Да пошли вы все!.. Повесть. Глава 3

бледно-синими пупырышками.
- Не надо было, - согласился хозяин, - в следующий раз поедешь без нас, - ответил жёстко.
Она внимательно посмотрела на него беспомощным близоруким взглядом, сжавшись и скрестив на груди руки от холода и соображая, как ей понимать короткую отповедь. Решив, что лучше всего принять её за шутку, примирительно улыбнулась. Иван Ильич, побоявшись, что малыш в запале самоотверженности бросится в воду, не дай боже, и поплывёт к ним и, не дай боже, утонет, поспешил на берег, так и не окунувшись ни разу.
- Ну, что ты блажишь? – стал сердито выговаривать спасателю. – И сам - не гам, и другим – не дам!
Но что значит рассерженность любимого хозяина по сравнению с тем, что он спасся, что он рядом? Дарька радостно запрыгал, затанцевал на задних лапках. С его брюха и лап лилась густая грязь, разбрызгиваясь вокруг, но это не мешало ему радоваться от всей преданной собачьей души. Вымазавшийся и вымокший, с прилипшей к телу и торчащей грязными клочьями шерстью, он совсем стал похож на гадкого страшненького чертёнка, только что вылезшего из ада. Чтобы окончательно обрадовать хозяина, малыш, подавив отвращение к третьей лишней, не удалился в ямку, а залез на покрывало, сразу превратив его в половик, и улыбался Ивану Ильичу и глазами, и уголками рта, отчаянно вертя обрубком индикатора настроения. Сердиться на него было невозможно.
- Давай-ка, всё же, приведём себя в порядок, - улыбаясь в ответ, предложил хозяин. – А то неудобно перед дамой.
Он подхватил грязнулю одной рукой под живот, отнёс к воде и стал тщательно смывать грязь. Дарька не сопротивлялся, выказывая полным доверием предельную любовь. Отмыв любимца, Иван Ильич осторожно поставил его на сухую землю.
- Ну, вот: как новенький – приятно посмотреть. Кушать хочешь?
Он стряхнул грязь с покрывала, перевернул другой стороной, и они опять забрались на него. Подтянув пакет и вытряхнув содержимое, Иван Ильич критически оглядел деликатесы и остановил взгляд на пирогах. Взял один. Он оказался твёрдым, вымазанным машинным маслом и спрятавшим внутри густую бурую пасту, сделанную, вероятно, из гнилых яблок. Пожевав и дав понюхать псу, который сразу же отсел подальше, привереда выплюнул содержимое в ладонь и вместе с оставшейся частью, оглянувшись по сторонам, чтобы никто не видел, забросил подальше в кусты. Дарька опрометью бросился следом, а когда вернулся, из мутной воды уже выходила бледно-синяя Афродита с грязными ногами и отмытым невыразительным лицом, обычным для неудачливых сельских невест. Пошарив по своему ложу, она нашла очки, напялила на нос и блаженно выдохнула:
- Фу-у! Красота!
Увидела рассыпанное ёдово и расплылась в плотоядной улыбке, хищно сверкнув очками под низким солнцем.
- Люблю повеселиться, особенно пожрать!
- Давай, веселись, - разрешил продуктовый коробейник, а сам нацелился на другой пирожок, бледнее и суше первого. Внутри этого оказался недоваренный рис с крупицами то ли рыбы, то ли мяса, потерявшими и вид, и вкус. Встал и понёс на дегустацию псу, занявшему свою окопную позицию. Понюхав, Дарька отказался и от этого кулинарного шедевра. А Валерия уминала все подряд, не разбирая, какой с чем.
- Вкусно? – спросил Иван Ильич, удивляясь прожорливости маленькой женщины.
- Нормально, - заверила она. – Присоединяйся, тут на двоих хватит, ещё и собаке останется, - щедро распределила, часто прикладываясь к банке пива с тоником.
- Нет, не хочу, - отказался он, - утром хорошо поели, - вспомнил, что утром и крошки не положил в рот.
Глядя на жадно жующую Валерию, ему вдруг стало жалко беднягу с мизерной библиотекарской зарплатой, и это новое чувство примирило с её сегодняшним невзрачным видом.
- Хочешь? – предложил, открыв минералку.
