После почти десятилетнего проживания в гостеприимных кавказских горах, в родное, сугубо равнинное Подмосковье, в отчий коломенский дом вернулась Зинка, в девичестве Ишакова, а сейчас черт его знает как, какая-то «оглы». Именно что вернулась, а не приехала погостить. Сказала что насовсем. Почему – объяснять не стала, а домашние и не настаивали. Зачем? Понятно, что-то нехорошее случилось у нее там, на Кавказе. От хорошего не бегут. Может, опять война начинается? Так она совсем-то вроде бы и не прекращалась, малость поутихла только, а так – один чёрт, всё равно стреляют, всё равно взрывают… А может еще чего, семейное…Ладно! Вернулась так вернулась. Все-таки родной дом-то, не чужой. Здесь всегда примут. Милости, как говорится, просим в родительские стены.
Она, Зинка-то, чего на Кавказ уехала? Она тогда, десять лет назад замуж вышла. То ли за лезгина, то ли осетина, то ли кабардина или чечена. В общем, за джигита. В общежитие познакомились, в Москве. Зинка там, в столице, на медсестру училась, а этот самый Мансурчик делал вид, что работал на какой-то стройке. Чего он там строил – упорно не рассказывал. Знать, какой-то суперсекретный объект государственного значения. Хотя какой из него, прохиндея, строитель…. Насчет того, что будущий зять - именно прохиндей, Иван Петрович, Зинкин папаша, сразу определил. У него глаз на таких шустрил о-го-го какой наметанный. Зря, что ли, по молодости пять годков загорал на солнечной Колыме, да и потом всю жизнь воровал приемщиком на продбазе! В общем, будущий новый родственник Зинкиным родителям, а равно братьям Кольке и Вовке не очень сильно понравился. А Светочка, младшенькая, даже пугалась его внимательного маслянистого взгляда и узких и острых как шило усов. Колька с Вовкой даже поначалу разрешения у Ивана Петровича спросили, чтобы, значит, женишка на вшивость проверить. Ладно, проверьте, согласился Иван Петрович, но морду желательно не портить. Может, и на самом деле придется породниться.
Только не вышло ничего с вшивой проверкой. Жених оказался парнем не промах, быстренько догадался, зачем братья его на прогулку в лес так настойчиво приглашают. Когда дошли до опушки, и кулаки у Кольки и Вовки прямо-таки уже докрасна раскалились от желания похристосоваться со своим дорогим кавказским почти родственником, тот быстро оглянулся на них, смазал внимательным взглядом, криво усмехнулся и ножик показал. Хороший ножик. Длинный и, судя по хищно блеснувшему жалу, очень вострый. Таким очень удобно поросят резать. Ну а где поросята, там и люди… После чего снова усмехнулся и свое убойное оружие куда-то то ли в штаны, то ли в пиджак моментально-незаметно спрятал. Видать, не в первый раз. Сразу видно – настоящий джигит!
Нет, братья, в общем, не особо и испугались (что они, ножиков, что ли, никогда не видали? Не смешите меня! Чтобы на ихней улице, да без ножиков!). Просто какую-то скукоту в грудях молодецких сразу почувствовали. Очень уж на них большое впечатление произвел даже не сам ножик, а то, как моментально он в мансурчиковых руках оказался и так же молнеиносно-незаметно спрятался. Сразу видно – мастер, опыт имеется. Они хоть и малость туповатые, Колька с Вовкой, но сразу поняли: дела хрены, если и на самом деле дурь сейчас начнем качать – как два пальца припорет. В общем, хороший парень. Свой по натуре. И улыбается постоянно. Значит, себе на уме. Такой и нужен их любимой старшей сестренке, этой вечно скромной тихоне, этой дуре-перестарке Зиночке. Совет вам да любовь, граждане взаимно влюбленные. И, как говорится, детишек побольше.
