Чуйский тракт Глава 2 Нубийская принцесса

ярко освещал вымытый асфальт. Людей было не видать, лишь редкие фигурки сновали вдалеке. Рынок закрывался в пять часов вечера и тогда всех торговцев выгоняли. Мыли, чистили территорию, охрана следила, чтоб никто не болтался без дел. Водители спали в кабинах и без нужды не высовывали носа. Порядки были строгими. 
        С раннего утра продавцы собирались у своих машин и ждали покупателей. Торговали большим и малым оптом. Открывался рынок в восемь часов утра и весь город съезжался сюда закупать фрукты. Развозили по точкам и ларькам, перепродавая втридорога.
 
        Геннадий поставил машину между двумя Камазами с узбекскими номерами. Накрыли фляги брезентом, завязали по бортам бечевкой. Ашот подсказал сходить поужинать в чайхану, находящуюся здесь на территории. И ложиться спать до утра, не обращая ни на что внимания. Ни с кем не разговаривать, не спорить. Охране он заплатил дополнительно и, обходя ночью дозором, они уделят особое внимание безопасности груза. Хотя это лишнее и ничего никогда не случалось, но на всякий случай Ашот всегда страхуется. Крепко пожав Гене руку, быстрым шагом побежал к зазнобе, обещая к семи утра вернуться на рынок.
        Стрелки часов показали девять вечера. Прежде чем завалиться спать Геннадий решил идти ужинать, чувствуя, что без горячей пищи уснуть не удастся. 
        Чайхана напоминала небольшую столовую, вполне уютную и приветливую. Народу было много, но несколько столов оставались свободные. Цены оказались вполне приемлемы. Гена заказал двойную порцию плова и чай с лимоном. Остро пахло жареным луком и подгорелой бараниной. Пряный дух и терпкий аромат неведомых приправ, кружил голову, усиливал аппетит. Над гомоном голосов из всевозможных наречий, тихими волнами услаждала слух загадочная восточная музыка, расслабляя сознание и настраивая на романтические думы. Рисовались бредущие в иссушенной палящим зноем пустыне вереницы уставших верблюдов, находящиеся в пути много дней и мечтающие добраться до густых зарослей саксаула, призрачным миражом мелькающих впереди… 
        Принесли плов, спугнули мысленные видения. Геннадий начал кушать, рассматривая окружающих. Все это были водители из фур. Разных национальностей и вероисповеданий, они галдели меж собой, гудя, будто потревоженный пчелиный улей и звеня вилками. Пить спиртное и курить строго запрещалось, поэтому пьяных и буйных не было. За порядком следили два здоровенных охранника в синих камуфляжах, строго поглядывая на жующую публику. 
        Вот за соседним столом загалдели шофера-узбеки, энергично жестикулируя и пытаясь что-то доказать друг другу. Тотчас подле них оказался недовольный детина. Что есть силы, врезал дубинкой по столу, расплескав пенящийся в пиалах кумыс. Узбеки с извинениями подняли руки, показывая всем видом, что больше этого не повториться. Остальные также сбавили тон, и стало заметно тише. Охранник вернулся на место, внимательно следя за обстановкой.
        За некоторыми столами играли в нарды, в дальнем углу бросали кости. Казалось, все чего-то ждали. Многие жили здесь неделями, пока разойдется товар, и конечно дичали от скуки, опасаясь выходить в город. Там ждали милиция и хулиганы, нередко грабившие иноземцев. На территории же их никто не трогал. Охрана после закрытия рынка никого не впускала, жестоко пресекая попытку посторонних проникнуть на рынок. Всю ночь патрулировали, оберегали сон и спокойствие гостей. Внутренние конфликты безжалостно подавляли, забирая документы и выписывая штрафы. Спорить и доказывать что-либо, было себе дороже. Поэтому приезжие вели себя смирно, с почтением взирали на защитников и платили деньги за охрану. Но затраты быстро окупались и фургоны со всех близлежащих стран реками стекались сюда, обеспечивая фруктами Западную Сибирь. В сезон собиралось более шестисот фур, многие с прицепами. Машины приезжали, уезжали днем и ночью, спешили успеть несколько раз обернуться до холодов.
        Гена быстро расправился с душистым вкусным пловом. Рассчитался, но почему-то не уходил, взяв себе еще чаю. Сидел и прихлебывал, наблюдая, как загорелые дочерна таджики режутся в нарды с широколицыми казахами. Играли на деньги и казахи проигрывали, сверкая злыми узкими глазами, крепко сжимали кулаки, с опаской поглядывая на следивших за ними бойцов охраны. Те пригрозили им резиновыми дубинами и казахи удрученно затихли. 
        Слева, сдвинув столы, сидели тесным кружком семь азербайджанцев. Развлекали себя тем, что завязав двоим товарищам глаза черными тряпками, на спор, выясняли, кто скорее, держа руки за спиной, выпьет полную пиалу зеленого тархуна и притом не прольет ни капли. Смельчаки пытались, вцепившись в края зубами, быстро опрокинуть в себя напиток. Но непослушные пиалы вырывались и с грохотом падали на стол, обливая участников. Азербайджанцы тихо смеялись и вели себя дружелюбно. 
 
