Свадьбу справили весной, как и договаривались, на Красную горку. Это было сделано по настоянию бабушки Веры, которая объяснила своим, что раньше играть свадьбу нельзя, так как к пасхе все жители села, даже самые бедные, зарежут последнюю овцу или последнего поросёнка, но праздник отметят, как положено. А вот когда люди съедят всё припасённое и выпьют всё до капли, тогда мы и пригласим всех желающих. Чуть ли не целую святую неделю жарили, парили, варили и готовили целыми возами еду. Было приглашено более десятка соседских баб, которые под присмотром бабушки Веры готовили диковинные для села кушанья, сами того не понимая, что они готовили и как это называется. Черноусовы настаивали, чтобы свадьбу сыграли в двух селах, но бабушка убедила их в том, чтобы свадьба состоялась один раз в доме Пономарёвых, который и более вместительный и более подходящий для большого количества гостей. Она говорила, что в этом случае будет меньше расхода, а Черноусовы пусть приглашают сюда всех, кого сочтут нужным. Логичный довод с ее стороны сыграл не последнюю роль, и выбор места проведения свадьбы состоялся. Бабушка Вера, настаивая на своём предложении, руководствовалась ещё и тем, что не хотела показывать родственникам бедность и нищету семьи невесты. Венчали молодых в местной церкви, и Егор Иванович с паперти обратился к своим односельчанам с приглашением прийти на свадьбу. Для самых близких и родных накрыли в большой и малой избе, а для соседей и знакомых установили столы во дворе и даже на улице. Целую неделю гуляло село. Самогон лился рекой, столы ломились от еды. Надолго люди запомнили небывалую по размаху свадьбу.
Пришло и похмелье. Свекровь болела и была никудышной помощницей молодой невестке. Бабушка Вера тоже давно отошла от домашних дел, а золовки были еще малы. И пришлось молодке, с первых дней замужества, засучить рукава и взвалить на свои плечи груз забот по дому. Егор Иванович жалел её, старался по возможности позволить подольше поспать, освободил от ухода за скотиной, обязав заниматься ею своих малолетних дочерей и сыновей. Единственными помощниками были пятнадцатилетний деверь Никита и тринадцатилетняя золовка Мария. Сергей тоже жалел молодую жену, особенно когда узнал, что Дарья забеременела. Он рубил и носил дрова, выносил помои, не разрешал поднимать большие чугуны, оберегая её. Лелеял и не чаял в ней души. Дарья, в свою очередь, старалась угодить мужу и особенно свёкру. Никто не вмешивался в её жизнь и домашние хлопоты, чем помогали чувствовать себя вполне самостоятельной. Бабушка Вера всё время проводила в малой избе, а свекровь не могла на неё намолиться и была рада, что, наконец- то в доме, появилась настоящая хозяйка.
Но недолго длилось семейное счастье. Началась война. Сергея мобилизовали на покров. Отец и беременная жена отвезли его в Воронеж, дождались, когда призванных погрузили на Курском вокзале в вагоны, и отправились домой. Дарья была так расстроена, что проезжая мимо родного дома, отказалась даже проведать родных.
Сильно переживал разлуку с женой и Сергей. Он замкнулся, сник и почти ни с кем не разговаривал, хотя в этот раз из села было призвано в армию сто человек. Хохол, которого забрали в армию вместе с Сергеем, понимал состояние своего друга и не навязывал ему своего мнения, не утешал. Все его участие сводилось к ходьбе за едой на кухню. Поезд с мобилизованными шел ходко, почти без остановок, и на исходе недели они были уже в Киеве. Правда, до самого Киева немного не довезли, высадили в Дарнице. На окраине пригорода, на берегу Днепра, в один ряд выстроились приземистые бревенчатые казармы, окруженные высоким забором. Перед казармами раскинулся обширный плац, кое-где изрезанный учебными траншеями и окопами. После завтрака всех повели в крайнюю казарму, где размещался лазарет и приказали ждать вызова, никуда не отлучаться и не ходить по полю. Через несколько минут, из лазарета вышел фельдфебель, построил в две шеренги новобранцев и представился странной фамилией Гусак. Был он приземист, с широкими плечами, на которых, почти без шеи, покоилась массивная голова с широким лицом и обвисшими усами на нем. Он призвал к тишине и стал громко выкликивать фамилии. Названные мужики отзывались, выходили из строя, показывались фельдфебелю и становились назад на свое место. Но тут вышла заминка. Когда назвали фамилию Дмитрия Попова, никто не откликнулся. Фельдфебель повысил голос и вновь назвал фамилию, но и на этот раз никто не отозвался.
- Он что, сбежал что ли?
- Да нет, господин начальник, он просто забыл свою фамилию,- отозвался Хохол.
- Как это забыл?
- Дело в том, что у нас в селе величают не по фамилиям, а по уличным кличкам и люди начисто свои фамилии забывают. Митькина кличка Демидов, по имени деда, а что его настоящая фамилия Попов он и не знает.
-Так, где этот Попов-Демидов?
- Вот он, в целости и сохранности, - ответил Хохол и толкнул в спину, стоящего впереди Митьку.
