НОВОГОДНЯЯ ЁЛКА

…Женька, ты знаешь какое сегодня число?
- А то! С утра было тридцатое.
- А ещё?
- Чего ещё?
- Месяц-то, какой?
- Какой, какой… Декабрь месяц…  А что?
- Здрасьте-подвиньтесь! На носу Новый год, а ты спрашиваешь. Чего у нас в доме не хватает по такому случаю?
Братишка пожал плечами, повернул голову направо, затем налево, потом медленно поднял глаза к потолку, словно пытаясь найти ответ там. Наморщив лоб, постоял так некоторое время, поду-мал немного и выдал: «У нас не хватает праздника, вот чего!».
- Догадался наконец-то. А в Новогоднюю ночь, что должно стоять в доме?
- Что, что, - он ещё немного подумал, - Ёлка, вот что! Ёлка и игрушки! Ёлка и подарки! Ёлка и торт! – и радостно захлопал в ладоши.
- Молодец!
- А я и сам знаю, что молодец. И мама тоже говорит, что я молодец и папа…
- Ага, ты молодец, когда спишь.
Женька обиженно надул губы и пробормотал: «Вечно ты мне праздник испортишь. А ещё стар-шим братом называешься».
- Женька, праздник люди сами себе делают и родителям тоже, между прочим. Нет, ты только подумай, приходят папа и мама с работы, а у нас в комнате ёлка…
- Серёж, какая ёлка? – и он покрутил, как мама, у виска пальцем.
Наверно он у неё перенял. Мама тоже так делает, когда не согласна по какому-нибудь вопросу с папой. Это я давно заметил, а вот когда Женька это перенял у неё для меня остаётся сплошной за-гадкой. Вроде бы раньше за ним такого не замечалось, а тут на тебе, выдал! Хоть и брат он мне, правда младший, но «Чужая душа, чужие потёмки», то есть, не так вроде бы. Как это тётенька, кото-рая нам молоко продаёт, говорит, когда рассказывает маме о каком-нибудь случае в нашем посёлке?  Аа-а! – «Чужая душа – потёмки» - вот как она говорит. Или я опять ошибаюсь?
- Ёлка, которую мы с тобой принесём из тайги.
- Ага, ты знаешь, что с нами мама сделает! – губы его мелко задрожали, и он даже испуганно округлил глаза. Она нас выпорет как… как… как «Сидоровых коз» или ещё чего пострашнее с нами сделает. Он ещё больше округлил глаза, потом крепко зажмурил и с придыханием произнёс, - она нас в угол поставит! Вот!
- А ты и испугался. Тоже мне! А говоришь – я большой, я большой!
- Большой! А всё же мне в угол не хочется.
- Ты трус и девчонка! Я сам пойду, без тебя, и ёлку самую-самую лучшую принесу… - Ни у кого такой не будет. Папа с мамой придут с работы, увидят мою ёлку-красавицу и знаешь, что скажут?
- Что скажут? – Женька приоткрыл один любопытный глаз.
- Скажут: «Серый, ты молодец!» – вот, что скажут они, и ещё, может быть, добавят…
Женька разом распахнул оба глаза и с ехидцей закончил за меня: «Снимай, Серый, штаны, благодарить будем!»  А папа, вытаскивая ремень из штанов, добавит: «Здравствуй, попа  новый год!»
После Женькиных слов мой праздничный энтузиазм несколько подувял, стал как-бы  помягче, стал такой мягкий, как малосольный огур…, нет, как солёный огурец. Но я всё же решил не сдаваться. Я решил доказать этому… этому… огольцу, что никакие препятствия (в виде поротого зада) не смогут меня остановить перед выполнением такого серьёзного…
В мои умственные рассуждения насчёт ёлок, поротых задов и прочего ворвался голос брата:
- Я пойду с тобой! Я тоже хочу ёлку. А папе с мамой мы скажем, что решили им помочь с праздником…
При последних словах голос его сначала перешёл на шёпот, а потом он и вовсе куда-то пропал.
- Правильно Женька! Решили и постановили! Мы же братья. Куда один, туда и другой, так ведь?
- Да-а… - Если бы… - Женька потрогал рукой свой тощий зад. Ааа, была - не была, пошли. Только, чур, я несу топор, а ты ёлку.
- Ты ещё маленький топор нести. Я понесу топор.
