чтобы убрать волосы, закрывавшие её лицо, но она оскалилась, как дикий зверь, и даже попыталась цапнуть меня, хотя и отдёрнула голову назад.
Потом она разразилась дичайшим плачем, закрывая руками лицо и повернувшись спиной ко мне.
- Энни... – шептал я, касаясь её плеч, - Энни, что происходит?.. Энни... ты слышишь меня?..
Вскоре она прекратила плакать и оглянулась. В её глазах промелькнул голубой огонёк безумия.
- Что всё это значит? – более строгим тоном спросил я, на что девушка, потупившись, пояснила:
- Я никак не могу справиться со своими дурацкими страхами... Вы же знаете, что когда я остаюсь одна в комнате с закрытой дверью, у меня случаются приступы безумия, и я вижу то, чего нет.
Как я мог забыть это? Как я мог забыть то, что приключилось в тот момент, когда Энн проснулась в моём доме? Правда, тогда это безумие выражалось совсем не так. По крайней мере, никаких признаков галлюцинаций тогда я у неё не заметил.
Глава 18.
Меня осудили на два года за нанесение тяжкий телесных повреждений, хотя я не совершал ничего противозаконного, но покрывал того, кто это сделал. Я делал это из личных соображений, но выпустили меня гораздо раньше, так как пришедшая в себя «моя» жертва утверждала, что уже давным-давно не держит на меня зла. Я был безмерно рад тому факту, как и любой другой на моём месте, что вновь окажусь на свободе.
И вот я вернулся в свой дом. Он был так непривычно пуст, что становилось как-то не по себе. Он вообще казался мне совершенно незнакомым.
Наконец, обойдя эти безжизненные меблированные помещения, я наткнулся на комод, на котором лежал кусочек бумаги. Я взял его и пробежался по нему глазами. Аккуратным почерком был выведен текст, который я изложу чуть ниже.
«Дорогой Джеймс!
Я хочу попросить у тебя прощения за то, что сделала, за что тебя так несправедливо наказали, ибо мне очень стыдно, что я так подставила тебя, и меня с тех пор, как тебя арестовали, не покидают ни на минуту ужасные мысли, не оставляют и угрызения совести. Ты был так добр ко мне, и с моей стороны очень нехорошо так поступать. Прости меня, если же, конечно, за такое прощают. Люблю тебя,
Твоя Энн»
Моя Энн... Я тяжело вздохнул, смяв в руке белый листочек. За что мне прощать её? Разве, она совершала что-то такое плохое, за что её надо прощать? Но если она так хочет, то я прощаю её, хотя и сам не понимаю за что.
Глава 19.
Мой слуга пообещал, что пальцем не докоснётся до нашей пленницы, и я поверил ему, но в ту ночь я понял, что таким людям верить нельзя...
Я проснулся оттого, что услышал отчаянные крики, доносившиеся снизу, с кухни. Кричала Энн. Я спрыгнул с кровати и понёсся в кухню, где застал Уилли и нашу пленницу.
В тусклом лунном свете, проникавшем внутрь сквозь маленькое окошечко, мне почти ничего не удалось разглядеть, кроме двух силуэтов, промелькнувших предо мной. В одном из них я узнал Куклу. Она, подобно зверю, металась из угла в угол, испуганно крича, наталкиваясь на всё, что попадалось перед ней.
- Сбежать захотела? – злобно вопрошал Уилли, - Я бы с радостью прогнал тебя прочь, но что прикажешь делать, если мы не получим денег? Хотя плевать мне на деньги! Я бы с радостью прирезал тебя!
- Я не хотела, честное слово! – прерывисто дыша, бормотала Кукла, - Не хотела, сэр...
- И что же ты тут делаешь?
- Я... – Энн осеклась, боязливо озираясь по сторонам и не замечая меня.
Не успел я и рта открыть, чтобы как-то защитить несчастную, как Уилли схватил её за руку и прижал спиной к себе. В лунном свете что-то, зажатое в его руке, блеснуло, и ночную тишину прорезал сумасшедший крик боли.
Я бросился к Энни, отстранившейся от моего слуги и зажавшейся в угол. Она держалась рукой за ключицу. Я подошёл к ней и наклонился. Рядом встал Уилли, тяжело дыша.
Приблизившись к Кукле, я сумел разглядеть, что она зажимает рукой кровоточащую рану.
- Уилли, включи свет, - обратился я к своему слуге, и он быстро исполнил моё приказание.
Когда свет был включён, я смог разглядеть, сколько крови вытекло из раны несчастной Энн. Я аккуратно отнял её руку от ключицы и увидел глубокую длинную полоску, из которой сочилась алая жидкость. Разрез был прямо вдоль правой ключицы, чуть сверху неё.
Глава 20.
Обработав рану Куклы подобающим образом, я отвёл обессиленную и напуганную девушку в её спальню и уложил на кровати, а затем принёс другую рубашку, чтобы она смогла переодеться, а окровавленную и порезанную блузку пришлось выбросить. Сам же я сел рядом с Энн. Она сомкнула веки и, казалось бы, попыталась заснуть. Я поправил её одеяло.
Стоило мне пошевелить одеяло, чуть сползшее вниз, как Кукла открыла глаза.
- Ты не спишь? – удивился я.
- Нет, - мотнула она головой, - Я не могу заснуть оттого, что мне очень больно.
- Больно? – переспросил я.
- Больно, - тихо шепнула Энни, - Дай мне свою руку.
Она высунула из-под одеяла руку, и я крепко сжал её.
- Помнишь, как ты целовал меня? – вспомнила Энн, а когда я кивнул, попросила: - Поцелуй меня, пожалуйста, сейчас, как целовал тогда.
