зайцев, даже одного лося – все они изо всех сил неслись туда же, куда и мы.
– Куда… ку-да?! – выкрикнула я, наконец догнав Стива.
– К озеру! – проорал он в ответ, указывая вперёд.
И правда, там светлело маленькое озерцо, к которому зверей, застигнутых пожаром, гнал инстинкт. Мы влетели в это озерцо галопом, и наши кони устремились на самую его середину, а рядом плыли и косули, и зайцы, и лисы…
– Ноев Ковчег! – ошеломлённо выдохнула я.
Все мы достигли островка посреди озера почти одновременно. Стив придержал Ханхени за повод и бросил мне:
– Постоим тут, в воде.
Озеро было совсем мелким, по грудь лошадям.
– Оставим место для зайцев! – откликнулась я, переводя дух.
И тут хлынул ливень, враз погасивший пожар, который едва не погубил нас.
Подождав с четверть часа, мы осторожно выбрались оттуда. Кони медленно ступали по обугленной земле среди торчащих, как часовые, деревьев.
– Найду уродов, которые зажгли костёр в такую пору – за ноги подвешу, – угрюмо проронил Стив, и я согласно кивнула. – Хорошо, что всё быстро погасло, – продолжал он. – Многие деревья не успели вспыхнуть. Выживут. И вся эта живность в озере – тоже.
– Это то озеро, про которое говорят, будто только ты знаешь к нему дорогу? – поинтересовалась я. – Озеро Ножа, кажется?
– Хийа, – Стив отрицательно качнул головой. – Просто маленькое озеро. Ты в порядке?
Он остановил коня и напряжённо вгляделся мне в лицо.
И тут меня затрясло – от пережитого стресса и от холода. Затрясло так, что я даже не могла ему ответить, хотя старалась изо всех сил – у меня просто зуб на зуб не попадал, и я боялась, что откушу себе язык, если заговорю.
Стив мгновенно спешился и почти сдёрнул меня на землю, крепко-накрепко обхватив обеими руками. Я отчаянно вжалась в него всем телом, впитывая блаженное тепло и понемногу расслабляясь в этом тепле, а он тихонько дышал мне в макушку.
Он тоже был мокрым до нитки, но горячим, как печка.
Я никому не позволяла до такой степени приближаться к себе. Даже родители не обнимали меня со времён моего младенчества. Даже единственный к тому времени сексуальный опыт… впрочем, я не о том.
– Ваничи. Ничего, – пробормотал Стив мне в волосы. – Это нормально. Мы же чуть было не сгорели. Так что можешь пореветь, если хочешь. Ты девчонка, тебе можно.
– Я никогда не плачу, – глухо ответила я и слегка отстранилась. – Извини.
Сразу стало холодно.
– Может, разведём костёр и погреемся? – предложил Стив и вскинул бровь в ответ на мой скептический взгляд. – Просто погреемся, Скай Адамс. У огня.
– Хватит уже огня, – решительно сказала я и отступила поближе к Ханхени. – Лучше давай побыстрее вернёмся домой. Мои родители наверняка беспокоятся.
– Боишься меня? – с обычной ухмылкой прищурился Стив.
– Боюсь, – легко согласилась я.
– Врёшь ведь, – бросил он уверенно.
Я твёрдо встретила его взгляд и лишь пожала плечами.
– Уоштело, – с нарочитым вздохом он наконец взобрался на своего жеребца.
И мы отправились домой.
Уже через полчаса я положила свою промокшую и грязную, всю в саже, одежду в стиральную машинку и залезла под пуховое одеяло в своей спальне.
Я никому не рассказала о том, что Стив Токей Сапа спас мне жизнь.
И он тоже об этом молчал.
Я солгала ему тогда. Я его не боялась.
Я боялась себя.
***
Я представляю, – судя по дневнику Вайноны, – что вся старшая школа тогда толковала о моём романе со Стивом. Но между нами ничего не было – вплоть до самого мая.
Вайнона писала, что наша со Стивом любовь продолжалась почти два года. Нет. Это весьма приблизительное «почти» – у Вайноны Смоллхок всегда были нелады с подсчётом времени. Всего лишь полный год и ещё двадцать два дня.