Фельдфебель назвал двадцать человек, приказал построиться отдельно, пересчитал и повел в лазарет. Там их взвесили, померили рост, объем груди, взглянули на зубы, оглядели кожу и разрешили выходить. После медицинского осмотра всех повели строем в баню. Помыли, одели в солдатскую одежду, тщательно подгоняя её под пристальными взглядами многоопытных унтер-офицеров. После помывки тоже не обошлось без приключений. Некоторые сердобольные родители, провожая сыновей в солдаты, собрали несчастным чадам в дорогу какие - то деньжонки. А чтобы рубли не потерялись, и тем более их не украли, догадливые мамы или жёны постарались зашить деньги в самые укромные места одежды. Новоиспеченные солдатики не знали, что оставляя в предбаннике свою одежду, уже больше никогда её не увидят, а значит, плакали их рублики горькими слезами. Вернее, они сгорели синим пламенем, так как санитарный врач приказал сжечь всю рвань, в которую были одеты новобранцы. Многие, не стесняясь, плакали по сгоревшим в огне сбережениям. В последующие дни всех их по рекомендации врачей и на усмотрение командиров распределили по командам. Более грамотных и крепких мужиков определили в артиллерию и пулемётные команды, малограмотных и безграмотных - в стрелковые части. Потом, уже в составе своих подразделений, призывников познакомили с распорядком дня, заставили изучать воинские уставы, научили различать знаки отличия командного состава, их звания и должности. Если учесть, что вся эта наука большинству солдат давалась с большим трудом, то можно себе представить, сколько сил, терпения и нервов потребовалось со стороны их непосредственных начальников, от которых требовали скорейшего обучения этой массы, одетой в серые шинели.
Сергей попал в пулемётную команду, где солдат обучал унтер-офицер Колбасюк, из хохлов. Человек грамотный и хорошо знавший свое дело. Он строго спрашивал со своих подчиненных за все огрехи, но был справедлив, честен и великодушен, что редко бывает среди военных. Сергей был грамотней и более развит по сравнению со своими сослуживцами, что Колбасюк отметил с первых дней обучения. А обучение набирало силу. Новобранцы ежедневно занимались строевой подготовкой, изучали устройство пулемёта, его разборку и сборку, сначала произвольно, а потом и на скорость. Проходили тактику пулемётного боя и частенько совершали марш-броски в полной боевой выкладке. Сергей, назначенный первым номером, нес на плече тело пулемёта, а его второй номер, богатырь Николай Гусев, тащил на спине станок и коробки с пулемётными лентами. Учили их обращению с винтовкой, её материальной частью и стрельбе на меткость. Прошло время, люди втянулись в службу, основательно освоили материальную часть оружия и все чаще и чаще ходили на стрельбище. Одним словом - готовились к войне основательно. Мужики всё реже вспоминали село и родных, а в последнее время стали поговаривать о фронте. Многим надоела муштра, и хотелось скорее попасть на передовую, где, как им казалось, будет проще и свободнее. Тем более, что там велась какая-то окопная война без громких побед и поражений. Через три месяца, в феврале, всех выстроили на плацу. Приехало большое начальство. Их поздравили с успешным окончанием учебы, пожелали скорейшей победы над неприятелем и возвращения к своим родным в целости и полном здравии. В Киеве, на пересыльном пункте вооружили, выдали сухие пайки на дорогу и эшелоном отправили в район города Дубно.
В окопах было сыро и неудобно, но не давила муштра и расписанный по минутам распорядок дня. Бои были вялыми, позиционными. Не было ни наступления, ни отступления, но вскоре идиллия закончилась. Пока русские блаженствовали, вооруженные силы противника использовали момент, и перешли в наступление. Удар был настолько сильным и внезапным, что стабильный и непоколебимый фронт в один миг рухнул и рассыпался как карточный домик. Началась паника. Войска бросали всё, что нельзя было унести с собой, думая лишь о том, как спасти свою жизнь. Самоуспокоенность и кажущееся благополучие сыграло с русскими плохую шутку. Штабные работники растерялись, и не только не пытались навести какой-нибудь порядок в войсках, но даже не знали каким образом спастись самим. Сергей со своим пулемётом занимал в это время позицию на подступах к штабу полка. У него был основательно оборудованный окоп с большим наличием боеприпасов, включая даже гранаты, что было в русской армии редкостью. Когда рано утром Сергей не спал, а медленно прогуливался по брустверу, вдыхая терпкий запах разнотравья и распустившихся цветов. В это время австрийцы начали обстрел русских из орудий. Неприятель, очевидно, знал расположение наших войск и поэтому снаряды стали ложиться все ближе и ближе к штабу. Было ясно, что противник хочет его накрыть, вывести из строя и тем самым нарушить управление войсками. Не надо было быть опытным тактиком, чтобы понять, что за обстрелом последует атака кавалерии и пехоты. Сергей, прыгнув на дно окопа к разбуженному грохотом Николаю, успел увидеть, как офицеры выбегали и забегали в штаб, на ходу застегивали обмундирование, натягивали на ноги сапоги, что-то кричали, махали руками, ругались. Приставленные к штабу солдаты выносили какие-то коробки и мешки, укладывали в повозки. Ездоки ловили обезумевших лошадей и с трудом их запрягали. В это время, из штабного домика вышел полковник Заенковский. Высокий, стройный, элегантный, в хорошо сидящей на его ладной фигуре военной одежде. Он огляделся вокруг и неторопливо, словно на прогулке, направился к окопу пулемётчиков, не обращая никакого внимания на близкие разрывы снарядов. Подойдя к окопу, он присел с краю на корточки и спокойно спросил сидевшего внизу Сергея:
-Скажи-ка, братец, как тебя зовут?
-Серёга, ваше благородие! – вытянулся в окопе по стойке смирно Сергей.
-А фамилия?
- Пономарёв!
-Вот что, солдат Пономарёв, хочу тебя попросить задержать австрияков хотя бы на полчаса. Трудно будет это сделать, но надо. Хочу сказать, что ни справа, ни слева от тебя никого нет. Я дал команду отступать. Австрияки сейчас бросят стрелять из пушек и пустят в наступление пехоту, чтобы захватить штаб. Твоя задача
|
