Любовь в интернете

– все его оружие. Надавил на калитку. Она была заперта.  Ворота – тоже. Увидел кнопку звонка, но звонить не стал. Перелез через забор. Достал пистолет, ожидая, что на него сейчас набросятся собаки. Но по-прежнему было тихо. Дверь в дом была распахнута. Он вошел.  На полу ничком лежала женщина. Больше никого не было. Он бросился к ней, перевернул на спину. Женщина была пьяна. На столе стояла пустая бутылка из-под водки. Женщина открыла глаза, безуспешно попыталась подняться. Она была крепкая, коренастая. Руки украшали наколки. Уставясь на него мутными глазами, промямлила:

– Ты кто?..

Дверь во вторую комнату была закрыта. В замочной скважине торчал ключ. Он отпер, вошел.  В крошечной комнате  стояли две кровати. На одной, на голом матрасе,  лежала Настя. На ней была лишь короткая ночная рубашка. Она глядела на него широко открытыми глазами. У другой стены стояла вторая кровать, пустая. Рядом с  каждой кроватью –  тумбочка. И все. На единственном окошке, небольшом, выходящем во двор, была решетка. Он бросился к девушке. Она крепко обняла его за шею тонкими руками, прижалась к нему. Настя  оказалась на удивление легкой. Когда  Владиславлев вынес  ее из комнаты, она показала на мобильный телефон на столе.

– Надо… забрать.

Женщине все же удалось встать на четвереньки. Она попыталась преградить им путь.  Владиславлев ее обошел, сунул телефон в карман. Женщина сделала попытку схватить его за штанину и завалилась набок. Чуть не бегом донес  он девушку  до ворот. Им вслед доносилось протестующее бормотание, ругательства. Он  отодвинул щеколду, плотно прикрыл за собой калитку, поспешил к машине. Бережно усадил девушку на заднее сиденье.

–  Как ты, Настя?

– Я вас жда… ла… Я сей... час... счас… тлива.

Они выехали из деревни, помчались по трассе. Увидели джип. Он  стоял на том же месте. Два человека стали посреди дороги, махали Владиславлеву руками. Вид у них был решительный, даже угрожающий.

– Это… они,  – с ужасом прошептала девушка.

– Нагнись, Настя!

Он остановил машину. Подошел носатый, посветил фонариком прямо ему в лицо, потом  – на заднее сиденье. Второй, невысокий крепыш, тоже заглянул в салон. Владиславлев весь напрягся.

– Оперативно ты дела свои делаешь, – с некоторым удивлением хмыкнул носатый. – Слушай, братан, помоги тачку толкнуть!

Владиславлев вышел. У дороги, на траве, лежал на спине здоровяк и храпел. Вдруг зазвонил сотовый, который он взял со стола. Носатый, уже направившийся к джипу, приостановился. Пьяный перестал храпеть, пошевелился, открыл глаза, перевел их на Владиславлева. Какое-то подобие мысли промелькнуло в них. Владиславлев  прервал связь  и проговорил с досадой:

– Попрощались же уже. Сколько можно.

Кажется, получилось правдоподобно. Он сохранял самообладание. Наверно, потому, что чувствовал необычный прилив сил. И душевных, и физических. Сейчас он готов был расшвырять всех, кто станет на его пути. Любовь делала его сильным.

Носатый сел за руль. Владиславлев и крепыш стали толкать машину. С третьей попытки мотор завелся.

– Ну, спасибо, братан!

Владиславлев, не торопясь, пошел к своему «Москвичу». Те двое потащили пьяного к джипу. Настя совсем сползла с сиденья и лежала, скорчившись, внизу. Уже отъезжая, Владиславлев услышал: «С чего босс нажрался-то?» «Бабку, видно,  жалко!» Донесся хохот. Джип поехал в сторону Блиновки. Он  помог ей сесть.
 
– Лежал… Стас…  Андреев… ич… – заговорила, оглядываясь, девушка.  –  А с фонарем… Бурат… и… но…  А тот… Алик.

Владиславлев выжимал все возможное из своего старенького «Москвича».

Снова зазвонил мобильный.

– Опять напилась, Манька? – раздался сердитый женский голос. – Что молчишь? Смотри, выгоню!

