КАК НАВСЕГДА УЕХАТЬ ИЗ СССР

выдох я делал себе за пазуху – под лацкан пиджака. Так и просидел свою первую ночь на Западе, мечтая иногда о несбыточном – бокале горячего чаю с лимоном – иногда о вполне реальном – паре больших картонных коробок, которые лежали позади большого плоского здания на окраине Регена.
 С рассветом я уже стоял на дороге и протягивал руку к каждому проезжавшему автомобилю. Но удачи не было. Примерно через полтора часа на дорогу, метрах в пятидесяти от меня, вышли два толстых и усатых немца рабочего вида. Не прошло и трех минут, как около них остановился микроавтобус. Пока немцы усаживались в него, я успел подбежать.
-   Плиз,...- начал было я, но последний немец обернулся, что-то гаркнул, грубо толкнул меня в плечо и захлопнул дверку.
 Так, еще один урок. Не суйся, куда тебя не просят. Несколько минут я переживал унижение. Потом вздохнул, расправил плечи, огляделся по сторонам и понял, наконец, причину неудачного «голосования»,- дорога проходила чуть выше Регена, и я стоял не на выезде, а на въезде. Выездом этот перекресток тоже был, но в другую сторону, к границе.
 Несколько километров быстрым шагом помогли согреться, но пить захотелось еще сильнее. На «автостопе», как на рыбалке: выбрать правильное место – гарантия успеха. Уже через пятнадцать минут у меня «клюнул» шикарный новенький «Опель-Омега». Водитель, по виду – молодой бизнесмен, сидел за рулем в рубашке. Пиджак на плечиках мотался над задним сиденьем. На английском он, к счастью, не говорил, только на немецком, французском и итальянском. «Ну вот, доеду до Мюнхена без глупых разговоров- в тепле и тишине»,- подумал я. Тепла было с избытком: я сидел, как капустный кочан, в плаще, пиджаке и трех рубашках. Но тишины не было – после того, как выяснилось, что цель поездки у нас совпадает, а знание языков – нет, водитель включил радио и с интересом слушал какой-то разговор на немецком. Пару раз даже рассмеялся. «Неужели и я когда-нибудь все это буду понимать?» - тоскливо подумал я и решил до Мюнхена подремать: хорошо, тепло, попить бы еще чего-нибудь. Но подремать не пришлось. «Омега» вышла на автобан и набрала двести километров в час.
 Я сам много ездил, особенно на мотоцикле, и привык считать скорость сто километров в час очень быстрой, а больше ста двадцати – просто неразумной. Сейчас же было что-то новое: ощущения высокой скорости, а, тем более, опасности не было вообще. Мягко и плавно покачиваясь, мы летели по автобану, обгоняя старенькие «Асконы» и пропуская вперед «Порше» и седьмые «BMW». Последнее меня особенно поразило. Как это можно  - обгонять автомобиль, мчащийся со скоростью двести километров в час?! Причем, обгонять как-то равнодушно и спокойно, без эмоций. Кажется, я- единственный, кому эта гонка была интересна. «Дикарь в цивилизации» – нет, так оскорбительно, лучше по-другому: «я в Будущем». Пару недель спустя я скажу одному новому знакомому: «Мы попали со свиной рожей в калашный ряд, и нам эту рожу начищают».

 До Мюнхена мы доехали быстрее, чем я ожидал. Где-то на окраине «Омега» притормозила на светофоре, и водитель показал рукой, что можно выходить. Покидать теплый и комфортабельный салон не хотелось. Я вежливо улыбнулся, сказал «сэнк ю» и поспешил выйти до того, как на светофоре загорится зеленый.
 На перекрестке я огляделся. Жилой район, невысокие дома. Куда идти и что делать дальше – не знаю. Для начала решил шагать прямо – в том направлении, куда укатила «Омега». Километра через полтора дома кончились, впереди был выезд на автобан. Я повернул назад, дошел до знакомого перекрестка и оттуда повернул направо. Через несколько сот метров дома снова кончались, начиналось поле. Вдали, за полем, были видны высотные здания индустриального типа. «Что такое? Где же Мюнхен?» – ничего не понимая, я снова повернул назад, пересек ставший почти родным перекресток и пошел дальше в единственном оставшимся неисследованном направлении. И, разумеется, через пару километров вышел на окраину. Мистика какая-то! До сих пор не знаю, где я был, что это было и почему.
 Я медленно побрел назад. Куда идти? Что делать? Даже людей на улице не было. Наконец, около одного из домов увидел немца, аккуратно вытряхивающего коврики у своего «Гольфа». Я перебрал в уме весь свой словарный запас немецкого. «Хенде хох» и «Гитлер капут» совсем не подходили. Еще я знал «цурюк», но не помнил, что это означает. Вдруг меня осенило. Я быстро подошел к сосредоточенно работавшему щеткой немцу и громко сказал:
- Полицай?
Немец вздрогнул и обернулся.
«Вэа из, - начал я по-английски и закончил по-немецки: - Полицай?»
- Полицай? – переспросил немец и добавил, тоже по-английски, - двести метров прямо, с левой стороны.
 Действительно, метров через двести я увидел круглую зеленую вывеску с надписью «Polizei» и большую стеклянную дверь под ней.
 С секунду поколебавшись, я вошел. Внутри было пусто – ни людей, ни мебели. Только приемное окошко у противоположной стены. За ним сидел мужчина средних лет в зелено-коричневой форме и что-то сосредоточенно писал. Я подошел к этому окну и сказал по-английски самое главное, давно сжигавшее меня изнутри слово:
- Воды!

                                                                                                   
                                                                                             
Эпилог

 Мне казалось, что так начинается свобода, но впереди были многие годы ограничений, унижений, тяжелой физической работы. Откуда мне было знать, что по закону о беженцах мне будет разрешено отъезжать только на расстояние не превышающее тридцать километров от места прописки. Или что имею право лишь на примитивную работу по найму, да и то, если на это место в течение месяца биржа труда не найдет немца.
 Как-то вечером жена неожиданно расплакалась.
- Что случилось? – испугался я.
- Мы так и доживем здесь свой век: ты – грузчик, а я – уборщица, - ответила она и вытерла слезы.
 Мне проще – я деревенский, крепкий мужик. А она окончила хорошую школу с золотой медалью, красный диплом не получила только потому, что один выживший из ума старик заявил, что студентка-мать – это преступление и поставил ей тройку на одном из экзаменов на третьем курсе, исходя не из ее ответа, а из того, сколько раз за семестр она осталась на лекции слушать его бред, а не убежала домой, кормить грудного ребенка. С кафедры его не увольняли по уважительной причине – ветеран войны.
- Все будет хорошо, - ответил я и тоже проглотил комок в горле. Старею, стал сентиментальным и слезливым.
Прошло еще несколько лет. Если что и меняется, то очень медленно и не всегда к лучшему. Но я знаю, правильность принятых решений часто зависит от усилий по их выполнению. Мы стиснули зубы, немного наклонились – так легче тянуть лямку – и идем вперед. Жизнь продолжается.


Декабрь 2001