Она отрицательно замотала головой с набитым пирожком ртом.
- Не люблю.
Опять у них, как с кофе и чаем, вкусы не совпали. Сам он с неохотой затолкал в рот несколько вздутых кукурузин, запил водой из горлышка и этим ограничился. Ему нестерпимо захотелось домой, к мясу и дивану. Дарьке, наверное, тем более. Подчистив пирожки и выцедив последние капли пива, Валерия удовлетворённо вздохнула:
- У-уф! Можно и дальше жить. – Придвинулась к нему и положила голову на плечо. – Сейчас засну.
Дарька угрожающе зарычал, но выходить из прохладного залёженного укрытия не стал, а внимательно, сдвинув уши вперёд, наблюдал за действиями вражины. Солнце коснулось водной глади и почему-то не зашипело. Праздный народ, словно по космическому сигналу, стал скопом покидать замусоренное место коллективного отдыха. Мимо то и дело шныряли уже одетые людишки, так что обнять спутницу было нельзя. Заурчали моторы многочисленных машин, заорали дети, упрашивая родителей ещё немного поплескаться в тёплой воде.
- Знаешь, - сонным голосом сказала Валерия, - можно, я немного подремлю? А то после бессонной ночи… - «и пива», - добавил он про себя, - …глаза сами собой закрываются. Покараулите?
Раздосадованный тем, что за весь день не удалось потрогать её обнажённого тела, Иван Ильич хотел было нагрубить, что она никому не нужна, но сдержался, понадеявшись наверстать упущенное позже, когда все уедут.
- Давай, - разрешил и сам лёг на спину, положив руки под голову и наблюдая за воздушным шнуром высоко летящего реактивного самолёта, сверкающего под солнцем яркой звёздочкой.
Когда очнулся, солнце уже утонуло. Было тихо и сумрачно. Валерия безмятежно дрыхла, накрыв лицо полотенцем. Дарьки на месте не было. «Вот так сторож, дебют твою е-2 е-4!» - выругался он мысленно, вскочил, быстро оделся и стал торопливо обходить ближайшие кусты, тихим свистом призывая малыша. Но тот пропал, словно в озеро канул.
- Вставай! – еле растолкал Валерию. – Пора домой.
Она села, слепо хватаясь за одежду, а он снова ушёл, расширив площадь поисков. Всё было тщетно. Когда вернулся, она стояла, одетая в лёгкое платьице, сжав от холода голые коленки и обхватив плечи руками.
- Собаку ищешь? – спросила. – Замёрзнем здесь. Ночевать, что ли? – сердито выговорила посиневшими губами.
Не отвечая, он собрал свои вещи в пакет и опять ушёл.
- Кто-нибудь увёл, - подкинула ему вслед ядовитую мысль. – Иначе бы давно прибежал.
Он и сам всё больше склонялся к подлой мысли, что кто-то воспользовался бесстрашием и доверием малыша к людям, особенно к детям, заманил в машину, захлопнул дверь, и был таков друг Дарька. Верить в это не хотелось, но где же он тогда? Уйти просто так преданный пёс не мог, собачьей стаи, пока они здесь, не было слышно, никто не подходил, не заигрывал. Лежал, лежал в ямке и вдруг – нет его! Проспал, хозяин! Что делать? Искать бесполезно – не потерянная вещь, на своих четырёх давно бы прибежал и поторопил домой, если бы мог. Остаётся только одно – похитили. Вернувшись в очередной раз к Валерии, спросил с надеждой:
- Нет?
Она зябко пожала плечами.
- Слушай, - предложила равнодушно, - поедем. Что толку искать, когда его нет здесь? – И поманила: - Приедем, поднимемся ко мне, отогреемся…
Хорошо, что не добавила «и забудется». Тогда бы он точно ушёл один.
В автобусе всё думал: как-то малышу у новых хозяев, где поместили, чем накормили, не кричат ли? А может, выгнали на улицу? И предостерегал ведь Дарька Ивана Ильича: не связывайся с этой бабой! Сразу невзлюбил, будто предчувствовал от неё беду. Не было б её, не пропал бы. Дремали бы сейчас на пару на диване под «петросянщину»… Сердце защемило, к горлу подступил горький ком. А та, из-за которой он потерял верного друга, безмятежно сопела ему в шею, задремав, лишь сели в автобус. Иван Ильич ещё долго терзал себя покаянными обвинениями и, не выдержав взвинченного нервного напряжения, резко оттолкнул виновницу беды к окну, крикнул:
- Поезжай одна, я вернусь, - и выскочил на какой-то остановке.
