Наука и жизнь» «Папа любит пицу!» и «Мама любит дядю!», с хрустом позвоночника и вывихами суставов, стабильно, без обезболивающих препаратов, с феноменальной выносливостью, с охотничьим азартом, монашеской кротостью, придыханием и сладострастными воплями их заменяла... Кого? Ежели подзабылось, напоминаю: «их» -- это боксерскую грушу и тренировочного манекена... Не на шутку отменно Нинша держит удар!..
В завершение незыблемого ритуала детишки озорно напутствуют папашку хлесткими пинками по обнаженным ягодицам. Младшой тычет туда же собственноручно отполированным до зеркальности шампуром, ан промахивается, отчего сливает по щеке не по-детски скупую слезу... Благоверная ж с тостом «за побе-е-еду-у-у!!» широченноразмашисто «угощает на посошок» бутылкой полусладкого «Российского Шампанского» по затылку. И дешево, и патриотично! Спиртное в брызги-дребезги! К ПОБЕДЕ!!!
-- Вы-вы-вова! -- одышечно орет из внутриушного микрорадиокомплекса замыкающий процессию Алюминьевич, -- О-о-ох-х... Задолба-бали вы-вы со своими те-телячьими не-е-ежностями! О-о-ох-х... Сколько мо-можно?! Семейка суеверов! О-ох-х... Изуверы! Извращенцы бесовы! О-ох-х...
-- Милый! -- мелодично орет вослед стремительно удаляющейся кавалькаде так называемая вторая половина единоборца Саломаслова, -- Взасос его, Чмоку сопливого!! В жо-опу-у!! До смерти-и-и!!!
-- Вован, в нокаут его, урода!! -- приплясывая, неиствует гибрид-биоробот, -- Отступать некуда-а-а!! За тобою Росси-ия-я-я!!!
-- В кра-а-асном углу ри-инга-а!!!.. Чемпион латиноамер-риканского контине-ента-а-а!!! -- громыхает навстречу миллионнократно усиленный, но и местами напрочь заглушаемый зрительской братией эталон мужественного голоса в исполнении Димы Буберниева, -- По рейтинга-а-ам БэБэА-а-а!!!.. Тре-етьи-и губы плане-еты-ы-ы в полу-тяже-е-елом-м-м ве-е-есе-е-е!!!.. Чмо-ок-ки-и-и!!!..
-- Чмоки-Рокки -- всмятку коки, -- на ходу презрительно сплюнув на пол, неожиданно, к собственному неописуемому восхищению, скоропалительно рифмует Саломаслов.
Блицы репортерских фотокамер все чаще и ослепительней! Скоро ринг! Схватка приближается!
-- Вы-вы-вы,.. о-о-ох-х,.. В-ы-во-ова! -- орет в ухо через радиоэфир подотставший и капитально запыхавшийся Алюминьевич, -- Н-на ты-ты-ты-ормоз! Фу-у-у... Пы-пы-пырилете-ели! Выключайся, сынок! Ни ка-апли расхода энергетики, ни на пиксель искажения ауры! Фу-у-у... Ты -- тряпка, уставшая мо-мочалка, пьяный ленивец, коз-зломорд под нар-козом, кисель прокисший...
-- Ага,.. ясно,.. козе понятно.., -- с каждым словом сбавляет накал речи Вован.
-- Козе понятно -- козлу приятно! -- передразнивает окончательно отдышавшийся тренер, -- Что за несерьезность?! Зажую как мамонт таракана!! Ублюдок, -- последнее на голосовом минимуме и уже не в адрес подопечного, а для собственного душевного равновесия.
-- Понял, -- полусонным шепотом отвечает боец, -- Спасибо, дядь Ваня.
-- Кушай с булочкою, недоносок, -- с расчетом на то, что
