По первому снегу

   Поставив ведро на мерзлую землю,  Николай привычно закурил и оперся локтями на ограду загончика.
-- Приходит пора, Вася. По первому снежку прямая тебе дорога в сальце, мясце и прочий витамин «с»

   Центнеровый боров Вася оторвался от колоды, удовлетворенно похрюкал, не различив   в ласковой речи хозяина  грозного приговора, и вновь зачавкал, зашарил  рылом, отыскивая в теплой затирухе особо вкусные места.
 

  Разговоры о желании завести кабанчика Николай начинал каждую весну,  и всегда они заканчивались скандалом.
-- Дерьмо грести да вонь все лето нюхать, -- ярилась супруга Нинка. – Мне и с детьми забот хватает.
   
  Скандалили супруги по поводу и без оного, и чем дальше, тем больше.  Вскоре Николай стал догадываться: бурные сцены, всего лишь, развлечение для неработающей супруги и перестал отвечать на злобную брань. Нинка в ответ отлучила от постели, стала спать отдельно.
 
  Внешне крепкая семья из четырех человек жила в полном раздрае. Если Николай пытался одернуть расшалившихся детей, Нинка яростно бросалась на их защиту;  если пытался не обращать внимания, получал жесткий упрек: «До семьи дела нет».

 Сигарета обожгла пальцы, и Николай заботливо притоптал окурок кирзачом. В холодной октябрьской стылости пожар и нарочно не разведешь, но лучше не рисковать. Васька боровок, заинтересовавшись движением, подошел, потыкался  пятачком  в обрешетку загона, похрюкивая, снизу вверх  скосил на хозяина заплывшие глазки.

   Николай, дотянувшись, почесал  всей пятерней лоб животины и не смог сдержать улыбки. В детстве  на рабочей окраине хрюшек держали почти в каждом дворе. Мяса на большую семью «не укупишь», вот и выживали работяги на «подножном» корме – огород да свинюшка, а то и две, в наспех сколоченной  сарайке.

   Родители с утра до вечера на работе, и пригляд, и ежедневный мешок травы ложились на детей. Самое простое, оборвать траву в огороде, но неинтересное, и  детвора с серыми дерюжными мешками отправлялась в поход  на речку,  то на территорию предприятия, то в  заводской сад. Опасное приключение:  сад охранял сторож и, по слухам,  мог стрельнуть солью в зад. Потом замучишься сидеть в речке, пока вся соль растворится.

   Николай вздохнул и потянулся за новой сигаретой. Ни компьютеров, ни машин не было. Даже телевизор появился потом, а праздник был. К убою порося готовились. За неделю точились ножи, заправлялись бензином две паяльные лампы, вытаскивались большие кастрюли из кладовки.  
-- Ну-ка, сын, помогай,  -- снимали с отцом дверь сараюшки и укладывали на дровяные козлы, получался стол.
 
  Утром приходил сосед дядя Валя.  С отцом шли к закутку, наказав детям не выходить во двор, пока не позовут. Колька в старой фуфайке и валенках метался от окна к дверям и обратно.
-- Мам, можно? Уже можно?

  Доносился приглушенный звук разогреваемых паяльных ламп, и мать,  усмехаясь, разрешала.
-- Беги. Варежки надень.

  Свинья уже лежала на столе. Отец протягивал кастрюльку с кровью.
-- Неси матери.
 
 Быстро очистив тушку от щетины, обжигали до черного, накрывали полотенцами и поливали кипятком, открывая нежную золотисто-светлую корочку.
-- Колька, зови мужиков завтракать.

   Девять часов. Самое время. Кровь на шипящей сковородке развалилась на куски, перемешалась с  белым луком, -- еще за стол не сел, а уже слюнки глотаешь.  Мужики выпили по стопке, чуть закусили и обратно во двор.  Детвора, свои и соседские сковородку доканчивают.

