некрасиво, и глядя на развалившегося рядом, в гамаке паука, не верил, что это и есть его конец; и все еще на что-то надеялся, уже чувствуя, как погрузившиеся челюсти впрыскивают во все тело яд...
И уже через какой-то час, его опустошенная от крови оболочка, жалобно потрескивала, покачиваясь в паутине, отползающего в сторону палача. А тот с удовольствием, оглаживая раздувшееся брюхо хмыкнул: Глянь-кось! Душа даже не пискнула... Видать ее у него отродясь не было!
Только он хотел немного подремать, как откуда не возьмись налетел рой гнуса, оводов, бабочек и мотыльков всякой расцветки, - мух, и боевой отряд ос - сразу взявший в свои лапы расследование гибели великого Реформатора.
И скоро недоумевающий паук, закованный в наручники, был отправлен в неизвестном направлении в окружении конвоя.
Три дня в стране творилось что-то невообразимое... слезы, сопли - бесстыдные дифирамбы лились из рога изобилия - одни пышней других - каждый старался перещеголять другого...
Приспустили флаги, и был объявлен недельный траур. Все газеты, радио и телевидение трещало сутками об одном и том же... Выли скрипки, и синагоги буквально разрывались от горя... Как же жить дальше? Не иначе, как наступит Всемирный потоп.
Уже раздался клич, положить его в Мавзолей, рядом с единокровником и вождем пролетариата - соратником по революциям и реформам.
Но тут взял слово экс-президент Беспалый и веско осудил заросшую щетиной братию: (внутренне он давно готовил это место для себя):
- Господа, не будем сваливаться в пропасть новой культличности... Будем скромнее...
И на этом слове он поперхнулся, и, отпив глоток воды, махнул рукой, разом, обрывая все траурные эпитафии и речи, прекрасно понимая, какой памятник поставит им народ?
Утешало только одно, что видеть этого не придется... Как не хитри, как не прикидывайся, какие деньги не плати, - Время все-равно поставит все на свои места, и довольно быстро люди поймут правоту старой поговорки: Не все, то золото, что блестит!
И над всем этим у Паука было время подумать. Прошло каких-то полгода, и он уже терялся, чувствуя, что многие уже, как бы благодарят его за обряд жертвоприношения, и постепенно из злодея он превращался в героя.
И эта неопределенность приобретала все более четкую конфигурацию, раскачивая маятник правосудия, больше в положительную сторону.
Его охранники уже поговаривали о амнистии и закономерности гибели великого Реформатора.
И Паук, успокоившись, стал вить новую сеть... Без свежей крови, он был злющ и голоден...
Его душа жаждала и готовилась к новому пиршеству... И вдруг, когда он уже отчаялся что-то поймать, паутина натянулась и задрожала, и он с мудрым ликованьем понял:
Что в этом и спрятана вся красота жизни, что палач никогда не останется без работы, и пока жизнь существует, топор возмездия всегда вознесен над головой во имя Справедливости.
