Занавес ночи опустился перед окном. Лера проводила взглядом врывающийся во мрак поезд. Механический грохот нескольких тонн железа затих, и осталась только тишина, неясные сумрачные тени, прячущиеся от прозрачного света луны и отблесков неверных звезд, редкое гулкое эхо, доносящееся с юга. Воздух, напоенный ароматом распустившихся ночных цветов, невидимым ореолом окутал молодое тело, покружился над водой в стакане, впитав в нее эфемерный нектар таинства ночи, чужого счастья, бутонов тюльпанов с соседнего балкона.
Лера медленно влила в прозрачный божественный эликсир черный яд, каждая капля которого раскрывалась в воде маленькими цветками смерти. Жидкость в стакане все больше мутнела, все больше становилась похожа на ту грязь, которой облил ее душу Денис. И Лера должна выпить это зло. За то, что она чиста душой, слаба, наивна и доверчива. За то, что Денис еще слишком глуп и ничему не знает цену. За то, что на заре жизни невозможно любить свое зеркало и безумно хочется приручить обезумевший порок. Это тост за любовь в не к месту торжественной полуночи.
Слеза невыносимого горя стекла по фарфорово-бледной щеке и росинкой упала в ядовитый напиток. Забытый ингредиент в этой столетиями повторяющейся импровизации…. Ритуал жертвоприношения эгоизму.
Пляшущий язычок пламени свечи бросает дрожащие тени на стоящую на распутье Леру. Свет и тень ежесекундно сменяют друг друга на теплых щеках, изгибах бровей, тонут в россыпи темных волос, соскальзывают по тонкой шейке в ямочку около плечей и перебегают по атласу кожи на кружевной пеньюар.
Печальные глаза смотрят в могильно-холодный черный омут, за окном жизнь купается в радости бытия, жадно дыша, чувствуя, созерцая, либо томно пребывая в сладостной неге. Дрожащая рука медленно тянется к вину избавления, словно злой ангел стоит за спиной, гладит Лерины плечи, туманит голову и направляет некогда правую руку к зелью, оплетает волю паутиной лунного света. И словно сама ночь шепчет: «Ты же хочешь этого, смелее. Тебе больше не будет больно». А завтрашний день беспечно спит, не подозревая, что, проснувшись, не увидит навсегда потерянную Леру. Не будет лучами искриться в ее глазах, не будет хранить ее и уже никогда не преподнесет Лере тот подарок, который та давно хотела получить.
Губы едва слышно прошептали: «Денис…»,- и прислонились к холодному стеклу стакана. Лера медленными глотками пила свою смерть и больше ничего не боялась. Ведь «завтра» для нее не существует. А эта ночь…она длится сейчас и вечно, она столько всего обещает. И она могла длиться так же долго с тем, кого ты любишь, но это просто был бы не Денис. Ты бы таяла от счастья и точно так же ничего не боялась. И если бы не твое сегодняшнее сознание…о, Лера, если бы не твое сознание! Жизнь – это всего лишь рабочая смена в двенадцать часов. Отработай ее и уезжай в отпуск, получив деньги, или устройся на другую работу, если эта не нравится. Но это возможно только в том случае, если доработаешь смену до конца, половина уже прошла. Сдай этот экзамен и пойди выше, зачем все так усложнять? Все равно придется вернуться к тому, от чего ты сейчас пытаешься убежать. Заново придется расти, учиться, чтобы опять сдать этот краеугольный экзамен. Почему бы прямо сейчас не пройти его и стать свободной? Но ты уже убежала….
До последней капли вобрав в себя черный эликсир, Лера откинулась на спинку кресла. Тишину полумрака дополняет шелест листвы, доносящийся с улицы. И среди всех этих теней ярко горит лишь любящее сердце умирающей девушки, которой не нужна в последние минуты фотография любимого, что может обнаружить виновного и причинить тем самым ему временные неудобства, но никак не угрызения совести. Образ Дениса в душе, в больших карих глазах.
