Цветы ненастья Глава 6 Атлантида

         Звонкое летнее утро ярко переливалось ослепительным светом. Солнечные зайчики прыгали по стенам, весело плясали на потолке, отражаясь в зеркалах, вскакивали на кровать, незаметно подползая к лицам спящих. Дима открыл глаза. Долго и тихо лежал, боясь неосторожным движением разбудить Ольгу. Она безмятежно спала, удобно свернувшись калачиком и повернувшись к нему. Он вглядывался в ее расслабленные черты, чутко прислушивался к ровному дыханию, ощущал жар ее тела. Луч света бесшумно скользнул и остановился, озаряя закрытые веки. Ольга открыла глаза, увидела его взгляд. Смотрели друг на дружку, не отрываясь, затем радостно улыбнулись. Дима коснулся ее волос:
        – Как ты, Оля?
        – Хорошо… – она с наслаждением потянулась.
        – Антон приходил?
        – Приходил. А откуда?.. Ты все видел? – Ольга испуганно прикрыла губы рукой. – Дима, прости! Я не должна была!.. – глаза наполнились слезами. 
        – Что ты, Ольга!.. После сегодняшней ночи… знай, я уже не смогу без тебя!.. – в горле пересохло, он отвернулся, встал, начал одеваться.
        – Дима!.. – она не сводила с него глаз.
        В открытые окна донеслись встревоженные голоса. Соседка разговаривала с Надеждой Николаевной:
        – Слышала, Надя? Женька-то, Макей!.. Повесился! 
        – Да что ты?
        – Всю ночь пил один, всех друзей разогнал, заперся. Потом бегал по хате, все кричал, плакал, звал кого-то, на крыльцо выходил. К рассвету только затих. Утром Кузьминична зашла, а он в петле висит. В руке платочек зажат. Женский наверно. У него своего-то отродясь не было. Так и не смогли пальцы разжать. Лежит сейчас. Мужики домовину строгают. Завтра похороны. За твоей-то все бегал! Это из-за нее он!.. Приехала… 
        Дальше слов не разобрать. Дима стоял оглушенный жутким известием. Ольга, уткнувшись в подушку, тихо плакала, тонко скулила от непереносимой боли и совсем обессиленная захлебывалась слезами. Он подошел, поднял ее. Целовал соленые щеки, губы, лоб. Бережно прижимал к себе, не зная, как утешить. Сам расстроенный, сходящий с ума от жалости и любви к ней, переполненный ее болью, переживаниями, погруженный в ее внутреннее состояние, он остро и сильно чувствовал, какие страдания испытывает сейчас ее чистая юная душа. 
        – Не люби меня, Дима! Все, кто меня любят – погибают! Не будет мне счастья, – она с трудом выговаривала слова, совершенно опустошенная, уставшая, разбитая от горя.
        – Я люблю тебя, Ольга! Я все сделаю, чтобы ты была счастливой! – Он горячими фразами обжигал ее лицо. – Все, все будет! Оля! Любые желания. Все, что смогу!
        – Нет! – она подняла заплаканные глаза. Вгляделась в него внимательно. – Нет, Дима! Не люби меня! Найди себе… что я несу, Дима?.. Я боюсь за тебя! Не уходи!.. – Ольга была вне себя, ее лихорадило, голос дрожал.
        – Оля! Оленька! Приляг, я сейчас воды принесу, – он уложил ее, укрыл одеялом, бросился за водой.
        – Слышал?.. Макей повесился! – Анюта подала полную кружку. – Ольгин ухажер. С шестого класса за ней таскался!
        – Да, слышал. Ольга расстроилась...
        – О-о-о, расстроилась! Нашла о ком расстраиваться, – она прошла за ним в спальню:
        – Оля! Ты что? Он же пьяница, алкоголик. Как с армии пришел, так никто его трезвым не видел!
        – Аня! Ты почему жестокая такая?.. – Дима серьезно и строго смотрел на нее. – Разве можно так о мертвых?