- Ну... – Я немного смутился.
Она дёрнула меня за руку и поторопила:
- Давай же!
Я несмело поднялся на ноги и встал, в раздумьях глядя на лежащую в кровати Энн. Она потянула меня за руку.
- Ляг, - попросила она.
Я прилёг рядом с ней на краешек кровати. Она приблизилась ко мне и прошептала:
- Ну же...
Я обхватил её одной рукой за талию и резко прижал к себе. Она коснулась моих губ. Я почувствовал её запах.
Маленькая Энн, этой ночью ты принадлежала лишь мне одному! Я никогда не забуду твоего тела, твоего запаха. Ты подарила мне незабываемую ночь...
Глава 21.
Оказывается, всё то время, что Энн была у меня «в плену», она вела дневник. Я совершенно случайно нашёл у себя дома эту толстую тетрадь. Вот несколько заметок оттуда.
«... Мне прекрасно известно то, что я безумна, и сегодня это подтвердилось в очередной раз. После того припадка мне было так стыдно перед мистером Картрайтом, что никто и представить не может. Я просто проснулась и обнаружила, что дверь заперта, и тут же началось...»
«... Этой ночью ко мне в комнату пришёл слуга мистера Картрайта. Он явно затеял что-то нехорошее, но Картрайт сумел меня спасти, а ещё мы с ним целовались. Мне очень понравилось, наверное, потому, что я влюбилась в него...»
«... Сегодня слуга мистера Картрайта, кажется, лишил меня девственности. Мне было очень больно, и я не смогла не заплакать. Мне было так стыдно, когда Картрайт увидел меня почти что голой, но я не могла ничего поделать. Картрайт – хороший человек, и я поэтому не поверила, когда он сказал, что убьёт своего слугу...»
«...После обеда сегодня мистер Картрайт оставил меня одну, причём закрыл дверь, а мне становится страшно, когда я остаюсь одна в комнате с закрытой дверью. Мне это надоело. Но сегодня из-за своих видений я не признала и самого мистера Картрайта...»
«...Я настолько безумна, что хожу во сне, и ночью я из-за этого очень сильно пострадала. Слуга мистера Картрайта подумал, что я хотела сбежать. Он не любит меня. Я знаю. Я тоже не люблю его. И он хотел меня убить, наверное, но у него не получилось – он всего лишь порезал мне ключицу. Джеймс же помог мне и отнёс меня в спальню, думая, что я смогу заснуть, но я не смогла из-за этой ужасной раны, зато он был так нежен со мной. Мне понравилось. Я поняла, что он правда меня любит. Он говорил это и раньше, но я не поверила, а теперь верю. Я тоже люблю его. Он очень хороший...»
Прочитав весь её дневник целиком, я предался воспоминаниям и понял, что ужасно виноват перед ней, перед моей Куклой...
Глава 22.
Тем вечером я работал в своём кабинете. Вдруг дверь распахнулась, и в комнату влетела Энн. Было видно, что она чем-то напугана.
- Что произошло? – спросил я, вскочив с места.
Девушка заговорила, не отдышавшись, дрожащим голосом:
- Джеймс, я... Я убила Уилли, кажется...
- Как?! – изумился я.
- Я ударила его ножом в живот... – пояснила напуганная Энн.
Я схватил её за руку, и мы побежали на кухню, где моим глазам представилась ужасающая картина: Уилли без сознания лежит на кафельном полу, истекая кровью. Где-то из-под рёбер у него торчит рукоятка кухонного ножа.
Я подбежал к нему и схватил за запястье. Пульс был. Был, но слабый.
- Он хотел убить меня, но я увернулась, и нож попал в стол и остался там, - заговорила Энн, присаживаясь подле меня на пол, - Я вытащила его, а дальше... Я ничего не поняла.
Я взглянул на Энн и приказал:
- Одевайся!
- Зачем? – не поняла она.
- Одевайся! – повторил я, ничего не объяснив.
Кукла поняла, что бесполезно что-либо расспрашивать и покинула кухню. Через минуту из прихожей донёсся звук захлопывающейся двери. И тут очнулся Уилли.
- Уилли, дружище! – обрадовался я, - Ты меня слышишь?
Он что-то невнятно и нечленораздельно прохрипел, но я, не обратив на это внимания, заговорил:
- Скажи полицейским, что это сделал я, а не она, иначе нас всех посадят! Если что, я напился и набросился на тебя, ладно? Пожалуйста! Это же ради тебя!
Так всё и вышло, и меня арестовали.
Глава 23.
Мы шли с Энн по тропинке, взявшись за руки.
- Я всегда любила тебя, - прошептала она.
Я улыбнулся. Я тоже всегда любил её. Я любил её ребёнком, люблю её и взрослой. Энн – самая замечательная женщина из тех, кого я знал.
Но вот мы остановились. Она печально взглянула мне в глаза и проговорила:
- Спасибо.
- За что? – не понял я.
- За всё, - отозвалась она, - Я самая счастливая женщина на свете, и это счастье подарили мне вы с Уилли.
Я смущённо улыбнулся и потупился. Разве, за такое кто-то благодарит? Странно. Но только Энн не странная – она необычная, и за это я люблю её.
И пусть так будет всегда. Пусть всегда я буду видеть её голубые глаза, золотистые кудри, пусть всегда я буду вдыхать её аромат. Я прожил всю жизнь лишь ради этого. Ради моей маленькой Энн, а она прожила всю жизнь для меня и подарила ещё одну жизнь этому миру, и ради этой хрупкой жизни я тоже должен жить. Я нужен им обеим.
