Дом. Книга 2. "Сказки для..."

сначала филейная часть мощной женщины, затем ее объемная грудь, а далее не меньших размеров живот. Она выходила на площадку задом, запирая за собой дверь, и увидела меня, находившегося пролетом ниже. Ужас! Я по роковой случайности стоял прямо перед оставленной кем-то лужей и застегивал ширинку.
Женщина посмотрела на меня, и громовой голос эхом разнесся по всему подъезду: «Так вот кто тут сцыт постоянно в углу!» После этого туша мяса весом в сто двадцать килограмм плюс гигантская сумка понеслись по ступенькам в мою сторону.
Я сориентировался и с расстегнутой ширинкой метнулся на выход. Сумка женщины, которая могла убить меня наповал, пролетела в десятке сантиметров от моей головы. Но я – парень проворный, и уже был на первом этаже, а моя преследовательница лишь возле трупа муравья. Она взвыла так, что стали выбегать жильцы дома, и ринулась в погоню.
Я бежал. Просто бежал, куда глядят глаза. Я забыл о муравьиных укусах и спасал свою жизнь и честь. В паху уже не жгло так сильно. Тем более что от быстрого бега свежий ветерок охлаждал и освежал места укусов. Тучному хомо труднее передвигаться, чем стройному, и я ушел от преследовательницы, потому что был тренированным в беге.
Мальчики и девочки, девки и пацаны, занимайтесь физкультурой и спортом постоянно. Это полезно для здоровья.