Помигав поворотным жёлтым огоньком, автобус увёз неудавшуюся подругу наверх, отогреваться в одиночестве. А Иван Ильич перешёл на другую сторону улицы и нетерпеливо зашагал туда-сюда в ожидании обратного рейса. Автобус, будто сочувствуя, не замедлил появиться. Пока возвращался, в воспалённом мозгу, не переставая, звучали одни и те же слова детской песенки: «Пропала собака, пропала собака! Пропала собака, мой маленький друг! Пропала собака, пропала собака…»
Злосчастное озеро свинцово блестело сквозь одинаковые тёмные кусты, разбросанные по берегу как попало. Ивану Ильичу пришлось немного поплутать прежде, чем он нашёл поляну. Изрядно стемнело, на небе замигали первые нетерпеливые звёзды. Дарька сидел на месте покрывал и, высоко подняв голову, вглядывался в приближающегося хозяина. Он не знал, за что его наказали, оставив одного в темноте в незнакомом месте, не чувствовал за собой никакой вины, и потому чувство собственного достоинства не позволяло броситься навстречу, подобно беспородной дворняжке.
- Дарь-ка!! – закричал Иван Ильич и бегом бросился к нему. – Дарёк!! – подбежал, чуть не плача. – Друг ты мой сердечный! – подхватил на руки, прижал к груди. – Ну, как же так? Где же ты пропадал? – причитал бессвязно.
А малыш дрожал мелкой дрожью и еле слышно поскуливал. Он плакал! Плакал, спрятав мордочку от стыда под мышку. Плакал от обиды, от невыносимого испуга, что потерял и этого хозяина, и снова остался один.
- Дарьюшка ты мой! – бормотал Иван Ильич, чувствуя, что и у него текут по щекам слёзы. – Ну, прости меня, подлеца, прости!
Малыш, не переставая дрожать и скулить, высунул мордочку, слизал у него слёзы горячим язычком и снова спрятал голову под мышку. Он не хотел ничего ни видеть, ни слышать.
- Сударик ты мой ненаглядный! – приговаривал переполненный неизъяснимой нежностью Иван Ильич, готовый променять всех Валерий на свете за одно это маленькое, обиженное до глубины верной души, существо. – Дарьюшка! – ласково поглаживал он, покачивая затаившегося дружка, как ребёнка, своего единственного. – Прости, ладно?
Дарька судорожно выдохнул обиду, выпростал голову и ещё раз облизал глаза и нос любимого человека и друга, показывая, что не держит зла.
- Я тебя тоже очень и очень люблю, - прижался Иван Ильич щекой к морде успокоившегося малыша. – Пойдём, мой хороший, домой.
Услышав знакомую команду, Дарька задёргался, хотел спуститься на землю, чтобы бежать самостоятельно, но Иван Ильич не отпустил.
- Нет, найдёныш, - отменил он команду, испугавшись, что дружок опять исчезнет, - я тебя понесу.
Тот не стал перечить, ему было хорошо на тёплых руках в тесной близости с хозяином. В сумерках, быстро уступающих время ночи, блестели его внимательные и всё понимающие большие выпуклые глаза. Иван Ильич хотел пригладить торчащие усы и ощутил под рукой слипшуюся землю.
- Дарька! – воскликнул догадливо. – Ты, мой друг, оказывается, охотился?
Сразу стало ясно, где и почему пропадал так долго верный друг. Он попросту не мог уйти от найденной норы, чуя оглушающий запах затаившегося зверька, не имел охотничьего права на это без строгой команды, хотя и слышал призывные свист и крики хозяина. Он не знал, что не успеет справиться с добычей, не хотел оставить её и не мог себе представить, что его оставят на охоте одного.
- Ну, молодец! – похвалил хозяин. – Дай-ка, я тебя почищу немного.
Пришлось отнять любимца от груди, поставить на землю, придержать на всякий случай ногами и одной рукой, а второй с помощью всё той же