- А я, что, ёлку что ли? Она же вон какая тяжеленная, я её даже не подниму, - и Женька обиженно надул губы.
- Не боись! Я уже всё решил ещё вчера. Я понесу топор, а ты потащишь санки…
- С ёлкой что ли? Так опять же…
- Ну, ты тупой! Санки ты потащишь без ёлки, а с ёлкой мы потащим вдвоём.
- Ааа.
- Я же тебе сказал – я всё продумал, осталось только пойти в тайгу, найти ёлку подходящую и срубить.
- Серый… ааа… как же…
 Женька посмотрел на меня и в глазах его я прочёл какую-то невысказанную тревожную мысль. Но я не дал ему её высказать. Я бодро хлопнул его по плечу и ещё, чтобы вселить в него больше уверенности в моей правоте, добавил: «Всё в порядке, ответственность я беру на себя!»
- Ну-у… тогда…-  не закончив говорить, Женька пошёл одеваться.
Я тоже не стал медлить. Время-то шло, а нам надо было добраться до леса, хотя до него было рукой подать, найти ёлку, а потом её доставить целёхонькой домой.

                         *    *    *
На улице – расчудесно! Ни одного облачка на небе и оно такое синее-синее, как будто его специально кто-то краской раскрасил. Папа, уходя утром на работу, сказал, - день сегодня будет замечательный, и я ему верю. А как не поверить, он всё-всё знает, не то, что мы с Женькой или даже мама.
- Серый, может зазря мы пошли сегодня, - как-то неуверенно произнёс Женька. Посмотри вон туда, - и он ткнул пальцем в небо.
Я ещё раз окинул пытливо-умным взглядом синий  небосвод над головой. Ничего такого, чтобы беспокоиться, я не заметил. Да и откуда? Подумаешь, на западе, почти у самой встречи неба с верхушкой тайги, висело тёмное пёрышко похожее на тучку. Я тут же вспомнил сказку про Винни-пуха и даже попытался продекламировать несколько строчек вслух, чтобы удивить брата своей памятью:
… Я тучка, тучка, тучка,
   А вовсе не медведь…
Я бы может и ещё что-нибудь сказал, но Женька перебил мои мысли. Он закричал: «Не догонишь меня! Не догонишь!» – и пустился бежать, волоча за собой санки. Они заболтались на верёвке из стороны в сторону и даже догнали его, а догнав, лихо ударили под зад и Женька, хохоча, упал на них. Я испугался за него, но всё обошлось. Так, смеясь и поталкивая локтями, друг друга, мы продолжили наш путь к «празднику».
Кра-со-та вокруг неимоверная! Честное-пречестное слово. Недавно выпавший снег своей белизной спорил с мамиными простынями. Он был такой рыхлый-рыхлый и такой пушистый. И он искрился под лучами солнца всеми цветами радуги. У меня даже глаза зарезало, как будто в них песку насыпали, и слёзы потекли. Я испугался за брата и предупредил:
- Ты на снег здорово-то не пялься, а то глаза резать будет.
- Ты сам не пялься. Я про это уже давно знаю, меня Генка Карташов когда ещё предупредил.
А впереди, всё приближаясь с каждым нашим шагом, раскинулась тайга – дремучая, какая-то чуточку задумчивая и сказочно-загадочная. Мне, честно говоря, стало как-то страшновато и, чтобы не показать этого брату, я принял независимый вид и даже стал что-то насвистывать.
- Не свисти! – прервал мои соловьиные рулады Женька, - буран призовёшь.
Нет, вы посмотрите на этого умника! Три вершка от горшка, а туда же, старшему брату замечания делать! Я хотел было его «поставить на место», но передумал. Ещё пару раз что-то просвистел и замолчал. А вдруг он прав? В тайге, в буран страшно. Взрослые рассказывают много такого, что случается в глуши с людьми, когда вокруг метёт снег, воет всё вокруг и деревья раскачиваются. Говорят, в такую погоду лучше дома сидеть, нос за двери не высовывать. А бывало, говорят, что в буран люди бесследно в тайге исчезают – уйдут, а потом и вовсе не возвращаются…
Ладно уж, поостерегусь, на всякий случай, свистеть, решил я, а то…
А вокруг была «Божья благодать»! Это не мои слова, а бабушкины. Это она так говорит, когда за окнами светит яркое солнце, на небе ни тучки и с соседкой она не поругалась из-за чего-нибудь… вроде несовпадения мнений о просмотренном сериале.