23

4.03 (четвертого мвуа) 28472 года по летоисчислению Тренда. Деривативы. Контанго, 189. Квартира 118.
Джефри Клиан укладывает своих детей спать.
– Так, детвора, быстро по своим кроваткам. Дрыхнуть пора, – дал команду отец.
– Папоцка, а ты нам сказку плачитаешь? – спросила Унзури.
– Если будете себя хорошо вести, то прочитаю. А если опять будете баловаться, то выключу свет и будете спать без сказки.
– Папоцка, мы будем себя халяшо вести, – ответила дочка.
– Тогда почитаю. Все, писайте, на горшок, пейте воду, чтобы потом мне не морочили голову и не вставали по пять раз, пока заснете, – Джефри казался строгим.
– Папа, а про кого ты будешь нам сказку читать? – поинтересовался Оганио.
– Про зайца дочитаем ту длинную сказку, что не дочитали вчера.
– Папа, я не хочу про этого дурацкого зайца, – возразил сын, вставая с горшка.
– А про кого ты хочешь?
– Я хочу про пиратов, или про войнушку, или про машины, – попросил Оганио.
– Папоцка, я не хочу пля войнушку, – запротестовала Унзури, присаживаясь на горшок.
– А про кого ты хочешь? – захотел узнать Клиан.
– Я хочу пля бибигота.
– Про кого? – не понял Джефри дочь.
– Пля мумумота, – повторила в новой интерпретации свою просьбу она.
– Оганио, переведи, какую сказку хочет Унзури?
– Про бегемота, – уточнил брат.
– Так мы ж недавно ее читали, – вспомнил Клиан.
– Я пописяля узе. А хоцу пля билигота, – настаивала на своем девчонка, поднимаясь с горшка.
– Мне надоел этот твой бегемот. Это дебильная сказка, –дал свою оценку сын.
– Оганио, что это за слова? Кто тебя научил так говорить?
Сейчас схлопочешь по губам!
– Папа, ты сам так сказал, когда дядя с рыжими волосами и бакенбардами по телевизору говорил, – заявил Оганио.
– Что я говорил? – не понял Джефри.
– Этот дядя говорил по телевизору, а ты сказал: «Хватит уже народу дебильные свои сказки рассказывать», – напомнил отцу сын.
– Гавалиль-гавалиль, – подтвердила Унзури.
– Кто? – отец сделал вид, что не понял.
– Ты тоцно гавалиль. Когда тот дядька по талевизалю выступаль, ты гавалиль, цто этот дядька лассказывает дебильные сказки.
– Какой дядька, дети?
– Ну, вот с такими валясами, как пловаляка, – девочка поднесла ладошки к голове и растопырила пальцы.
– Волосы у него торчат в разные стороны, как проволока? –уточнил Клиан.
– Да-да. Тольчат, как плевалака, – подтвердила дочь. – Такой лысый с бакенбальдами. На галяве у него мало валес. Такой похожий на лижева плешивава волька.
– Дядька из телевизора, похожий на рыжего плешивого волка, рассказывает своему народу дебильные сказки. Это вы хотели сказать? – рассмеялся Джефри.
– Тоцьно.
– Да, папа, Унзури правду говорит. Он похож на волка, –поддержал сестру брат.
– Грамотеи, по кроватям. Вы такое только в саду не болтайте, – отец шутливо погрозил детям пальцем. – Дочитываем сегодня сказку про зайца.
Двойняшки наперебой стали возмущаться. Каждый требовал, чтобы была исполнена его воля, и отец прочитал именно то, что хотели оба. После того как Унзури расплакалась, Клиан попросил:
– Оганио, давай ты уступишь сестре, и я прочитаю сказку про бегемота? Хорошо? Девчонки – плаксы, им надо уступать.
Хорошо?
– Ладно, читай ей про толстого бегемота, а вторую сказку прочитаешь мне про пиратов.
– Все, договорились. Унзури, не плачь. Сначала читаем про твоего бегемота, а потом будем Оганио его сказку читать.
– Я не хоцю пля билябота, – изменила свое мнение девочка.
– Уже не хочешь? – спросил отец.
– Нет, – продолжала капризничать Унзури.
– Папа, она дурочка, – Оганио покрутил у виска.
– Я не дурочка. Это Оганио плидулок.
– Дети, тише, а то сейчас выключу свет и уйду.
– Не надо, папоцка. Я уже не пляцю.
– Так, Унзури, какую сказку будем читать? – спросил отец.
– Про драку, – не выдержал Оганио.
– Сынок, мы ж договорились, что сказку Унзури выбирает.
– Сказку пля бабушку, котоляля не любила детей, – сказала девочка.
– А что это за сказка? В какой книжке?
– Это не в книзьке. Это ты сам плидумаль и ляссказываль нам, – вспомнила Унзури.
– Я уже забыл.
– Вспомни, – попросила дочь.
– Я вам когда-то рассказал первое, что пришло на ум.
Дети, я вам не писатель, чтобы выдумывать сказки. Я не записываю их.
– Папа, а почему ты не писатель? – серьезно спросил мальчик.
– Не знаю… – пожал плечами Клиан.
– А ты на листик записывай – и будесь писателем, – предложила Унзури.
– Вам интересны мои сказки?
– Да. Я люблю твои сказки про аварии на дорогах, и про машины, и про рыцарей люблю, – ответил Оганио.
– Хорошо. Я сейчас расскажу вам сказку про бабушку и пойду ее записывать, а вы будете тихонько спать. Угу?
– Халясё, – согласилась дочка.
– Мы будем спать и не будем вставать, – дал слово сынок.
– Тогда я выключаю свет, сажусь на диван, и рассказываю вам сказку, а вы закрываете глаза и тихонько слушаете.