Кстати, эта перестаркость, это затянувшееся девичество были еще одной (а, может, и главной) причиной, что семья зинкиному выбору особенно-то и не противилась. Да, некрасивой Зиночка уродилась, чего скрывать. Откровенно серенькой и к тому же очень уж тихой. Прямо монашка какая-то, а не достойная представительница их уркаганской семейки. Чем принципиально отличалась от бугаев братиков и Светочки, той еще с самого младенчества сорвиголовы, обещавшей в зрелом возрасте превратиться в самую настоящую оторву. А Зиночка… А что, собственно, Зиночка? Ну тихая, ну не Софи Лорен! Зато со всегда и всем нужной профессией медицинской сестры, а вот теперь еще и замуж собирается. Самый полный женский набор. Все по уму. Да и то, что в кавказские горы собралась уезжать – тоже правильно (хотя и боязно было ее, тихоню такую, туда отпускать). Но с другой стороны, испокон веков на святой Руси жена к мужу в дом уходила, а не наоборот. Значит, так тому и быть. Так и договорились. Так и сделали.
И вот вернулась. Да не одна, а с дочками, Гуленькой и Томочкой. Вообще Зиночка там, на Кавказе, четверых родила. На удивление плодовитой оказалась, вся в бабку Евдоху, иванпетровичеву мамашу, царство ей небесное. И опять же аборты там, в горах, очень не приветствуются, так что хочешь – не хочешь, а рожай. Еще были мальчики, Джангур и Мусик, Муса. Иван Петрович малость понедовольничал, что хотя бы одного могли уж русским Ванькой назвать, русского дедушку, его, то есть, уважить. Но знающие люди популярно объяснили: в тамошних краях мальчиков принято называть, как мужчины пожелают, в первую очередь - глава рода. За ним окончательное слово. Да уж лучше так, Джангурчик и Мусик, чем какие-нибудь Джонни или Альфреды. Была одно время такая мода, наших ребятёнков черти как обзывать. Это был вообще полный дурдом, особенно когда они взрослыми становились. Джонни и Альфред - а морды наши, тамбовско-рязанские! Смехота одна! А Джангур и Муса, это тоже хотя и не по-русски, но, в общем-то, терпимо. Чего-то пусть смутно, но почти знакомое, почти родное. Так что пусть. Переживем. Лишь бы, когда вырастут, особо не бандитствовали. И старших почитали. Не то что некоторые с их здешней бандитской улицы.
Гуленька же с Томочкой внешне были под стать матери: такие же пышечки с невыразительно-блеклыми личиками, такие же светловолосые, такие же тихие. Лишний раз ртов не раскроют, на улицу редко показываются, все больше здесь, по дому ходят, молчат и застенчиво так улыбаются. В общем, совсем русские дети совсем нерусских гор. И опять противоречия: и обидно, и, с другой стороны, ладно хоть так. А то Зинка с ее несовременной скромностью вовек замуж бы не вышла. Так и померла бы в «правильных» девках - а это неправильно. Это нарушение всех житейских законов и женской физиологии вообще. Люди должны размножаться. Так нам боженька велит.
Несмотря на то, что ничего особенного вроде бы не произошло (ну, вернулась дочь к родителям, ну и что такого, ничего, довольно будничный случай), для их улицы, тихой, сонной, умеренно пьющей по будням, и досыта – по праздникам, жадной до посплетничать, в общем, обычной-простой-рядовой улицы зинкино возвращение стало событием. Во-первых, из-за самого факта возвращения. До неё сюда, на улицу, еще никто не возвращался. Хотя бы по той простой причине, что никто никуда и не уезжал. Уперлись в эту свою имени Джавахарлала Неру (вообще, кто это такой? Зачем? Откуда? Каких национальностей? Почему такой почет – улицу назвать?) и хоть танком на них при – не сдвинешь. Потому как хоть малая, а всё же Родина. Как говорится, где родились – там и пригодились, и нечего никуда на сторону дергаться. Отчизна, едрить её разъедрить. Патриотизм. Это всё-таки гордые понятия. Это вам не плакать о русских березках, сидя в парижском бистро или лондонском пабе, что в переводе с ихнего, английского - обычная пивнушка.
