Капитан Брамы

Дима, – отец Иван подмигнул мне, – все нормально, маленькое искушение. Идем.
Серый добежал до своего домика, и все так же истошно вопя, стал стучать в какую-то железяку. Пришлось стремительно покинуть котлован. Обойдя его, по северной стороне, двинулись прежним маршрутом. На юго-восток.



Могильники

Привал сделали в полдень. Со стоном скинули свои рюкзаки, впрочем, давно уже пустые и легкие. Опять перекусили в сухомятку. Единственное, что радовало, это вода стражей. Ее было немного, каждый делал по паре глотков. Но и этого было достаточно, чтобы оживить мысли и чувства.
Стражи заспорили о дальнейшем пути. Идти ли через Могильники или взять южней, в сторону Брошенной дороги. Могильники, как я понял, находятся перед лесом. Тот неприветливый темно-серый туман, что я видел с вершины холма, он как раз над Могильниками.
Спорили в основном Пестрый и Брат. Брат предлагал рискнуть и двигаться напрямик. Так еще задолго до заката будем в Брошенном лесу. Пестрый заверял, что в Могильниках нас ждет верная гибель. Они кишмя кишат пришельцами с кургана. Это самое лучшее место сделать нам засаду. Поэтому надо идти на юг. В обход. На дорогу. Брат возражал, говорил, что это не близко, почти к самому морю. Теряется много времени. Можем не успеть к отцу Василию…  
– Могильники, – тихо сказал Капитан, – да-да, что-то я слышал о них. Место, где закапывались отходы Алексеевской скотобойни. Только скотобойня в Алексеевке уже лет десять как не работает. Еще я слышал, там уничтожали колхозных лошадей: колхоз развалился, не на что было их содержать.
– Верно, – подтвердил Клен (в споре между Пестрым и Братом он принимал то одну сторону, то вторую).
– Ямы были выкопаны, кровь и страдания обильно пролиты; духи тьмы просто не могли не облюбовать эти места. Да и человеки не только сюда косточки свозили. И лошадей сжигали. Убивали в могильниках и собак бродячих, а то и друг друга.
– Да, слышал, – подтвердил Капитан, – бандитские разборки… Плохие места. Проклятые.
– Может, лучше обойдем, – сказал я и зябко поежился, – к морю оно как-то приятнее, чем в эти могильники лезть.
– И я о том же, друг Дима! – воскликнул Пестрый. – Зачем ловить бурю?!
– Придется ловить, – возразил Брат, – иначе упустим время. А от духов тьмы отобьемся. Не в первый раз.
– Эх, Брат, ты еще слишком молод, – вздохнул Пестрый. – Но не будем спорить. Что скажет Белодрев?
Белодрев не принимал участия в споре. Он все время молчал, словно ожидая какого-то знака. И даже когда Пестрый к нему обратился, Белодрев только молча махнул рукой. Жест это был понятен и стражам и людям: мол, помолчите, сейчас все решим.
Несколько минут стояла гробовая тишина. А затем, высоко-высоко над нашими головами раздался отдаленный голос грома. Стражи сразу оживились. Раздался второй удар грома, уже заметно ближе, поднялся ветер и в этом ветре мне послышалось знакомое – эге-гей!
– Отшельник! – воскликнул Капитан.
Серая пелена над нами прорвалась. В образовавшуюся брешь хлынули яркие солнечные лучи. В этих лучах мы увидели большую чайку. Стражи тут же радостно вскочили на ноги. Чайка пронзительно прокричала и, помахав нам крыльями, полетела на юго-восток. Через минуту она скрылась в свинцовой пелене. Солнечное окошко над нами тут же затянулось. Сумрачная земля приняла свой обычный вид.
– Это был Отшельник, как вы, наверное, догадались, – сказал нам Белодрев. – Отшельник говорит, что путь на юго-восток свободен. В этом месте Могильников сейчас нет темных духов. Путь свободен! Но медлить нельзя. Идемте…
Могильники открылись внезапно. Прямо перед нами, через весь видимый нами мир, змеилась широкая, извилистая трещина, укутанная клубами темно-серого, почти черного тумана. От пропасти веяло ледяным холодом.
– Пришли, – глухо сказал Белодрев, – Могильники.    
– Господи помилуй, и сюда лезть? – скорбно вздохнул отец Иван.
Капитан провел рукой по лицу, словно отгоняя невидимую паутину:
– Кажется, мое предположение верно. В нашем мире Могильники – обычные ямы. Здесь же, в сумрачной, захваченной врагом земле, эти ямы имеют продолжение, как бы черные объемы… Зло, совершенное здесь, создало целую пропасть… а в центре воронка в ад… да, – Капитан смешно махнул рукой, – где-то так, хотя я и неуклюже высказался.
– Николай, о воронке мог бы не говорить, – сморщился отец Иван.
– Сказки серых, – с жаром возразил Брат. – Нет там никакой воронки. Воронка у темных одна, под курганом. Здесь же, обычный глубокий овраг, который темные немного углубили, да туманом заполнили. Вот и все.  
– Времени мало для споров, – сказал Белодрев. – Идемте. Держимся вместе. Ничего там страшного нет. Разве что темно, дурные мысли и клонит в сон.
– Воронки тоже нет? – спросил я.