   Кольке везде надо успеть.  Отец достал ливер: легкие, печень, сердце, --  на ветку яблони повесил, аккуратно желчь  вырезал. Дядь Валя развернул в руках длинную селезенку.
-- Знающие люди по ней могут погоду на будущий год предсказать.
-- Ну? – заинтересовался батя.
-- Целая наука,  -- авторитетно пояснил дядь Валя.
-- Не хухру-мухры, -- поддержал батя.
 
   Пока жарился ливер, тушу промыли, разрубили на куски, занесли в тамбур дома и разложили на чистых мешках. Опаленные, вычищенные голову и ножки – будущий холодец – занесли сразу в кладовку.
 
   Мужики за столом выпивали и обедали основательно, поминали хрюшку и рассказывали смешные  байки    о веселых случаях во время забоя.
-- Помнишь,  Петровичева кабана,  с ножом в боку,  всей улицей ловили.
-- А Сашка с Юркой?  Допалили почти, а она на ноги встала и пошла.
 
 Дядь Валя взял под мышку сверток с мясом и ушел, но праздник не кончился. На плите-голландке в большой алюминиевой кастрюле топился нутряной жир. Под сорокалитровой эмалированной кастрюлей горели сразу две газовые конфорки – варилась тушенка.  Мать, нанизывая на спицу, выворачивала и очищала кишки, а отец через мясорубку с насадкой набивал их фаршем.

  Чеснок и лук требовались в неимоверном количестве. Колька и сестра Надька чистили приправу маленькими ножичками, соревнуясь, кто дольше продержится и не побежит промывать под рукомойником слезящиеся глаза. Отец нарезал полосками и солил в деревянном ящике сало, мать жарила мясо на ужин. Уложив детей спать, еще долго продолжали радостную работу.


 Николай сглотнул слюну. Кабанчика купил и умостил в загончике волевым решением.
-- Сам купил, сам  возись. Близко не подойду, -- отрезала супруга.

  Дети рвать траву и хоть как-то ухаживать отказались  при поддержке мамани, и остался Николай с кабанчиком Васькой один на один. Обихаживал, кормил, кастрировал, клыки выламывал, уколы витаминные делал, лелея в душе слабую мысль,  мол, наладится мир в семье, когда попробуют домочадцы своего мяска, не магазинного. Осталось дождаться первого снега и выходного.

  Недельные предвкушения и ожидание с улыбкой на губах праздника начали рушиться еще в субботу, а потом просто падали и били камнепадом по душе.
-- Даже не думай помощников звать и потом мясо им давать. Сам управишься.
-- Кровь жарить? Ты что вампир? Не неси в дом эту гадость.

  Николай вывалил кровь из кастрюльки в снег и вернулся к работе.  Попотеть пришлось изрядно, поворачивая стокилограммовую тушу; бегать в дом,  кипятить-носить  воду.  Попытка привлечь  пятнадцатилетнего сына встретила жесткий материнский отпор.
-- У  Димы во вторник контрольная, надо готовиться.

  Подросток, радостно посвистывая, отправился на улицу. Семнадцатилетняя Анжелла(маменька имя выбрала)  скривила нос.
-- Пап, ты своей щетиной весь двор провонял.
 
  Одному не вдвоем. Провозился часов пять.  Напоследок, нарезал ливер, поставил жарить в сковородке. Пошел в гараж и, присев на люльку «Ижака», выпил полстакана водки. Занюхал рукавом, закурил.
-- Светлая память, Вася. Лучше б в лес отпустил.


  Нинке года поджимали «взамуж пора», а Колька ответственный парень, однажды сказавши «да», на попятную не шел, хотя разговоры о беременности и не подтвердились.  С тех пор и не пил. Зарплату домой, после работы по двору хлопотал.

  Прошел к крыльцу. За работой не успел сам снег почистить, а больше никому не надо. Обмахнул рукавицей край, присел. За спиной Нинка дверью хлобыстнула.
-- Иди. Жри свое месиво. Подгорело небось.
-- Нин, -- окликнул Николай. – Нин, а ведь мы почти двадцать лет вместе.
-- И что?

-- Двадцать лет. – повторил Николай, встал и прошел в дом, забрал паспорт из серванта. – Двадцать лет… свинье под хвост.