Сказка о любящей бабушке

В соседнем подъезде с нами проживает одна бабушка. Не наша, а чужая. Вы ее знаете, она иногда выходит на детскую площадку со своим младшим внуком. Я разговаривал как-то с ее дочкой. Она мне рассказала, как эта бабушка сильно любит родственников.
Каждый раз, когда кто-то из ее детей приезжает с внуками к этой бабушке в гости, то она выходит из подъезда и на всю округу начинает во весь голос громко говорить, что она так рада приезду своих детей и внуков, что дождаться не могла этого момента. «Ах, мои дорогие! Ах, мои золотые!» – чуть ли не кричала на весь двор бабушка, пока ее родственники переносили из автомобиля, на котором приехали в гости, свои вещи в ее квартиру.
Соседки, отдыхавшие около дома на скамейках, могли только завидовать тому, какая заботливая бабушка и какие близкие отношения у нее со своими родственниками.
Но стоило бабушке перешагнуть порог своего дома и закрыть двери, как у нее тут же находилась тысяча дел, а времени на общение с внуками совсем не оставалось. Бабушке сразу же требовалось бежать в магазин, идти в банк оплачивать коммунальные платежи или вовсе уезжать до вечера следующего дня в свой загородный домик поливать цветы или обрезать сухие ветки на фруктовых деревьях. А ее горячо любимые внуки оставались у нее в гостях только со своими родителями.
Когда же дети этой бабушки с ее внуками уезжали назад к себе домой, то бабушка выходила провожать их во двор, лила горькие слезы и во весь голос причитала, что не знает, как переживет эти несколько недель, пока снова не увидит своих дорогих внуков. И чем больше соседей находилось в это время во дворе, тем громче выражала свои чувства бабушка.
Она всегда, если все же гуляла со своим внуком, катая его в коляске по детской площадке, при встрече с нами говорила, что мои дети очень непослушные. Эта бабушка была вечно недовольна тем, что я разрешаю своим детям немножко пошалить и побегать по лужам. А она говорила тогда, что мои дети некультурные и вредные. И что ее внуки никогда не вырастут такими разбалованными.
Однако прошло несколько лет. Ее младший внук подрос, и когда я его встретил на детской площадке уже повзрослевшим, он дрался с другими детьми, ломал их игрушки, постоянно чего-то требовал. А его бабушка при этом молчала, словно в его поведении ничего плохого не было. Посмотрев на все это, я сказал бабушке, что ее методы воспитания такие же отвратительные, как и она сама. Бабушка на меня обиделась, а мне все равно.
 *
– Все, детвора, а сейчас я даю вам по поцелуйчику, и вы в своих кроватках валите дрыхача до самого утра. Договорились? – спросил Джефри. – Если утром проснетесь, а меня нет, то вы знаете, что я вышел на утреннюю пробежку. Тихо полежите, пока я не вернусь. Мы позавтракаем, оденемся и пойдем в детский сад.
– Да, папоцька, – согласилась Унзури.
– Хорошо, папа, спокойной ночи, – Оганио помахал отцу ладошкой. – Только щелочку оставь, не закрывай дверь.
Клиан так и сделал. А сам отправился за стол, достал из полки толстую чистую тетрадь, раскрыл, долго сидел в раздумье, а потом вывел первое слово, записывая только что рассказанную детям сказку на бумажный носитель.
Оказалось, что рассказывать сказку детям, лежащим в кровати – это одно, а красиво и грамотно, литературным языком, излагать все это в виде рассказа – совсем иное. Джефри писал, затем зачеркивал, менял местами слова в предложении, перечитывал, снова зачеркивал. В конце концов вырвал страницу и вверху чистого листа вывел заглавие «Сказка о любящей бабушке». Но далее никак не решался приступить к очередной попытке написания первого произведения. Так он и сидел у почти нетронутого чернилами тетрадного листа, пока не отворилась дверь детской комнаты и не показалась голова с каштановыми волосами.
– Папоцка, я пописять хоцу, – проговорила Унзури.
– Доча, так у тебя там возле кроватки горшочек стоит. Пописай в него и ложись.
– А помоги мне, – попросила она.
– Тебе бы только не спать да занятия всякие себе выдумывать, – с этими словами он поднялся и прошел в комнату, где должны были спать дети.
А на самом деле Оганио также лежал с открытыми глазами, и отец обратился к нему: «А ты, баламут, чего не спишь?» Сын прикрыл глаза, притворившись спящим. Унзури сходила на горшок, Джефри поцеловал ее в щеку и положил в кроватку. Сам направился на кухню, решив обдумать написание сказки под чашку чая. Не успел он его заварить, как босые ножки зашлепали по полу и появилась такая же темная, но только с короткими волосами, голова Оганио.
Малыш, щуря глаза от света лампочки, заявил: «Папа, я пить хочу». Клиан завертел от неудовольствия головой и налил ему из кувшина охлажденной кипяченой воды, спросив при этом:
– Воды или лучше сока?
– Водички, – подтвердил Оганио.
– Водички, гавнички! Спать когда будете? Или завтра в сад идти утром не надо уже? Одной – писять, другому – водички.
А мне никакого отдыха от вас, даже когда спать уляжетесь.
Еще какой-то ерундой по вашему же науськиванию занялся