– Есть. Но не здесь. Далеко. В центре. А мы находимся на краю Могильников. Тут нет ничего, кроме тьмы и тлена. Единственная опасность, духи, но их нет. Пока нет. Идемте.
Белодрев шагнул в туман. Следом за ним мы. Первое ощущение, будто нырнули в темную воду. И сразу сдавило грудную клетку, тело налилось свинцом, отчаянно заколотилось сердце. И без того тусклые краски Сумрачной земли погасли окончательно. Окружающая нас тьма приобрела плотную и вязкую субстанцию, каждое движение в ней давалось с трудом. Медленно, осторожно, шажок за шажком, спускались мы вниз, словно сквозь густые заросли.
Я огляделся. Тропа под ногами (да, под ногами была тропа) чуть заметно светилась тускло-красным цветом. Словно вся пропитанная пролитой на скотобойне кровью. Я ожидал увидеть кости животных, может быть даже человеческие останки, но ничего этого не было. Тропа плавно спускалась вниз. Земля вокруг тропы так же светилась, еще более тусклым лиловато-зеленоватым светом.
Вдоль тропы громоздились абсолютно черные, зловещие скалы. Но на них лучше было вообще не смотреть. Возникло ощущение тяжкого удушья; казалось, скалы медленно смыкаются и давят, давят неимоверной тяжестью. С каждой секундой все тяжелее и хуже, и конца этому нет, и не будет.
Ужас, неописуемый мистический ужас, свел мне живот. Ужас почти ощутимо булькал в животе. В какой-то миг я ясно увидел: впереди ужасающая воронка, провал в адские миры, бесславный конец, адские муки!
Каким же глупым и бессмысленным казался из этой тьмы и гибели светлый мир стражей на Холме – он предстал пред моими мысленными очами во всех своих подробностях. Я вспомнил, как мы стояли на зеленой лужайке, на северном склоне мира стражей. И как нас слепил безбрежный Свет, и я как никогда почувствовал Благую Силу Творца, опытно познал, что Бог есть Любовь, ибо Его Благая Сила любила меня больше, чем я мог себе вообразить! А теперь я должен бесследно сгинуть во мраке?! Господи, но какой же тогда насмешкой звучит то, что я пережил на лужайке мира стражей!
Я кинул взгляд, взгляд, наполненный обидой на Творца в небо. Конечно же, как я и думал, никакого неба тут не было и в помине. Над головой была черная плоская пустота. И впереди также была черная пустота. Глубоко внизу, в бездне, тускло пульсировало багрово-кровавым цветом нечто, похожее одновременно и на луну, и на воронку, и на кратер вулкана. Я понял – это ворота в геенну, в люциферовский космос. Я почувствовал, как черная бездна Могильников затягивает меня вниз, в багрово-кровавое жерло, в ад. Еще немного, еще и…
Отчаянное желание жить, выжить во что бы то ни стало, затопило меня. Я развернулся и побежал назад, прочь от адской воронки. И тут дорогу мне перегородили демоны. Демоны грубо схватили меня за руки и поволокли назад по все сужающемуся тоннелю, как раз к воронке. Я отчаянно вырывался, читал все молитвы, которые знаю. Но демоны были сильней. Они совсем не походили на тех бесов, что напали на нас в степи: призрачные, высокие фигуры, под два метра, круглые птичьи глаза, горящие беспощадным огнем, птичьи головы.  
Демоны громко, по-птичьи, щебетали. Это было непереносимо, адский щебет не давал мне молиться. И тут я почувствовал, что демоны тащат меня не вниз, а вверх. Это показалось мне странным. Но смутная, отчаянная надежда на спасение тут же зажглась во мне. Впереди показался призрачный серый свет. Еще немного, и меня вынесло наружу. Демоны-птицы оказались стражами.
Потрясенный, я протирал глаза. Тусклый свет Сумрачной земли казался мне ослепительным летним полднем. Рядом со мной сидел отец Иван и мелко трясся от нервного хохота. По бокам от меня стояли Клен и Белодрев. Пестрого, Брата и Капитана не было.
– Ну, ты, друг Дима, брыкался, – сказал мне Клен.
– И он брыкался, – выдавил сквозь смех отец Иван, – ну, хоть я не один. – И батюшка зашелся в еще большем смехе. Вместе с ним засмеялся и я. Пока мы смеялись, из черно-серого тумана Могильника показался запыхавшийся Брат. Он тащил Пестрого и Капитана.
– Заснули, – объявил он, – еле нашел.
Пестрый и Капитан медленно открыли глаза.
– Прошу прощения, – сказал Капитан, – мы доставили вам лишние хлопоты. Но зато я окончательно понял, как тут все устроено. Все, как я и предполагал.
Тут уже засмеялись все.
– Что ж, самое гиблое место миновали, – сказал Белодрев. – С небольшими приключениями. Слава Кон-Аз-у… и поблагодарим за труды Отшельника. Напади на нас пришельцы, мы бы могли не выйти из Могильников. А теперь в путь. До границы Сумрачной земли осталось совсем немного. Впереди лес.    
Мы двинулись дальше на юго-восток. Впервые, за все время нахождения на темных землях, у всех нас было легко на душе. Стражи даже что-то напевали.





