Аромат разбитого сердца

роскошных тканей, коробочки с золотыми и серебряными украшениями, надушенные перчатки, ремни, перья и кружева. Деревянные болванки гордо несли на себе парики всех мастей. Рядом стояли многочисленные флакончики с ароматическими маслами и туалетными водами. Вонь большого города осталась за дверью.
В этом помещении царили совсем другие ароматы  и мне стало, определенно, легче дышать.
Меня усадили на деревянное резное кресло, на котором, как я поняла, обычно восседали  покупатели,знатные клиенты дома Фарины. Были они представителями самых разных благородных семей, проживали, в основном, в предместьях Кельна и сюда приезжали исключительно для того, чтобы обзавестись новыми предметами высокой моды.
-Посиди здесь немного,-наклонился ко мне Батиста,-я схожу за апперитивом бабушки Катарины.
Я кивнула. Да, небольшая передышка мне бы сейчас не помешала. Надо было обдумать создавшееся положение, да и к камням мостовой я изрядно приложилась при падении.
Память услужливо подсунула мне картинки. Почтовая карета въезжает в Кельн, ненадолго остановившись у крепостных ворот, чтобы  кучер мог заплатить  стражникам  въездную пошлину. Джованни, прижимая к носу надушенный платок,выглядывает из окна. То что он видит, очень напоминает мой давний сон. Грязные, не везде мощенные улицы, скопления дурно пахнущих людей,горы нечистот и полчища крыс приводят его в ужас. За долгие годы путешествий Фарина так и не мог привыкнуть к вони больших городов. Все это было так непохоже на чистые и свежие запахи холмов и полей, окружавших его родной Санта Мария Маджоре. Память о Пьемонте всегда была в его сердце и не было дня, чтобы он не мечтал о возвращении.
Итак,я сидела на кресле в лавке Батисты Фарины и пыталась хоть немного привести свои мысли и чувства в порядок. Со мной произошло нечто невероятное и необъяснимое. Но, то ли я в последнее время слишком глубоко погрузилась в историю этого семейства,то ли потому, что всегда очень любила книги и фильмы в жанре фэнтази, случившееся меня хоть и потрясло, спору нет, но сходить с ума от удивления я не собиралась. Просто решила воспринять все это если не как нечто обыденное, что происходило со мной каждый день, то хотя бы, как увлекательное приключение.
Не знаю, как я смогу освоиться и какое-то время (интересно, а какое? А вдруг это навсегда?! Нееет, даже думать не хочу)) существовать в этом чужом времени и в этом чужом теле. Но зачем-то же неведомая сила бросила меня в этот 18 век? Так что позвольте заново представиться:
Джованни Мария Фарина, парфюмер. Родственники  меня называют «Нос» и я могу различать все запахи этого мира. Родился в 1685 году в Италии , в семье Джованни Антонио и Лючии Фарина. Я делю людей на пахнущих хорошо  и плохо и мечтаю создать волшебный аромат, который прославит меня и мою семью.
Стоп..стоп...стоп.  Забегая вперед, могу сказать, что дальнейшие события напоминали мне некий фильм. Порой все текло размеренно, одно событие неспешно сменяло другое, как если бы кому-то было нужно, чтобы я узнала о них побольше.А затем кто-то, мне неведомый, вдруг ставил пенку на ускоренную перемотку и все вокруг меня, город и люди,  превращалось в  размытые , со скорость мчащиеся разноцветные полосы.
Да, и еще одно.От большого уважения к господину Фарине и от неоднозначности ситуации рассказ от первого лица, мои милые читатели, я дальше вести просто не осмеливаюсь, а посему:
Джованни с трудом встал с кресла и подошел к полкам. Его пальцы медленно и осторожно, почти с нежностью, прикасались к тонкому стеклу флаконов.
