ПОРТРЕТ

Пацан сидел на скамейке в парке. Дождь, вернее, мелкая противная осенняя морось, сыпала и сыпала с потемневшего неба. Скамейка была сырой, и потому пацан расположился на самом краешке, так, чтоб куртка была под задницей. Его длинные ноги в грубых джинсах вытянулись на самую середину блестящей от влаги дорожки. Благо, по парку сейчас никто не гулял. Ну или пацан думал, что никто не гуляет, и собирался убрать ноги, едва кого-то завидит. Он выглядел типичным «крапивинским мальчиком», хорошо воспитанным, из интеллигентной семьи, — с мрачной усмешкой решил Марк, вот уже минут десять внимательно наблюдавший за пацаном из-за кустов. С веток ему за шиворот капала вода, но он не мог сделать ни шагу. Стоял и пялился. Как дурак.

Или как маньяк.

Маньяком он себя не считал, да по сути и не был. Его просто пёрло от пацанов в возрасте между четырнадцатью и восемнадцатью. Он нагуглил, что такое влечение называется «эфебофилия». Ну и что? Не педофилия же? Возраст согласия наступил.

Но неприятности будут, если пацан подымет шум. По нынешним временам и линчевать могут добропорядочные, правильно ориентированные граждане.

Но в парке никого не было. Да он и не собирался насиловать мальчишку! Просто попробовать его… уговорить.

Уговорить, да.

Хорошее слово. Подходящее.

Он глубоко вздохнул и подошёл к скамейке, медленно, боясь спугнуть пацана, хотя тот сидел спокойно, расслабленно, о чём-то задумавшись, и рассеянно вертел в руке свой мобильник. Как ни странно, не шарился в Сети, не слушал музыку, не играл в игрушки. Просто слегка подкидывал телефон в ладони.

Марк присел на дальний край скамейки, продолжая пожирать мальчишку глазами. Сейчас он мог видеть только его профиль на фоне тёмного капюшона куртки — чётким росчерком: бледная скула, чуть вздёрнутый нос, длинные тёмные ресницы опущены, из-под капюшона выбиваются светлые прядки волос, пухлые губы слегка оттопырены, будто пацан только что их прикусывал…

Или целовался.

Боже… Начать разговор, расположить к себе, не спугнуть, только не спугнуть…

Марк почти неслышно кашлянул и неуверенно пробормотал:

— Что, телефон разрядился? Надо позвонить, что ли? Возьми мой.

Сердце у него так и ухнуло вниз, когда пацан стремительно повернулся к нему, вскинув глаза. Ухнуло и замерло где-то в области паха — горячим твёрдым комом.

Глаза, распахнувшиеся навстречу ему, светились на бледном мальчишеском лице, словно драгоценные камни. «Кобальт синий? Кобальт зелёный? Монастраль?» — зачарованно подумал Марк, машинально сжав пальцы так, словно в них была кисть.

Ну а таких ресниц он и у девчонок не видывал!

Марк проглотил слюну, таращась в эти глазищи, словно загипнотизированный.

— Нет. Не надо, спасибо. Я отключил мобильник, — хрипловато и просто проговорил пацан. Вроде и не испугался совсем, слава тебе Господи, и не бухтит, не хамит, не подрывается с места. Старших уважает.

Общается.

Общительный!

Аллилуйя.

Марк снова горячо взмолился небесам об удаче и продолжал, понимая, что надо бы отвести глаза и не пялиться так открыто. Но он просто не мог!

— Ты… что, из дому сбежал, что ли?

Пацан слегка приподнял бровь. Брови у него, как и ресницы, были гораздо темнее золотистых волос.

— Нет, Не сбежал. Просто вышел… пройтись.

Глаза его мерцали в подступавшем полумраке, с губ сорвался невольный вздох.

Врёт, понял Марк. Сбежал.

Тем лучше! Психует, значит, расстроен, захочет всё рассказать. Потянется к сочувствию. К теплу.

— Ты… — промямлил Марк. — Давно ты тут? Холодно же, сыро и темнеет вон уже… Пойдём, может, — он хотел сказать: «Ко мне домой», но запнулся и сказал совсем другое, более осторожное и невинное: — В кафешку зайдём. Кофейку попьём. Или чаю.