«Справедлива ли смерть не чувствующей угрозы девушки, чья спина позволила войти в нее лезвию ножа? Спина впустила нож, не девушка. Не все удары судьбы способны выдержать недавно ставшие взрослыми дети. Я верила тебе, Денис. Подлец! Я готова была стать любой для тебя, только бы быть с тобой. Неужели, я и впрямь всего лишь пыль, а ты бог и властитель. Знаешь, наверно, ты прав: рабыня не может быть спутницей короля. А с тобой я не могу вести себя иначе, поэтому мой удел - спать на кладбище, а не в твоей постели. А то, чем вы займетесь завтра с утра под навсегда ушедшим от меня солнцем – лишняя мне пощечина. Почему твоя правда не в сердце, а гораздо ниже?
Я очень ждала твоего звонка, но ты не посчитал нужным даже извиниться. Позвони сейчас, скажи, что я должна сделать, я сделаю. Просто приди, поцелуй меня, я все прощу. Я все отдам за то, чтобы быть с тобой. Прошу, удержи меня, любимый, я уже исчезаю. Удержи…. меня…? Я уже давно перестала быть собой, как только встретила тебя. Что я только не делала, чтобы стать к тебе ближе, чтобы стать твоей, но так и осталась далека, с каждым днем все больше теряя тебя. Прости меня за все, хоть и виноват во всем ты сам. Только объясни мне, за что все это мне? За что мне этот адский приговор – НИКОГДА? Чем же эта распутница заслужила, чтобы ты купил ей кольцо с бриллиантами, и чем я провинилась, чтобы ты не смог подарить мне завтрашний день? Ты все положил к ее ногам, отняв это у меня. И наше будущее, в котором я любила бы тебя, молилась бы на тебя, ласкала и берегла бы тебя, растила твоих детей, грела тебя у домашнего очага – все это ты отдал шлюхе, оставив взамен мне глухой стук комьев земли о мое последнее пристанище. Я всего лишь любила тебя, а ты превратил мою жизнь в мир скорби и печали. Что ты сделал со мной? Чтоб тебе в аду сказали, что твои муки окончатся, когда ты купишь мне один день жизни. Никаких денег не хватит, поверь».
Черная вода по микрокапле проникает в каждый капилляр молочно-белого юного тела, изгоняя свечение жизни. А сердце шлет в полумрак последние чувства нежности и трепетного обожания, но они все равно не дойдут до сознания адресата.
Воздух поплыл перед глазами, но ночь осталась недвижимой во времени, как каменное изваяние. И что-то едва уловимое тонуло вместе с Лерой, просачиваясь сквозь застывшее время. Слабый протяжный выдох вырвался из молодой груди, ведь Лера имела право на последнее слово…
Легкий порыв ветра затушил свечу на столе и пронесся над бездыханным телом прекрасной девушки, чьи губы источали тонкий аромат яда. «Как сладок этот поцелуй»,- подумал бы злой ангел, похотливо смеясь и грубо сжимая в посмертную маску невинное личико Леры.
От потухшей свечи в сторону кресла заструилась бледная серо-лиловая дымка. Наверное, точно такая же дымка принимает в себя умерших после праздника или рутины жизни, подобно пасмурному утру, встречающему праздных после карнавальной ночи.
