Он только что дочитал одного из «мастеров советской прозы», пришёл к нам и я слышу:
- Как же они врали эти советские классики!.. и как же посредственно писали.
- Ну, зачем же тогда читаешь их! – проворчала - Не надоела эта примитивная социальщина? Ведь человек и так интересен… и вне социального контексте, а просто сам по себе.
Вроде бы и согласился… Но знаю: недавно прочитал роман начала двадцатого века «Голубая звезда» Бориса Зайцева, который ему подсунула и в котором герои как бы вне «среды обитания», а просто: инженер, доктор, поэт… и не принял:
- Как же так? – недоумевал. – Автор не пишет, где они живут, когда?
Вот такой раздрай с другом…
А вот моя зарисовка просто о человеке… «не в контексте» так сказать, а просто…
Теперь он работает одним из жокеев на радиостанции, и эти слова из шлягера в ту пору были его гимном:
Какой прогноз, дожди или туманно?
Не ждет ли нас нечаянно беда?
Тебя, как извержение вулкана,
Я предсказать не в силах никогда…
Миша Анисимов… Вот уже больше десяти лет три раза в год звонит мне, поздравляя или с днем рождения или с восьмым марта, с днем телевидения…
Главней всего погода в доме,
А всё другое – суета.
Есть я и ты, а всё, что кроме,
Легко уладить с помощью зонта…
А тогда приняли его к нам оператором по монтажу. Невысокий, плотненький, круглолицый, светловолосый, - был он какой-то овальный, словно только что созревшая слива с ещё сизоватым налетом, но который тут же, под пальцами, может исчезнуть, - только прикоснись!
И за три года, что знала его, нисколько не изменялся, спокойно и без видимых эмоций относясь к разным злым всплескам, от кого бы ни исходили.
Скажи мне всё, а если будет поздно,
То виноваты будем только мы…
В первый же день мы должны были монтировать передачу и я, больше чувствуя, чем замечая его волнение, не заводилась из-за его ошибок, промахов, стараясь быть терпеливой и улыбчивой, а когда, наконец-то, закончили монтаж, то, слегка приобняв, поцеловала в щечку, поздравила с «дебютом». Вот и всё. Но с того самого дня он вроде как прирос ко мне.
Кого во мне увидел? Но наши монтажи для него стали чем-то вроде праздников, - готов был оставаться у мониторов и внеурочно, и до полуночи, помногу раз переделывая склейки и лишь приговаривая:
- Ничего, ничего страшного… Сейчас переклеим, вы только не волнуйтесь…
И, мурлыча своё любимое: «Ва-ажней всего погода в доме, всё остальное - суета…» терпеливо принимался… в который раз!.. переделывать очередную склейку. Такой стойкой и безропотной «мужской» преданности не помню ни в ком из своих поклонников!
Когда наши графики работы совпадали, всегда поджидал меня, чтобы вместе пойти к троллейбусу; когда я, в ожидании эфира, почитывала в своём кабинете, то непременно приходил «поболтать»… Кстати, по поводу этой его привязанности мои подруги-коллеги даже перешептывались (знаю!), но я ничего им не объясняла, раз и навсегда решив: раз нужна этому пареньку, то пусть себе потешаются, а я постараюсь просто не замечать их нездорового любопытства.
Есть я и ты, а всё, что кроме,
Легко уладить с помощью зонта…
Конечно, странной «парой» мы смотрелись, ведь Мише тогда было двадцать два, а мне – за пятьдесят, и когда вместе спешили к троллейбусу, иногда словно со стороны окидывала нас взглядом, - стройную пожилую женщину, одетую «просто, но со вкусом», и присадистого паренька в простенькой куртке, - и мелькало: "Ну что между нами общего?" Ан, нет, что-то притягивало его ко мне, что-то получал он от меня, раз теперь, при каждом поздравлении обязательно и скажет: «Я, Галина Семеновна, всё помню!» (Что «всё», Миша?); «Я очень вам благодарен. (За что?); «Я очень рад, что вы столько мне дали». (Чего, Миша?).
Но не задаю подобных вопросов, - зачем? Раз нужна была человеку, раз что-то поселилось в его душе от меня (надеюсь: хорошее!), то пусть и остается… сокровенным.
