История любви. Гл. 39. Ступени, ведущие на небо...

правом кармане у меня медальон, - проговорил он, - прошу вас, достаньте его и отнесите матери моей жены, госпоже Дюплесси.

Сансон сказал что-то своему помощнику, и тот достал медальон с портретом Люсиль.
- Хорошо, - ответил Сансон, - будь спокоен, мы выполним твою просьбу. Но сейчас надо поторопиться, у нас мало времени.

Камилл передохнул и,подняв голову, посмотрел на возвышающийся на фоне неба окровавленный нож.
- Моя награда... моя награда, - тихо сказал он.

Его привязали к доске. Перед тем, как нож опустился, он успел выкрикнуть имя своей любимой.
- Люсиль!

Толпа, обычно шумно реагировавшая на совершающиеся казни, стояла притихшая, какая-то подавленная. Подул сильный ветер, и всё небо заволокло тучами...

Эро стоял рядом с Дантоном, спокойно дожидаясь своей очереди. Но вот и его черед пришел, и помощник палача взял его за плечи, направляя в сторону эшафота.
- Ну, прощай, красавчик Эро, - проговорил Дантон.
- Прощай, Жорж, - откликнулся Эро.
Он подался вперед, собираясь поцеловать Дантона на прощание, но помощник палача грубо рванул его обратно со словами:
- Давай, пошел вперед!
- Глупец! - крикнул им вслед Дантон, - разве ты запретишь нашим головам поцеловаться на дне корзины?

Через пару минут он уже и сам был наверху, рядом с гильотиной. Еще не убрали тело, и нож ещё не успели очистить от крови Эро, как Дантон уже приблизился.
- Подожди, - сказал ему Сансон, - надо протереть лезвие.
- К чему тянуть, - презрительно бросил Дантон, - немного больше или меньше крови на твоей машине, что за важность.
Его уже привязали к доске, когда он сказал:
- Покажи мою голову народу, она это заслужила. Такие головы ему не всякий день удается видеть.

И Сансон выполнил его просьбу. Он поднял голову Дантона и пронес ее над притихшей толпой вокруг эшафота.

Небо уже совсем заволокло тучами, и вот, на окровавленные доски и на черный силуэт гильотины упали первые тяжелые капли воды...
Люди стали расходиться.

***

- А красивый он, этот Эро, - проговорила одна старуха-вязальщица другой. Женщины медленно брели с площади Революции, обсуждая только что увиденное зрелище. Они были здесь завсегдатаями и старались не пропускать ни одной публичной казни.
- Да, - согласилась вторая, почесав морщинистый подбородок, - я его ещё с Дня Празднования Конституции запомнила. На этой же площади дело было, такой праздник. О... а сколько тогда народу собралось, побольше, чем сейчас, вся площадь. В воздух выпускали белых голубей, статую свободы установили.
- Она и сейчас стоит, - буркнула вторая старуха, обернувшись и показывая рукой на огромную статую свободы, установленную на площади прямо напротив гильотины.
- Да, только сейчас она потемнела, облупилась как-то, а тогда была как новенькая. А Эро этот, помню, Конституцию читал. Все аплодировали ему, сколько цветов было. Он как раз у статуи свободы стоял. Гордый такой. А я тогда ещё подумала, что он и у гильотины красиво бы смотрелся. Так и оказалось...
- Как в воду глядела, - протянула вторая старуха, задумчиво сдвинув на макушку красный колпак.
- А то! Ладно, Симона, пойдем, а то дождь-то какой начался, - пробурчала вторая.
И ускорив шаг, обе старухи поспешно пошли домой.

/Продолжение следует/