Пацан выпятил обветренные губы — всерьёз задумался. В этом было что-то такое детское, что Марк аж умилился.

— У меня нет денег, — вздохнул пацан, смущённо пожав плечом. — Не взял.

— Я угощаю! — поспешно сказал Марк.

Пацан испытующе взглянул ему в глаза — куда только детская открытость из этого взгляда делась! Марк прямо взмок под своей кожаной курткой.

— Я… ты… — пробормотал он, машинально засовывая руки в карманы. — Это же просто чашка кофе… я тоже замёрз… посидим, погреемся… что тут такого-то?

Вот идиот, — мысленно ругнул он себя. Тот, кто говорит о «таком», о «таком» и думает! Осёл, тупица…

Но пацан, секунду подумав, тряхнул головой и откинул капюшон:

— Ладно, тогда пошли, если ты тоже замёрз.

Его золотистые волосы, не очень длинные, но густые, растрепались, пухлые губы на миг дрогнули в искренней улыбке, от которой засветились глаза, и Марк вновь застыл, как зачарованный.

Господи Боже. Не спугнуть. Не спугнуть. Болтать, расспрашивать. Сочувствовать. Выпить по чашке капучино. В кофейне шибко не разъешься, а мальчишка явно голодный. Судя по тому, как промокла его куртка и джинсы, он давно бродит по улицам, а денег у него с собой нет, сам же сказал. Значит, очень естественно позвать его на ужин. К этому времени он уже расслабится, размякнет. Сочтёт приятелем. И согласится с ним, с Марком, пойти.

А дома… что дома? Мяса пожарить, картошки. Накормить до отвала. Коньячку плеснуть в чай, чтоб расслабился окончательно. Предложить переночевать. Не форсировать. Пусть переночует. Просто. Просто переночует!

Господи Боже, да Марк сам был готов спать на кухонном половичке, лишь бы мальчишка пришёл к нему домой, помылся в его душе, надел его футболку и улёгся в его постель!

Как Красная Шапочка… Нет, Машенька у медведей!

Потерпеть. Подождать. Приручить. Подружиться.

Все эти мысли бессвязно метались в голове Марка, как стая вспугнутых с берёзы ворон, когда пацан, вскинув ресницы, просто спросил:

— А тебя как зовут-то?

— Марк, — хрипло сказал Марк и откашлялся.

Маньяк из него и вправду был хреновый. Робкий, застенчивый…

— А меня — Дэн, — улыбнулся пацан, склонив голову к плечу.

Улыбка его была слегка вымученной — своими натянутыми нервами Марк это сразу просёк.

Что-то у этого мальчишки было сильно не в порядке, но он этого показывать не хотел.

Держался.

Молодец.


* * *
В маленькой кофейне было тепло. Марк снял свою куртку и аккуратно повесил на вешалку в виде стилизованных лосиных рогов, искоса глядя на пацана, который машинально провёл пальцами по влажным от дождя волосам.

— Ты бы тоже разделся, что ли, — проговорил он бодренько, хотя эти простые слова мгновенно заставили его вздрогнуть от возбуждения. — Куртка быстрее высохнет.

Дэн на мгновение задумался, потом серьёзно кивнул, стягивая куртку с худых плеч, и Марк взял её у него из рук, расправляя на вешалке рядом с собственной. И это простое действие тоже взволновало его до глубины души.

И ещё — мальчишка явно привык слушаться старших. Это Марку было очень на руку.

Может быть, его быстро удастся уговорить… на что-то.

На что-нибудь почти что невинное.

Почти.

Под курткой у пацана оказалась белая футболка с надписью «BE A PIRATE» поперёк груди и тёмные джинсы. Футболка была продрана на плече, оттуда торчали нитки и светился треугольник золотистой кожи. Марк снова незаметно проглотил слюну и поинтересовался:

— Чего тебе мама футболку не зашьёт?

Пацан на миг коснулся длинными пальцами прорехи и почти беззаботно дёрнул плечом:

— А нету мамы.

Но голос его чуть дрогнул.

— Ну, девчонка, — промямлил Марк.

— И девчонки нету! — Пухлые губы пацана растянулись в безмятежной улыбке. — Сам зашью, чего там. Я не заметил просто. А ты… наблюдательный.