        – Я жестокая? – ее глаза неожиданно зажглись. – Да у нас в деревне за последние годы знаешь, сколько мужиков в петлю залезли? Пьют без просыпу! Ребята после школы с радостью в армию уходят, в район бегут учиться. Кому-то в городе удается зацепиться, – лишь бы не здесь оставаться! Ни работы нормальной, ни перспектив. Деньги не платят. Трактора, комбайны еле ползают, ломаются постоянно, запчастей нет, горючего нет, все воруют, растащили все, что могли! Стадо совхозное по дворам раздали, – кормить нечем, держать негде. Коровник строить начали, – все на кирпичи унесли! Половина села больные, лекарства купить не на что! Мы корову продали, телевизор купили. И все, денег опять нет! Нормально? Едим, что вырастет.
        – Жестокая, говоришь?.. – гневно кричала обозленная. – Отец машину продал, чтобы Ольгу в институт отправить, одеть, обуть, за общежитие платить. Я последний класс окончу, на следующий год поступать на что? Уж и продавать нечего! Все продали! Знаешь, как мы хорошо жили раньше? Батя, слава богу, пьет мало, целый день в МТС, а после работы бежит к фермерам, кому что приварить, кому сеялку починить. Хоть какая-то копейка в доме! Мать весь день по хозяйству: огород, две коровы, подсвинок, птица все есть хотят!.. Сено, комбикорма, уголь, где брать? А мужики терпеть не могут. Ломаются. Им чем дальше в таком положении жить, пресмыкаться, поневоле превращаться в животных, в свиней, в грязь… лучше уж в петлю. Потому что нет у них ничего. Нет. Все отняли. Достоинство, чувство хозяина, хоть какую-то надежду! Вот и живут!.. Ползают с бутылкой! Все только на бабах держится! 
        – И ты считаешь, это я жестокая? Это я что ли страну развалила? Я народ спаиваю? Я им петлю на шею набрасываю?.. – ее глаза грозно сверкали. Она напоминала собой разгневанную валькирию, возмущенную Орлеанскую деву, способную зажечь своими пламенными речами, испепелить в прах любого несогласного. Дима прямо залюбовался ею, удивленный страстностью и необычностью монолога. Ольга притихла, успокоившись.
        – Ну, Аня! Да ты прямо воительница!
        – А чего вы раскисли? Такие красивые? – она подошла к Ольге, обняла крепко, поцеловала. – Моя сестра! Не отдам! Даже утешить не можешь! Жених! – и Дима, и Ольга улыбнулись. – Давайте завтракать и на озеро! Купаться… 
        Все же Ольга на озеро не пошла. Не до загара было, не до купания. Чувствовала себя виноватой в самоубийстве одноклассника. Чтобы не оставаться наедине с собой, помогала маме управляться по хозяйству: пропалывать овощи, поить скот, поливать огород. Соскучилась по родителям, простой сельской работе, по родным полям, перелескам, по чистому свежему воздуху, по шумящему вдалеке лесу и запаху сочных цветущих трав. Скинув городскую обувь, ступала босыми ногами по мягкой земле, ощущала на лице палящие солнечные лучи, подставляла рассыпающиеся волосы ветру. И старалась отвлечься, не думать ни о чем.
        Аня, взяв будущего родственника под руку, неторопливо вела в скрытое заповедное место:
        – Мы с девчонками всегда там загораем. Там нас никто не видит и не мешает. 
        – У тебя, наверное, полшколы поклонников? – Дима шел, глубоко задумавшись, с трудом понимая, о чем рассказывает необычная сестра. Несмотря на свой молодой возраст, она производила впечатление рассудительной и мудрой женщины. И заводной, страстной… «Они обе такие, – он помнил, как металась по кровати Ольга. – Вот еще одна, будет парней с ума сводить... – Я-то уж точно свихнулся. О делах и подумать некогда! Да и что я могу здесь? Надо ждать. Кто это меня убрать решил? Флинт? – опять вспомнилась Ольга. – А они похожи! – смотрел на Аню. – На лицо, а по фигуре Ольга тоньше, изящней. Анюта – огонь! Куда она меня ведет?»