Тайга всё приближалась, и я стал различать отдельные большие ели с налепленными на ветвях белоснежными сахарными головами. Женька тоже, с приближением леса, бодрее зашагал.
Ну вот, ещё немного и мы добудем долгожданную ёлку, подумал я и ещё шире стал переставлять ноги, то есть, ускорил шаг.
Держа топор в руках, я, как древний воин, гордо поднял голову и направился к ближайшей огромной ели. Сзади, чуть поотстав, тащил санки Женька, а ещё задее, петляли наши следы. Они очень хорошо выделялись на снегу и показывали весь наш путь от посёлка. Возвращаться по проторенному следу будет намного легче, подумал я и решительно взмахнул топором.
- Стой!! Ты, что собрался эту ёлку рубить?! – закричал Женька чуть запыхавшимся голосом. Посмотри, какая она большая, мы же её не дотащим вовсе.
- Я её срублю, а когда она упадёт, мы у неё отрубим верхушку, - резонно заметил я, но топор всё же опустил.
- Да ты посмотри своими гляделками, верхушка-то вовсе редкая! - задрал палец к небу он.
Я отошёл от ёлки подальше и тоже посмотрел на верхушку дерева. Точно, редковатая она ка-кая-то. Почему я сразу этого не заметил. Вот бы притащили! Позор на всю Европу! Молодец брательник! Ну, что ж, поищем другую ёлку, покрасивее и погуще.
Оглядывая стоящие вокруг ели, я стал более внимательно присматриваться к ним и, наконец-то, одна из них показалась мне самой лучшей, самой густой, самой высокой и… самой-самой, именно той, что нам не хватало для Новогоднего праздника и полного нашего счастья-удовольствия.
Приступим, сказал я брату и мой топор, блеснув лезвием, вонзился в дерево. После первого же удара на нас ухнула целая куча снега. Такая огромная, что будь мы поменьше ростом, нас бы точно с головой засыпало.
Когда дерево упало, разочарование захлестнуло меня, а Женька даже, кажется, хотел заплакать. Вершина дерева оказалась такой редкой, такой кривой и какой-то узловатой, что… в общем – дрянь, а не ёлка! Мне стало как-то даже обидно – то ли за неё, то ли за потраченные мною два часа напрасного труда. В общем, обидно и всё!
- Давай, зайдём поглубже в лес и там, может быть, получше что-нибудь найдём, а? Не возвращаться же обратно без ёлки, - как-то неуверенно предложил Женька и, шмыгнув носом, потащил сан-ки в тёмную глубину тайги.
Я ещё раз посмотрел на свой напрасный труд и, вздохнув, последовал за братом.
Мы всё шли и шли, смотрели и смотрели, а елки попадались всё сплошь никудышние. То вершинка была редкая, то она казалась издалека какой-то кривой, то… ну, в общем, мы не могли никак подобрать хорошую ёлку. Издалека они казались такими красивыми, стройными и густыми, а вблизи – сплошные горькие слёзы.
Брат стал отставать, наверно от усталости. Да и во мне сил поубавилось. Каждый шаг в глубоком снегу давался с трудом. Лица наши покрылись потом, захотелось поесть борща и попить чаю сладкого, с сахаром.
А вскоре сзади, за спиной раздалось хныканье и упрёки, типа – завёл нас куда-то; я устал, и мои ноги больше не хотят идти, давай посидим, отдохнём. А лучше, давай я топор понесу, а ты меня на санках повези…
Господи, кто б меня на санках повёз, раздражённо подумал я, но брату этого не сказал! Я только сказал: «Держись казак, атаманом будешь!». На большее у меня уже не было сил. Пришлось присесть под очередной, забракованной нами ели.
Странно, день, казавшийся таким длинным-длинным, оказался очень коротким. Солнце куда-то спряталось. Между деревьями быстро потемнело и стало страшно. Мне казалось, что повсюду из-за деревьев светятся жадные волчьи глаза и чтобы совсем не испугаться, я мысленно стал говорить себе: «Мне это только кажется. Никаких волков нет – это во мне разыгралось воображение».
Женька сидел, крепко прижавшись ко мне, и молчал. Мне даже показалось, что он уснул от усталости. Я бы тоже поспал, но надо было