        Вдруг тихая музыка сменилась пронзительным воем духовых инструментов, оглушительным барабанным боем. Звук нарастал, переходя в какофонию и, резко оборвавшись, превратился в ритмический персидский мотив. Свет погас, осталось только дежурное освещение, заливающее чайхану красным туманом. Вокруг все свистели, кричали, хлопали в ладоши. Будто из багрового небытия возникла извивающаяся босоногая танцовщица, одетая в прозрачные шаровары с боковыми разрезами и ничего не скрывающем бюстгальтере с серебристыми блестками. На закрытом чадрой лице светились жгучие черные глаза и длинные ресницы, покрытые тушью. Распущенные волосы  одалиски венчала сверкающая диадема с павлиньим пером. 
        Зрелище оказалось незабываемое. Невозможно было отвести взгляда от завораживающе качающихся полных бедер. Девушка исполняла древний танец, выделывая зовущие соблазнительные пируэты. Крутилась между столами, касалась разгоряченных волосатых лап и тут же отбегала, плыла, не останавливаясь ни на мгновение. Все ее тело жило только страстью, тонкие руки с множеством звонких браслетов описывали замысловатые траектории, подчеркивая томление женского естества. 
        Но основное внимание привлекал слегка выпуклый живот, сладострастными горячими волнами призывающий забыв все на свете, сумасшедшими желаниями окунуться в бездну неизъяснимого наслаждения. Тонкая талия, крутой изгиб широких бедер усиливали загадочную притягательность линий, уходящих вниз легкими штрихами. Высокая грудь красавицы томно покачивалась, послушная движениям гибкого тела. Геннадий смотрел во все глаза на эту удивительную прелестницу. Ничего подобного в жизни не видел и совсем потерял дар речи. 
        Танцовщица, подхватив поднос, неукротимой тенью металась меж шумных столов. Каждый мужчина считал своим долгом положить туда несколько крупных купюр. Скоро на подносе высилась гора бумажных денег. Гена без сожаления отдал последние сто тысяч рублей, даже не подумав о завтрашнем дне. Девушка сверкнула ему горящими глазами и упорхнула, оставив запах духов и пленительного женского очарования.
        Музыка стихла, зажегся свет и разношерстная публика, стараясь не встречаться глазами, пошатываясь, потянулась на выход, остужая кипящие головы. «Жаль, Ашот не видел!.. – Гена шел к своей машине, переполненный эмоциями. – Скорее бы домой, к Зинаиде», – размышлял он, устраиваясь на ночлег в тесной кабине.
 
        Утром появился уставший заспанный армянин. Осведомившись все ли в порядке, делился с Геной впечатлениями о сказочной ночи, полной самых невероятных любовных подвигов и сладостных утех. Несмотря на усталость, армянин был неутомим и показал себя настоящим Дон Жуаном, оставив даму на самой вершине блаженства. Геннадий поведал о восточной танцовщице и Ашот сразу дал слово в следующий раз непременно посмотреть этот зажигательный экзотический танец. 
        Рынок быстро заполнялся людьми, уже вовсю кипела торговля. Товар ящиками, корзинами, мешками перегружали из одних машин в другие. Всевозможные незаконные мигранты торопливо перебрасывали груз, непосильным трудом зарабатывая на пропитание, отправляя основную часть денег на родину, многочисленным семьям и родственникам. Некоторые счастливцы умудрялись зацепиться и открывали свои уличные точки и ларьки, платили немалую дань, нанимали в рабство своих менее удачливых соотечественников.
        Мед никого не интересовал, и Геннадий стал беспокоиться. Но Ашот держался и часто крутил головой, высматривая кого-то среди оптовых покупателей. Наконец из подъехавшего черного «Мерседеса» его поманил к себе черный человек. Экспедитор сел в машину, и автомобиль тронулся, скрывшись за рядами стоящих фур. Гена встревожился, не зная, что делать дальше. Минут через сорок появился радостный Ашот, вылезая из кабины огромного «Caterpillarа». 
        Подогнали Генин Зил вплотную к фургону и целый час перегружали тяжелые фляги в конец длинного кузова. Водитель-дальнобойщик тщательно пересчитал груз. Подписал накладные и уехал.
        Геннадий с Ашотом тронулись на выезд, довольные быстрой продажей. Подъехали к дому любовницы. Ашот выдал зарплату три миллиона рублей. Сердечно простились и армянин, оставив свой телефон в Горно-Алтайске и предложив звонить в любое время суток, вприпрыжку побежал к своей несравненной пассии.
        Геннадий, ловко развернувшись, быстро помчался к дому. Вечером Зинаида, спрятав деньги в шкатулку, ласково позвала в постель. Гена, вспоминая лекции по голландской живописи и живые картины вчерашнего танца в чайхане, поспешно прыгнул в супружеское ложе, напугав жену излишней импульсивностью.