-Я смотрю, ты уже пришел в себя,-раздался за спиной голос брата,- я же писал, что у тебя будет достаточно места для работы и свои ароматные водички ты вполне сможешь смешивать и здесь. А заодно займись обстановкой и мебилировкой этого дома.  Дело процветает и торговый дом  должен соответствовать эксклюзивным товарам, продаваемым в нем. Это должна быть не просто лавка, а достойное место для приема гостей из высшего общества.
-Охотно, -энергично кивнул Джованни,-у меня много интересных замылов. И тут же схватился за голову.
-Еще болит?, -спросил Баптиста,-Или просто идеи в голове не помещаются?
Фарина, смеясь, легко толкнул брата в бок. Тот, на правах старшего, еще в детстве любил подтрунивать над  Джованни и его фантазиями. Не раз пугали они матушку Лючию своими схватками.
Но борьба их всегда носила шуточный характер и дружба братьев с годами только крепла. За шутками Батиста Фарина прятал искреннюю радось. Ему , наконец-то, удалось уговорить младшего брата переехать в Кельн! Вот он, стоит совсем рядом, не собирается никуда мчаться, на лице непривычно-умиротворенное выражение. И только его нос, как всегда, живет собственной жизнью, ловя малейшие оттенки запахов окружающего мира.
-Ты должен отдохнуть с дороги,-сказал Батиста,-Мария покажет тебе твою комнату. А , кстати, что за забавный шкафчик ты притащил с собой. Это тот знаменитый бабушкин подарок?
-Он самый,- Джованни кивнул с грустью.
Его бабушка, Катарина Фарина, уроженная Дженари, умерла шесть лет назад, но он по-прежнему тосковал по ней. До последней минуты Джованни был рядом, держал  ее за руку и молил Господа Бога и Деву Марию della neve не забирать у него самого дорогого и близкого человека. С раннего детства воспоминания Джованни были связаны с бабушкой. Она не только любила его всем сердцем, но учила и наставляла. Катарина Дженари происходила из старинного семейства парфюмеров. И если родителей Джованни порой тревожило, что их сын не такой , как все(а ведь он единственный из четырех детей даже отказался брать грудь кормилицы и затихал, только, когда его кормила мать), то бабушка всегда говорила, что ее внук особенный и непременно прославит семью. Катарина прекрасно разбиралась не только в ароматах. Она говорила на разных языках и цифры в бухгалтерских книгах были так же послушны ей, как и члены семейства. В родном городе ее уважали и любили, но в тихом шепотке за спиной  порой можно было услышать слово «ведьма». Ведь составленные ей настойки понижали температуру, останавливали воспаления, заживляли раны и облегчали боли при родах. И хотя возраст ее приближался к шестидесяти годам, фигура Катарины была все так же стройна, и сама эта дама излучала аристократическую гордость и уверенность в себе, да еще и слыла законодательницей мод не только в родном Санта Мария Маджоре, но даже и в Венеции. Джованни припомнил забавный случай. Когда он, по достижении четырнадцати лет, как и все мужчины семьи Фарина, должен был покинуть родной дом  и пуститься в странствие по разным городам, чтобы набраться опыта и обучиться искусству парфюмерии у известных мастеров, первой остановкой была именно Венеция. Отправился он туда в обществе любимой бабушки. И там, собираясь на один из званных вечеров, уже овдовевшая к тому времени Катарина наклеила  под левым глазом на напудренное лицо черную бархатную мушку. На куртуазном языке того времени это означало, что дама свободна. Но кавалеры выказывали в этот вечер почтенной даме такое активное и даже назойливое внимание, что к следующему приему мушка благополучно перекочевала под правый глаз, чтобы окружающие не сомневались в замужнем статусе ее ностительницы.
Воспоминания о Венеции разбередили в душе молодого человека еще одну рану, но эти мысли Джованни старался сейчас изо всех сил гнать от себя.
Именно благодаря  урокам бабушки, Джованни, тогда совсем еще юнец, твердо уяснил для себя, что искусство искусством, но для успешного ведения дел необходимо налаживать тесные связи по всему миру. И, зачастую, эти связи должны быть основаны еще и на личных симпатиях и приятельских отношениях.