        – Поклонников хватает! В любви многие признаются, понравиться хотят. Один даже поэму сочинил. Только я себя никому не отдам. Пока такого как ты не встречу. Я любить очень хочу! Чтобы навеки, чтобы не размениваться. И не просто любить, а летать, парить, наслаждаться вместе. Я все до одной Ольгины книги прочитала! Я все знаю. Я смогу любить. Я буду счастливой! И все кто рядом со мной – будут счастливы! Это мне один добрый дедушка сказал, – старец Феодосий! Он святой. Живет в лесу один с волками и лисами. И никого не боится. Молится все время. С нечистой силой бился много лет. Они его так искусили, закружили, запутали – его парализовало, и он долгое время не двигался, не мог ни пить, ни есть. За ним монахи ухаживали, спасли его. Заново читать, разговаривать учили. Молились за него. Он как ходить начал, сразу же объявил: «Все равно я вас, чертей, одолею! Не сломить Феодосия!» Молился истово, бесконечный пост держал, только сырыми овощами, ягодами питался. Весь год без обуви ходил, а на службе в храме стоял, ноги к полу примерзали. Обет молчания дал, пока окончательного верха не возьмет. Ох, и разозлил же он бесов! Как только они его не прельщали! И болезни насылали, и в ядовитых пауков, змей, медведей превращались, голыми распутницами приходили к нему в келью, лихими разбойниками пугали, – ничего не брало! Обернулись тогда ангелами светлыми, а самый главный бес Иисусом Христом нарядился. – Поклонись, кричат, Господу твоему! – и под ребра его толкают, падай, мол, ниц. Понял тогда старец, что не ангелы это, не чувствовал в душе своей радости при виде Бога Живого, трепет один да смущение. Засмеялся, сказал: – Не буду я сатане кланяться! Прочь нечистые... – и погнал их посохом. А те закричали страшно, заблажили, заголосили душераздирающими голосами: – Победил ты нас, Феодосий! – взвыли. – Не знаем уже, как к тебе и подступиться! Не нужен ты нам. Не интересен. Живи, как хочешь!
         Но он не поверил, гнал их из кельи, весь посох им о бока изломал. После этого стал еще усерднее молиться, в лес ушел, один жить хотел. Но приходили к нему люди, просили защиты. Кто-то рядом шалаш ставил. Там место необычное, притягивающее и зла там нет. Со временем целый скит образовался. Чудеса случаются. Только Феодосий живет замкнуто, почти не разговаривает. Вокруг него свет сияет.
         – А ты откуда все это знаешь?
         – У нас все о нем знают!.. Мне шесть лет было. Осенью с отцом за грибами в лес пошли. Долго ходили, я устала, присела отдохнуть. А отец говорит: – посиди здесь,  а я лукошко наполню, и вместе домой пойдем. И скрылся в чаще. Я долго ждала, даже задремала. Проснулась, – нет никого, а лес страшный, пустой, наверху ветер воет, шумит, листья летают. Мне показалось, что прошло уже много времени и отца давно растерзали дикие звери. А я останусь здесь навсегда и умру от голода или меня съест Баба Яга. Вскочила скорее на ноги, кричала громко, звала, ревела, чуть умом не тронулась. Рядом непонятно откуда дедушка старенький, седой появился, невысокий с бородой. Глаза добрые. Смеется: – чего ты расплакалась, вон отец твой рядышком ходит! Положил мне ладонь на голову, и я отчетливо увидела, как отец спокойно грибы собирает. Успокоилась сразу. Смотрю на него, а он говорит: 
        – И у кого это глазки такие ясные? Как зовут такую красивую девочку?
        Я отвечаю: 
        – Аня, меня зовут. 
        Он засмеялся ласково: 
        – Счастлива будешь, Анечка! И все кто рядом, счастливыми будут! Только никогда ничего не бойся, я теперь всегда с тобой. Маму, папу слушайся.
        И пропал куда-то. Я посидела еще немного, смотрю, отец из чащи идет. Грибов набрал! Рассказала ему, он не верит, смеется. А я на всю жизнь эту встречу запомнила. С тех пор ничего не боюсь! 
        – А далеко этот скит находится? – Диму заинтересовал удивительный рассказ.
        – Не очень. Мы с мамой пешком по лесу шли. Часов пять, наверное. Там к нему уже целую тропу протоптали.
        – А чего вы ходили?
        – Да у мамы головные боли все никак не проходили. Спать не могла. Два месяца мучилась, даже лекарства не помогали. Ну и пошли к Феодосию. Он