А в пространстве спокойным ответом на событие шел неосознанный поток мыслей. « У меня пустое сердце. Быть может, оно когда-то кем-то было выжжено, а может, я родился с пустым сердцем. Не помню. Суть в том, что я его не чувствую, порой лишь возникают какие-то рефлекторные, механические движения в груди. Но душа это или эго? Кто знает…. Я всего лишь старый актер, которому уже неинтересна его роль – эта должность. Я не вампир, выбирающий себе жертву по вкусу крови, я бессознательно тку паутину, не желая этого, а девушки сами летят в нее. Ах, я обманул тебя. Я ничего не обещал, не надевал маску твоего будущего мужа, я не говорил того, чего не думаю. Ты сама придумала волшебную историю, испускала импульсы одиночества жертвы вокруг себя. «Ах, какой подлец, а я тебе верила», - скажешь ты. Ты верила самой себе, сама выбрала то, что произошло. Не я наградил тебя плохой судьбой, это твое право на свободу. Я тебя ни к чему не принуждал, я жил своей жизнью. Подлец…. Раскройся в моем сознании, посмотри моими глазами. Какой будешь ты в моей жизни, с моим прошлым? А твое ли сердце не подло? Помнишь, ты любила Сашу, с ним у тебя ничего не вышло, встретила Лешу, так же говорила, что тебе никто, кроме него, не нужен, затем Виталик, та же самая история, теперь я. Непостоянно все как-то…. И на кого ты молишься сегодня, того завтра презришь, в очередной раз думая, что теперь-то уж точно настоящая любовь. Зеро, детка. Да, я согласен, глупо всю жизнь посвятить человеку, о котором знаешь не больше, чем то, что он еще живет в том доме. Но так же глупо в ком-то находить пуп земли. Жизнь – это не то, что ты думаешь, это то, что знаю я. Ты не можешь выбрать за меня судьбу, ты управляешь другим телом. «Ах, эта грязь…» Это не грязь, это точка зрения. Почему я должен посвятить тебе жизнь? Я родился для себя, а не для тебя или еще кого-либо. «Я тебя люблю, ты будешь со мной…» Ты говоришь, что любишь, а хоть раз спросила, чего хочу я? Я хочу увидеть много разных стран, попробовать всяческие вещи, попить с друзьями пиво, в конце концов, проснуться с той, кто хоть как-то греет мне сумбурную, ледяную душу и понимает меня. И я не позволю тебе отнять у меня все это. И мое личное дело, как я распоряжусь всем тем, что мне дано, и что буду ценить, а что нет. И ты родилась не для того, чтобы жить ради меня, Саши, Леши, Виталика…слушай, ты бы хоть определилась, для кого. И вот, ты пьешь яд. Спасибо, что не угрожала мне этим. Сочинила себе горе, подумала бы хоть, прежде чем кончать с жизнью из-за своего каприза психопатического самолюбия. Цвет яда выбрала черный… наверное, чтобы драматичнее смотрелось? Видели бы тебя японцы, что изнывая от дикой жажды после взрыва атомной бомбы, пили черный от пепла дождь, падающий с неба Хиросимы в 1945 году, из-за чего вскоре умирали от радиации. Что бы ты им сказала, им, которые хотели жить? На самом деле, яд в твоей душе, девочка, как инфекция, до которой все боятся дотронуться и испортить себе душевное здоровье. Мир создан для жизни, а не для любви мужчины и женщины. Для целого, а не для маленькой части. А кому интересно врачевать чужие раны в ущерб себе, когда у самого зияет в груди дыра. Ты сама-то хоть раз приютила чье-то измученное сердце? «Не потерплю, чтоб он трогал меня своими грязными руками, рисовал взглядом на моем пальце обручальное кольцо!» Так вот, применительно к тебе, я думаю то же самое. И не надо было лезть мне в душу, у тебя меркантильные интересы. И никогда теперь ты не станешь мне равна, потому что ты сбежала от жизни, а я здесь остался. Потому навеки ты будешь для меня глупой малолеткой. Пройдет месяц, два, и я тебя не вспомню. Да, кстати, на твой лирический вопрос по поводу ножа и девушки, я бы ответил так: спина впустила не нож, а острие, только лишь острие; а вот лезвие ножа полностью впустила в себя девушка, ведь почувствовав укол острия, она могла бы предпринять какие-то действия вместо того, чтобы стоять и ждать, что будет далее.