Вторая причина, по которой соседи пришли во взволнованное движение, касалась Зинкиных детишек. Вопросов здесь было как в Государственной Думе, невпроворот. Почему привезла только девочек? Мальчики остались добровольно или родня не пустила? (Вопрос, как говорится, в самую струю: в эти дни по телевизору как раз передавали громкий судебный процесс: дочурка одной известной эстрадной исполнительницы судилась со своим кавказским мужем, который ни в какую не хотел ей возвращать совместно нажитого мальчика. Говорил: я бы такой мамаше даже обезьяну не оставил. Серьёзный мужчина!). И дальше: почему девочки на улицу не выходят? Стесняются что ли? Может, боятся, что разные вопросы им будем задавать? Так пусть не боятся! Обязательно будем!
В- третьих, было интересно как ей, Зинке, жилось все эти долгие годы. Нет, понятно, что не в меду купалась, раз все-таки смылась. Хотя и здесь, дома, тоже ничего веселого не наблюдается: ни работы нормальной, чтобы в смысле не копеечной, ни давно и бессмысленно ожидаемого сноса (ну, расселят по квартирам, по этим мешкам бетонным, ни палисадника тебе, ни терраски, с крыльца которой так приятно поутрянке побрызгать, ни будки с Тузиком, ни кустика крыжовникова, хоть чахлого, хоть в парше всего, хоть без слез не взглянешь, зато своего, персонального), ни женихов на ихнем Фабрициусе нормальных, потому что пьют, ни невест нормальных, потому что пьют тоже, и вообще не девки, а стерва на стерве. Впрочем, на соседних улицах картина наблюдалась такая же. Раньше хоть в гости по- соседски ходили, в домино там или картишки, дрались от делать нечего и, конечно, не по злобе. А сейчас и ходить, и играть, и драться некому. Обмельчал народ, испаскудился, отгородился друг от друга заборами железобетонными, трехметровыми, чтоб никто, упаси господь, ихний бизнес не подглядел, чтоб вы с им, с бизнесом этим вашим, позадавились все.
В - четвертых, правда ли мужикам-мусульманам всем подряд делают обрезание, в результате чего они становятся в постели такими шустрыми, что прямо караул. И правда ли, что они перед половым контактом обязательно молятся, в отличие от наших дураков, которые кидаются на нежный женский организм без всякой предварительной молитвы. И вообще знают много разных способов, а не опять же как наши – залезут и только пыхтят, дураки. И никакого тебе от них романтизьма, одно только «давай да давай!». Эти вопросы особенно и конкретно интересовали Клавочку Змеюкову, давнишнюю зинкину подружку и соседку, в отличие от нее, Зинки, замуж так и не вышедшую, хотя и была пригожа личиком и добра телом. Некоторые злые уличные языки поговаривали, что все-таки есть у Клавочки некий террорист, имеется, проказник этакий, в наличии. Только она его никому не показывает, прячет всячески под покровом темноты, конспирирует хлеще чем большевики Ленина в его разливном шалаше перед неизбежно грядущей революцией. С чем были совершенно не согласны другие уличные аналитики, утверждавшие, что никакого мужика у Клавки нету, поэтому она, задрыга перезрелая, на них, мужиков, и рявкает как богом обиженная. Чуть чего - бросается тигрой, с ружьем наперевес и с гранатами в обеих своих тигриных лапах. А вы про какой-то романтизьм… Ту бы, с Клавочкой-то этой, живым остаться, и то за счастье… В общем, дискуссия разгоралась и обещала вырасти в отдельную от Зинки тему, тем более интрига обострилась тем, что, задав эти глубоко интимные вопросы, Клавка стремительно покраснела и стремительно ускакала прочь, что лишь пусть и косвенно, но все же подтвердило правоту первой аналитической группы: мужик у нее есть и, учитывая ленинскую конспирацию, скорее всего женат. Может, даже не один раз. И детей как грязи.
В