Владиславлев прервал связь.

– Это Жан… на… Русланов… на, – пояснила Настя, почему-то шепотом.

– А кто это, Настя?

– Она и муж… ее… Стас… Андре… евич… главные.

Когда они проезжали  Заречный, она показала на особняк с башенкой:

– Это их… дом.

Поселок остался позади. Владиславлев поглядывал в зеркальце. «Приедут в Блиновку, обнаружат пропажу Насти, заподозрят меня, – думал он. – Еще и здоровяк вспомнит... Возможно, уже за нами мчатся…  А может, мимо дома проехали, по другому делу».  Настя тоже время от времени беспокойно оглядывалась.

Вдруг девушка, волнуясь, смущаясь, начала рассказывать. Тогда, по телефону, очень спеша, она заикалась сильно. Теперь же, когда торопиться ей не надо было, говорила быстрее.

Жанна Руслановна появилась в ее жизни полгода назад. Она якобы представляла некую благотворительную фирму. Предложила заключить этот договор. Бабушка согласилась чуть ли не с радостью. «Теперь, внученька, я за твое будущее спокойна, – говорила  она. – Я ведь постоянно об одном лишь думала: что с тобою будет после моей смерти. А сердце у меня может отказать в любую минуту». Насте Жанна Руслановна не понравилась сразу. Несмотря  на сладкий голос и сладкую улыбку. Улыбалась она постоянно. Вернее, губы ее улыбались. Глаза не улыбались никогда. Они вообще не выражали никаких чувств. Пустые, стеклянные глаза. Они вносили дисгармонию в ее облик. Условия договора она в целом выполняла. Покупала бабушке лекарства, оплачивала счета. Иногда даже привозила Насте гостинцы – недорогие конфеты. Закупала  продукты, но это уже на деньги из бабушкиной пенсии. Они просили ее купить инвалидное кресло. Жанна Руслановна отделывалась обещаниями. Бабушка сама носила внучку по квартире. Хорошо, что Настя была такая легкая.

Наступил июнь, необычно душный и жаркий. В одну особенно душную ночь с бабушкой случился сердечный приступ. Ее увезли в больницу. Утром Настя еще поговорила с ней по телефону, а днем бабушка умерла. Вскоре появилась Жанна Руслановна со своим мужем и, улыбаясь приторнее обычного, объявила, что они приехали за ней. Настя  хотела остаться в квартире. Она же имела право на это по договору. «Только на лето, – заботливым тоном объяснила Жанна Руслановна. – Потом вернешься. Отдохнешь на даче, на природе. Сейчас все из города уехать хотят, от духоты такой спастись. А  здесь ремонт надо сделать». Тогда Настя сказала, что без компьютера не поедет. Та заверила, что компьютер привезут следующим рейсом. Непонятно было, почему его нельзя взять сейчас. Девушка почувствовала тревогу. Она попросила две минуты, хотела написать  Владиславлеву. «Потом, Настя, все потом. Мы опаздываем...» Тогда Настя решилась Владиславлеву позвонить – номер его домашнего телефона она запомнила, – но они, ссылаясь на спешку, и этого не позволили. Стас Андреевич отнес ее в джип. В дороге Жанна Руслановна уже  не улыбалась. Губы были плотно сжаты. Дисгармония в облике Жанны Руслановны исчезла. И голос ее изменился. Когда девушка  попросила у нее сотовый телефон, та ответила резко  и жестко: «Единицы кончились. Потом позвонишь!» Тревога Насти нарастала.