Все эти воспоминания вихрем пронеслись в голове Джованни, пока он задумчиво смотрел на привезенный им парфюмерный шкафчик.  Дорожный сундук был уже поднят слугами наверх, в отведенную ему комнату, а шкафчик, в ожидании дальней ших распоряжений, пока остался стоять у дверей. На самом деле это была скорее дорожная аптечка, заказанная Катариной Фарина в подарок внуку у известного парижского мебельщика Жана Лавалье, племянника знаменитой Луизы Лавалье, фаворитки Людовика ХIV.  Шкаф был сделан из различных сортов дерева, отделан внутри слоновой костью и украшен цифрами из листового золота. Именно он послужил прообразом того самого шкафа-чемодана, который и по сей день украшает дом Фарины в Кельне.
В Париж Джованни и Катарина привезли ко двору короля перчатки, надушенные  одни из первых ароматов Фарины-младшего, созданным им в  «Риме  ароматов“-знаменитом Грассе.
Это был триумф Джованни. Они удостоились аудиенции у короля и несмотря на то, что молодого человека ужаснула  дыра, которая была на месте зубов его величества и ужасающая вонь изо рта, вышел он из покоев окрыленный. Ведь аромат, которым были надушены перчатки, вызвал восторг самого короля-солнца!
А  дружбу, которая завязалась в те прекрасные осенние дни в Версале, Жан Лавалье и Джованни Фарина пронесут через всю жизнь.
-Поднимайся наверх,-повторил Батиста , с нежной улыбкой глядя на младшего брата, который продолжал в задумчивости стоять у подножия лестницы, -я приказал поставить на твой прикроватный столик бабушкин апперетив.
-Тот самый, красный?- встрепетнулся Джованни,-Она всегда давала нам его, как желудочное средство, если кто-нибудь из нас объедался сладостей.Тошноту как рукой снимало.Ты помнишь, бабушка специально делала его таким красным , добавляя кармин. Чтобы мы не принимали его за лекарство.
-И нам так понравился этот напиток, что мы часто специально прикидывались больными, чтобы получить стаканчик,-подхватил Батиста.
Несколько следующих дней Джованни посвятил прогулкам по Кельну.  Улицы, местами, были всего два локтя шириной, на широкополую шляпу вполне могли попасть помои, выплеснутые хозяйкой прямо из окна и Кельн, в плане запахов, был тогда тем еще местечком. Несмотря на то , что молодой Фарина почти не отнимал от носа надушенный платок, зачастую он возвращался домой белее мела. И все чаще и чаще Джованни выходил на берег Рейна. Пару дней шли сильные дожди. Река поднялась и около нее легче дышалось. Джованни смотрел на деревянный мост, ведущий за город, к Дойцу, на «Кельнские Ааки»-корабли, перевозившие вино по нижнему Рейну и не понимал, почему этот город, со своим характером, непростой и еще совсем не готовый принять его, многие путешественники называли неприятным, плохо отстроенным и даже «самым отвратительным городом Европы». Совсем рядом с Рейном располагалась красивая  площадь Хоймаркт, одна из крупнейших площадей Европы, чем-то похожая на площадь Св.Марка в Венеции.Совсем скоро, всего через несколько лет, на этой площади появится городская биржа, а потом и первый городской театр.Джованни  Кельн  чем-то напоминал еще и Рим.  Ведь недаром Кельн, как и Рим носил гордый титул «Святого города». Полностью это звучало так- «Кельн, святая дочь Римско-Католической церкви».
-Дочь?-решив, что ослышался , как-то спросил Джованни брата, -почему дочь?
-Официальное название этого города звучит как Колонь, то есть колония, основанная еще римлянами. Кельн-звучание местного диалекта,-охотно пояснил Батиста,-А в немецком языке, чтобы ты знал, и «город» и