Всю зиму и почти всю весну мы виделись исключительно в школе. Я же не могу считать горсть раковин или костяной браслет, найденные мною на столе в бывшей спальне, знаком любви, верно? Стив просто дразнил меня, как я уже говорила. Ему нравилось подчёркивать, что я не могу скрыться от него. Или… что?
Ничего. Ваничи.
И то, что я оставляла на том же столе книги, которые любила перечитывать сама, и они исчезали, а через пару дней возвращались – это ведь тоже ничего не значило.
Ваничи.
Да, я понимаю, откуда пошли сплетни о нашем романе. Когда мы сталкивались в школе, – в коридоре ли, в библиотеке или в каком-нибудь кабинете, – между нами разве что искры не сыпались. И этого нельзя было не заметить. Но всю свою энергию Стив тогда направил на учёбу, чему громогласно удивлялись все до одного преподаватели – я же слышала разговоры в канцелярии. Могу сказать, что была очень этому рада. Я решила, что Стив наконец выбросил из головы бредни о нежелании вписываться в систему и начал готовиться к выпускным тестам и поступлению в колледж. Меня даже подмывало остановить его в коридоре и спросить, куда он хочет подавать документы. Но ведь это, в сущности, меня совершенно не касалось.
Наступил май. В Оглале должны были состояться первые в этом году состязания по родео. Я никогда не посещала подобных мероприятий, считая их почти таким же безумием, как гладиаторские бои. Свою жизнь нужно употреблять на что-то более существенное, нежели скачки верхом на бешеных быках и необъезженных мустангах.
Стив стал реже появляться в школе – тренировался, наверное. Как же это было глупо…
И рискованно.
Он в любой момент мог просто сломать себе позвоночник. Сам. Без помощи какой-то там «системы».
Состязания должны были начаться в субботу и продолжаться два дня, а в пятницу Стив поджидал меня на крыльце школы. Я прямо-таки опешила, заметив его, но виду не подала, а лишь коротко бросила:
– Хай.
– Хай, – отозвался он, разворачиваясь ко мне. – Я хочу, чтоб ты пришла на родео, Скай Адамс.
Я намеревалась сказать ему, что это исключительно его дело, чего он там хочет. Я собиралась объявить ему, что рисковать так глупо своей жизнью просто недостойно мыслящего человека. Я хотела объяснить ему, что не терплю бессмысленных мучений людей и животных на потеху публике.
Но я ничего этого не сказала.
Я поглядела в его тёмные глаза и прямо-таки всей кожей, всеми враз оголившимися нервами ощутила, как он напряжён. Почувствовала, что он ждёт моего ответа, буквально затаив дыхание. Это он-то!
Я облизнула губы и произнесла:
– Хорошо, я приду.
А он молча кивнул, спрыгнул с крыльца и исчез, даже не обернувшись.
Наступил первый день родео. К нам в Оглалу съехались разные самоубийцы со всего Среднего Запада. Родео открывалось парадом. Играли оркестры, маршировали мажоретки, среди которых были все старшеклассницы нашей школы – все, кроме меня. Стадион был расцвечен флагами, повсюду пахло попкорном и сахарной ватой.
Отец тоже собрался на родео – мама традиционно осталась дома, – а когда я сообщила, что отправляюсь с ним, он изумлённо поднял на меня глаза:
– Ты серьёзно, Скай? Ты же никогда раньше…
– Чтобы с полным правом отказываться от чего-то, надо это что-то хоть раз увидеть, – пожала я плечами. – Так мы идём?
Было уже совсем тепло, даже жарко, но я надела почти школьную форму: белую блузку, узкую тёмную юбку, туфли на высоких каблуках, – и собрала волосы в строгий высокий пучок.
Стадион был набит битком – посмотреть на действо приехали болельщики из других городов и штатов – мы еле-еле нашли два свободных места вблизи прохода в третьем ряду, и то только потому, что кто-то пересел на более удобные места. Протискиваясь туда в яркой разноцветной толпе, я так и ждала, что сейчас кто-нибудь обляпает мне блузку мороженым или горчицей от хот-дога. Но ничего, обошлось без эксцессов.