Ещё бы ему, Марку, не быть наблюдательным, Господи Боже! Да он подмечал каждую мелочь в облике мальчишки так, словно старался запомнить навеки. Трещинку на нижней губе. Слипшиеся стрелками длиннющие ресницы. Светлые прядки волос, которые в тепле начали высыхать и завиваться кудряшками.

— Я просто… — Марк откашлялся в некотором замешательстве, наконец переведя взгляд на возникшую перед их столиком улыбчивую официантку: — Два двойных капучино, пожалуйста. — Он снова глянул на пацана. — Тебя устроит, Дэн?

Ему вдруг стало любопытно, как же зовут пацана на самом деле — Денис, возможно? — но спросить он не решился.

Дэн задумчиво кивнул:

— Да. Люблю пенку. — И внимательно глянул из-под ресниц на Марка, который машинально облизал губы. — Продолжай.

— Что… продолжать? — Марк недоумённо моргнул, потеряв нить этой странной беседы.

Пацан был совсем не таким простым, каким сперва казался, внезапно понял он.

— Я говорил, что ты наблюдательный, — терпеливо пояснил Дэн и старательно устроил свои длиннющие ноги на подставке высокого стильного табурета.

Марк даже засмотрелся на эти ноги в разношенных кроссовках, а пацан невозмутимо закончил:

— А ты сказал: «Я просто…» Что просто?

Он выжидательно умолк.

— Ну… — Марк замялся. — Я просто художник. Артер. Вот так. — Он смущённо развёл руками.

Это, кстати, было чистой правдой.

— Ого! Круто! — Пацан удивлённо улыбнулся, показывая подбородком на кожаную папку формата А3, которую Марк положил рядом с собой на свободный табурет. — Там твои рисунки? Ты что, учишься?

— На худграфе, — скупо ответил Марк, снова приходя в замешательство. Он не привык, чтобы кто-то им интересовался, а в глазищах Дэна засветился искренний интерес.

— Покажешь? — продолжал допытываться пацан, положив подбородок в ладони, а локтями упершись в стол. Марку показалось, что глаза его прямо-таки светятся. Вот он, этот оттенок! Морская вода. Аквамарин.

— Н-не здесь, — бормотнул Марк, неловко поёрзав, и вдруг сообразил, что этот вопрос даёт ему шанс. Он на минуту замолчал, дожидаясь, пока официантка проворно расставит перед ними высокие кружки с капучино и наконец отчалит восвояси. А потом выпалил: — Здесь неудобно. Ну… все же смотрят.

Пацан моргнул, со вздохом кивнул и отпил кофе из своей кружки.

Марк тоже схватил кружку, сделал длинный обжигающий глоток, кое-как отдышался и, решившись, бухнул:

— Можно у меня дома посмотреть. У меня много работ. Я… рисую сколько себя помню. Всю жизнь.

Это опять было сущей правдой. Марк с детства рисовал по многу часов в день, и ему не надоедало. В этом была вся его жизнь.

Так он и объяснил пацану, продолжавшему уважительно на него смотреть, что Марку неимоверно польстило.

— Выходит, ты сам, что ли, научился всему? Ещё до худграфа? — Дэн уважительно покачал головой. — Нифига себе. А у меня вот только палка-палка-огуречик получается хорошо… — Он вдруг прыснул, тряхнув волосами. — Руки у меня кривые для рисования!

Марк чётко осознавал, что пацан нарочно пропустил мимо ушей его приглашение зайти к нему домой и там посмотреть рисунки, но всё равно не вытерпел:

— У тебя красивые руки.

Дэн вскинул на него глаза — Марк даже дышать перестал, — а потом, растопырив пальцы, поглядел на них, словно видел впервые, и снова заразительно фыркнул:

— Ну ты сказал! Руки как руки. Лапы даже…

Марк снова сделал длинный глоток из кружки, несколько раз вздохнул и торопливой скороговоркой пробормотал:

— Нет. Не лапы. Ты красивый. Очень. Я тебя сразу заметил… в парке… я бы хотел тебя… нарисовать, Дэн. Просто нарисовать. Ничего такого, ты не думай! — Его несло, но остановиться он не мог, раз уж начал, и поэтому продолжал, глядя в расширившиеся глаза мальчишки: — У тебя лицо