Царь-Дерево

Вокруг по-прежнему была Сумрачная земля. Но стало немного светлее и теплее. Все чаще попадалась живая растительность – низкорослая и пожухлая жесткая трава. По расчетам Белодрева, мы уже должны были пересечь границу сумрака и входить в лес. Однако сумрак все не кончался, и Белодрев начинал немного беспокоиться.  
Впереди, словно призраки во мгле, показались кривые и приземистые деревья, совершенно голые и сухие – целый лес мертвых деревьев! От этого зрелища в сердце снова вернулась тоска.  Стражи перестали петь и остановились.
– Дыхание темной земли добралось и до леса, – вздохнул Белодрев. – Теперь я вижу, что наши браться были убиты здесь не просто так… Идемте. Этим деревьям мы ничем уже не поможем. А вот если Василия не остановим, боюсь, здесь все будет такое.
– Ну, батюшка, ну натворили Вы дел, – тихо сказал Капитан.
Двинулись дальше. Не прошли и пяти минут, как в глаза нам ударил луч солнца. Мы, наконец, покинули темную завесу. Солнце тут же скрылось за тучу, но это была настоящая туча, на настоящем небе. Вздох облегчения и восторга вырвался у людей и стражей. И сразу заметно потеплело. Пришлось скинуть свитер. Ласковый, теплый ветерок приветствовал мое тело.
Мертвые деревья кончились. Но живые – в основном это были невысокие и кривые ели с соснами – выглядели неважно, хвоя зеленовато-бурыми пучками свисала с наполовину оголенных ветвей.
Клен, Брат и Пестрый кинулись к деревьям (сработал инстинкт «лесного народа»). Они трогали шершавые стволы руками, прижимались к стволам лицом и внимательно слушали их «внутреннюю жизнь», ощупывали почву вокруг деревьев и снова прижимались к деревьям лицом.
Клен обратился к Белодреву:
– Этим деревьям еще можно помочь.
Белодрев задумался:
– Останься с Братом, –