Девушку привезли в тот домик. Ее соседкой оказалась восьмидесятипятилетняя старушка, баба Лена. Она почти  не вставала.  С ней Жанна Руслановна заключила договор пожизненного содержания. Сюда ее привезли под похожим предлогом. Сторожила их тетя Маня – бывшая уголовница, женщина грубая и суровая. Кормила она  их плохо. На ночь запирала, и было  очень душно. Настя  просила тетю Маню не закрывать дверь. Ответ был один: «Хозяева так распорядились!» Девушка все время думала о том, как связаться с Владиславлевым. Получалось, что теперь он – единственный близкий человек. Но компьютер так и не привезли. У Насти мобильного телефона никогда не было: ее бабушка считала, что это вредно для здоровья. Сотовый был у тети Мани. Однако телефон она не давала. «Не велено!» Девушка находилась в состоянии смятения, страха и тоски. Когда через два дня появилась Жанна Руслановна, Настя сказала, что хочет вернуться в  свою квартиру, сейчас же. «Там идет ремонт, я же говорила», – отрезала та. Тогда девушка попросила, чтобы ей дали позвонить по телефону, чтобы привезли компьютер, чтобы не закрывали на ночь дверь. Старушка ни о чем не просила. Первые две просьбы Жанна Руслановна  проигнорировала, словно не слышала, а на последнюю раздраженно заметила: »Да на тебе сплошь синтетика! Переодеть тебя просто надо». Настю переодели в короткую ночную рубашку из хлопчатобумажной ткани. Всю ее одежду унесли. Она тщетно протестовала. Впрочем, в этой рубашке действительно было не так жарко.
 
Тете Мане  Настя все же была очень благодарна. Та решительно защищала ее от всяких мужских посягательств. Буратино вытолкала из дома. А Стасу Андреевичу пригрозила, что все расскажет супруге. Иногда поздно вечером тетя Маня начинала пьянствовать. Выпивать одной ей было скучно, она заходила к ним и начинала изливать душу. Полжизни она провела за решеткой. Первый раз села в шестнадцать – украла по приказу любовника. Во всех своих бедах  она винила мужчин. Она их ненавидела. «Хороший рассказ мог бы об этой тете Мане получиться», – мелькнула у Владиславлева неуместная мысль.

Выпив, она становилась чуть добрее, но телефон  все равно не давала, несмотря ни на какие просьбы. «Нельзя мне эту работу терять, – как-то снизошла она до объяснений после стакана водки. –  Меня же, если что, так уволят, что я уж никуда не устроюся… – Она многозначительно подмигнула. –  По жизни уволят.  Много знаю. – Она посмотрела на них как будто с жалостью и добавила загадочную фразу: –  Недолго вам терпеть осталось. Здесь долго не задерживаются».  – И словно осознав, что наговорила лишнего и может наговорить  еще больше, заковыляла в свою комнату и заперла дверь. Она всегда так делала, когда чувствовала, что опьянела; потом продолжала возлияния в одиночестве. Утром, ставя со стуком на тумбочки миски с кашей, тетя Маня буркнула: «Я спьяну могу наболтать-насочинять. Вы не верьте».

Баба Лена тоже хотела вернуться в свою квартиру, особенно после этого разговора, спрашивала, когда закончат ремонт. Три дня назад пьяная тетя Маня сообщила старушке: «Краем уха базар слышала – на полмесяца у тебя еще ремонту». А прошлой ночью, незадолго до рассвета, неожиданно появились Стас Андреевич, Буратино и Алик. Сказали бабе Лене, что ремонт закончен, они повезут ее домой. Старушка совсем не обрадовалась. Ее, очевидно, насторожили и противоречия в сроках, и жалостливое лицо тети Мани, и  какие-то преступные в этот раз лица пришедших. Она испуганно пролепетала, что хочет пока остаться здесь. Не обращая внимание на ее лепетание, ее понесли из комнаты. В дверях баба Лена обернулась и посмотрела на Настю, словно прося о помощи. Ее унесли. Долго не могла Настя забыть это взгляд.

Вечером в комнату ввалилась с бутылкой  тетя Маня. Она с трудом стояла на ногах. «С бабой Леной все благополучно?», –  спросила Настя. «Задохлась твоя баба Лена. В дороге,  – промямлила Тетя Маня и села на опустевшую кровать. У Насти сжалось сердце. – Помянем бабу Лену». Она выпила, предложила и Насте, но та сказала, что не пьет. Зазвонил сотовый. Тетя Маня поговорила, положила телефон на тумбочку. Вскоре, почувствовав, видимо, что она вот-вот свалится, взяла бутылку, ушла в другую комнату, заперла дверь. «Помянем невинно убиенных…» – донеслось ее пьяное бормотание. Настя похолодела. Сотовый тетя Маня забыла на тумбочке