Давно уже, лет 10-15 назад, попалась мне на глаза одна заметка в интернете. Женщина кратко и просто описывала случай, произошедший с ними в блокадном Ленинграде, когда она была ещё ребёнком. Точнее, произошедший с их матерью.
Случай этот поразил меня, но ни имени автора, ни названия сайта я совершенно не запомнил. И сколько потом не разыскивал в сети эти записки, так и не нашёл их. Поэтому перескажу их своими словами, от лица той маленькой девочки.
Если кто-то из читателей вспомнит эту историю и укажет мне первоисточник, буду очень благодарен.
* * *
Отец наш был инженером, и с началом войны сразу был призван; мы получили от него только два письма. Последнее было в августе, где он писал, что у него пока всё хорошо. Больше писем не было.
Дед наш, бывший военный инженер, служивший ещё в царской армии, умер как раз перед войной. Остались только бабушка, мама и мы, две её дочки; я была старшая.
В сентябре Ленинград был блокирован, и почти сразу же начались трудности с едой. А в октябре уже начался голод...
Мама наша была пианисткой, работала в филармонии. Была она тогда молодая и очень красивая. И даже зимой, когда голод уже свирепствовал, она держалась молодцом и старалась одеваться так, как это подобает артистке.
В филармонии она получала хлебные карточки, которые потом сама и отоваривала, не доверяя нам. На нас, иждивенцев, хлеба давали совсем мало, по маленькому кусочку. Да и что это был за хлеб! Половина в нём была целлюлозы, опилок, шелухи... От него жутко болели животы, но мы бы ели его ещё и ещё! Если бы был...
Потом началась зима. Никакого отопления не было, и мы замерзали, хотя ложились под одеяло в зимней одежде, шубах и шапках. Тогда мама отдала кому-то своё красивое пальто с лисьим воротником, и у нас в доме появилась печь-буржуйка. Мы высматривали везде на улицах палки и доски, и тащили их домой, но скоро их на улицах почти не осталось. И мама стала рубить и жечь стулья... Скоро мы могли сидеть уже только на кроватях.
Однажды мама тепло оделась, сказала, что её долго не будет, и отправилась отоваривать хлебные карточки. Очереди за хлебом были жуткие, километровые; стояли в них на морозе целыми днями.
Стоя в очереди, она увидела одного необычного мужчину, в тёплом, на меху, кожаном пальто с меховым воротником. Мужчины не в военной форме были редкостью, а в очередях их вообще не бывало. Только обессиленные старики, которые падали с ног...
Этот же был полон сил, с румянцем на щеках; да и пальто у него было расстёгнуто - ему было жарко! Он не спеша шёл вдоль длинной очереди, чего-то высматривая. Длинный ряд измождённых, почерневших, обтянутых кожей лиц, тянулся перед ним...
Увидев маму, он остановился. Несмотря на голод, она ещё значительно отличалась ото всех, была моложе и красивее.
- Извините, - сказал он негромко, – можно вас?..
И склонившись к ней, ещё тише добавил:
- Я здесь недалеко живу... Буханка хлеба и банка тушёнки.
Мама всё прекрасно поняла. Тогда моральные и нравственные нормы в городе уже изменились; отдаться за хлеб, за еду считалось для женщины удачей. Никто этого совершенно не осуждал! Желающих мужчин только практически не встречалось: они еле волочили ноги.
Мама посмотрела на него и молча кивнула; мужчина взял её под руку и повёл. Очередь смотрела им вслед...
Они прошли с квартал, свернули в проулок, а затем во двор. Поднялись на этаж, и мужчина открыл высокую дубовую дверь своим ключом.
Квартира показалась маме большой, сумрачной и пустой...
- Мы здесь одни? – спросила она.
- Почти, – усмехнулся мужчина, снимая кожаное пальто, под которым оказался суконный френч, какие обычно носили партработники. – Ещё только Джек...