Я заставила себя внимательно следить за происходившим на стадионе. За тем, как сумасшедшие парни скачут верхом на неоседланных жеребцах и на быках – до тех пор, пока не грянутся навзничь. Кое-кто из них мог продержаться верхом на этих бешеных животных, буквально пляшущих в воздухе, не более пары секунд вместо положенных восьми.
Стив Токей Сапа держался до самого финального свистка и даже после него – под рёв зрителей.
Стадион грохотал, мажоретки вытанцовывали перед трибунами, диктор что-то объявлял в репродуктор.
Я видела только Стива.
Я даже забыла об отце, который сидел рядом и искоса поглядывал на меня.
Я не сводила глаз с арены, сцепив на коленях побелевшие пальцы.
Всё это было опасно. Смертельно опасно и вызывало у меня холодную дрожь под сердцем.
Но как же это было… грандиозно… эта битва человека со зверем – другого слова подобрать я не могу, несмотря на свой весьма богатый тезаурус.
Отгремели фанфары, сопровождая награждение победителей промежуточного этапа – тех, кого не унесли на носилках под завывание сирен парамедиков, – и Стив был среди них первым.
Назавтра предстоял ещё один день этих соревнований.
Домой мы возвращались в молчании. Отец осведомился только:
– Тебе понравилось?
– Понравилось ли мне?! – вспыхнула я. Но увидев, как он изумлённо поднял брови, добавила поспешно: – Извини, па. Только не спрашивай больше ни о чём. Пожалуйста!
И отец больше ничего не спросил.
Я отказалась от ужина и, поднявшись в свою комнату, бросилась на постель.
Заснула я нескоро.
Воскресенье, как и суббота, выдалось ясным и жарким. Я надела тот же наряд, только сменила вчерашнюю блузку на свежую и не стала собирать волосы в причёску, а просто распустила их по плечам.
Отец оглядел меня и одобрительно улыбнулся. Хоть я и не родилась мальчиком, он всегда мною гордился, и я прекрасно это знала.
Теперь нам достались места повыше, откуда было видно весь стадион.
На этот раз состязались те, кто победил вчера в предварительном заезде. И на этот раз на песок стадиона пролилась кровь – когда разгневанный бык кинулся топтать копытами распростёртого на песке ковбоя. Клоуны в разноцветных ярких одежках засуетились, отвлекая быка, и окровавленного парня быстро унесли прочь. Над притихшим стадионом снова раздались звуки сирены парамедиков.
– Уйдём, Скай, – настойчиво предложил отец, наклонившись к моему уху.
Я упрямо качнула головой. Я не могла уйти, не увидев, благополучно ли выступит Стив.
И ещё я совершенно ясно поняла одно.
Это была схватка не для трусов. Для мужчин.
Мне нужно было это видеть.
А Стив... Когда я наблюдала за тем, как он укрощает очередного свирепо визжавшего жеребца, меня подмывало то ли кинуться прочь, то ли неистово свистеть и аплодировать, как это делали все вокруг меня, даже отец. Но я чинно сидела, сцепив, как вчера, руки на коленях и памятуя о том, что меня сейчас исподтишка рассматривает половина стадиона – учитывая все сплетни, которые ходили обо мне и Стиве в средней школе Оглалы.
Последний жеребец, каурой масти, едва его не покалечил, внезапно повалившись наземь и начав кататься по песку в отчаянном желании прикончить ездока. Трибуны сперва в один голос ахнули, а потом восторженно завыли, когда Стив, извернувшись, отскочил в сторону, чтобы через несколько секунд опять взлететь мустангу на спину.
Я зажмурилась бы, если б могла.
Но я не могла.
Наконец это безумие закончилось – под рёв зрителей и завывание фанфар. Я уже ненавидела эти звуки.
Оставалось дождаться награждения.
Стив получил из рук распорядителя чек – главный денежный приз состязаний – и звезду победителя родео, небрежно засунув то и другое в карман джинсов.
Когда я сейчас вспоминаю всё это, то