Услышав хозяина, из комнаты вышел огромный пятнистый дог. Это было чудо, ибо собак в городе давно уже не было! Все были съедены. Дог подошёл к маме и стал её возбуждённо обнюхивать.
- А где спальня? – спросила мама, думая поскорее покончить со своей обязанностью, и заглянула в маленькую боковую комнатку.
Но это была не спальня. От того, что она увидела, голова у неё поплыла и ноги подкосились. Это был склад!
На столе лежал огромный куб сливочного масла в прозрачной бумаге; далее громоздились батареи консервных банок; гора буханок настоящего, не целлюлозного хлеба стояла на деревянных полках... Бумажные мешки, из которых выглядывали палки сухой колбасы... какие-то бочонки... И что-то ещё, ещё, ещё!..
- Нет, нет, не сюда! – мужчина быстро оттащил её от маленькой двери. – Да вы раздевайтесь, - сказал он, с усмешкой разглядывая её. – Я вас немного удивлю... Спальня не понадобится.
Он снял с неё пальто и повёл в другую комнату. Дог неотступно следовал за нею, продолжая обнюхивать.
- Видите, как волнуется Джек? – сказал мужчина, с любопытством глядя ей в лицо. – Собственно, я пригласил вас для него. Ему давно уже нужна подружка, но где их сейчас найдёшь?.. А я только полюбуюсь.
* * *
В тот день мама вернулась домой гораздо раньше, чем мы ожидали. Она тащила за собой какие-то санки, на которых лежал большой перевязанный верёвками мешок; так обычно возили покойников. Но это был не покойник... И санки были не наши.
Вдвоём мы с большим трудом затащили мешок в квартиру.
Он оказался набит едой! У нас просто глаза полезли на лоб от счастья. Чего там только не было! Хлеб, масло, колбаса, консервы... Вяленая рыба! Было ясно, что мы спасены... Сломали последнюю тумбочку, затопили печку. Варили суп с тушёнкой... Какой божественный аромат шёл от него! Потом пили настоящий чай, с сахаром... Этот день я запомнила на всю жизнь.
Но мама с того дня сделалась молчаливой, и на наши вопросы, откуда всё это, отвечала: «Нашла, случайно... Но об этом никто ничего не должен знать, иначе меня арестуют». И мы обещали молчать.
* * *
Только через много лет после войны мама рассказала мне, что тогда произошло...
Но я и раньше знала, что у мамы, ещё от дедушки, остался маленький дамский браунинг, с которым она никогда не расставалась. Время было опасное: иногда на улицах нападали, и даже убивали, чтобы забрать хлеб.
Мерзко, стрёмно и погано... и это только самые невинные слова, которые я нашла, чтобы выразить своё отношение. Кошмар! Более пятисот человек прочитали и никто, за некоторым исключением, не дал достойную оценку этой словесной блевотине... На главную поместили как Прозу недели, наградили звездою... Жаль, что удалили мои предыдущие комметы, они более явственно выражали мою позицию! Маргарита Сергеева написала - "Если звёзды зажигают, значит это ". Ну, конечно, кому-нибудь нужно! А нужно этой этой оголтелой своре русофобов, патологический ненавидящих Россию... Даже Ленинградскую трагедию загадили ... 
Ужас того, что сотворила советская власть с Ленинградом описать невозможно. Это было нечто такое, что нельзя даже себе представить.
Люди, озверев, ели кошек, собак, грызли трупы собственных родных...
А партийная номенклатура жировала. Полно воспоминаний о Жданове и блокаде.
В реальности, мало героического в том, как люди выживают в нечеловеческих условиях.
В истории советской власти есть очень много такого, что может вызывать только отвращение и ужас.
Хорошо, что героиня рассказа пришла к подонку с браунингом. Впрочем, я бы дописал за неё то, что она изначально хотела ограбить этого господина ...
Про собаку, способную насиловать женщину против её воли, мне представить трудно. Собаки лучше людей...