Тебе покажется, что кем-то перепутаны роли.
Возможно. Жизнь - режиссёр со странностями…
Она звала его Васькой. Не как мама - Васятка или Василёк - хотя от подобного „детства“ ему порой становилось неудобно перед знакомыми. Ведь он давно дорос до Василия, а на работе всё чаще превращался в Василия Андреевича. Нет, она - как кота - Васька. Ну или ещё того пуще - Вась. И гладила по шёрстке. И приятно щекотала за ушком, и почёсывала животик. И смеялась:
- Чего ты не урчишь? Урчи!
И он урчал. Урчал и целовал её всю: в ласковые пальцы, в тёплые ладони, плечи, живот, в прикрытые слегка подрагивающие веки, в лоб...
- Дурак! - смеясь, возмущалась она, - Кто же целует в лоб?!
И впивалась коготками в спину.
Ему было всё равно. Ей нравилось обращаться с ним как с котёнком - он охотно позволял это делать. Для неё он и был, наверное, милым пушистым котёнком. Если только можно представить себе в этой роли верзилу под два метра ростом.
Он не помнил, как они познакомились. Не смог бы, пожалуй, и сказать наверняка, когда впервые обратил на неё внимание. Она была из тех малоприметных девушек, в кого влюбляются не сразу: не спеша, незаметно, день за днём, мал-помалу, но... навсегда.
В какой же миг это произошло?
Когда их компьютерный сервис переехал в новое помещение в огромном бизнес-центре, работа в соседской, „девичьей“ , фирмочке кипела уже вовсю. Из коллег Василия удручённо ойкнула лишь тридцатилетняя толстушка Танюша, исполняющая обязанности диспетчера и секретаря, а вся остальная, мужская часть коллектива, напротив, набрала в грудь побольше воздуха и, выдохнув - „вот же-ш, блин, попёрло!“ - наперегонки ломанулась к соседям, „разузнать, как тут что и как... ну-у… по работе, в смысле“. Немного освоившись и получив нагоняй от начальства с обеих сторон - трудно сказать, что из этого сыграло большую роль - молодёжь принялась обживать курилку на этаже, аккурат меж двумя офисами. Курительное помещение, улучив свободный от нудных обязанностей момент, отныне охотно посещали даже некурящие.
Быть может, там всё и случилось. Ну, как бывает: удар током, искра, из искры пламя, за ним пожар в груди - или как ещё пишут в красивых страстных романах? Наверняка там - видеться толком им вроде было больше негде.
Она сидела с подругами и щебетала на извечные женские темы: свидания с „рыбами“ и „овнами“, тряпки с макияжем по фэн-шую, модные интимные татушки да прошедший отпуск под пальмами. Всё перечисленное так или иначе касалось их парней - бывших, настоящих и будущих - поэтому, можно сказать, тема разговора была всего одна.
Он сидел молча. Коллег рядом не оказалось, а встревать в бабские сплетни не хотелось. От нечего делать он с интересом разглядывал прелестниц вокруг себя. Хотя почему от нечего делать? Не за этим ли он - нет, не за этим ли все они бегут сюда вприпрыжку каждые полчаса, якобы „на пару затяжек“?
„Да уж, попали в цветник... “ - восхищался про себя Василий. Впрочем, надежды тут же сменялись унынием: „Нифига, похоже, не обломится. Как обычно, заняты все красотули... Зря дымом дышу...“
Он не был опытным ловеласом. Точнее сказать, он вообще ловеласом не был. Он - как бы это сказать - был не очень современным парнем. Считал, например, что секс обязательно должен случиться по любви. Идиот!.. Впрочем, влюблялся он часто. С первого взгляда и „со всеми потрохами“, делаясь - влюблённым - удивительно робким. Он бросался, как пишут в тех же романах, в омут с головой. И... пробкой выныривал обратно как раз перед самым-самым. Едва только предмет его тайной страсти вдруг поддавался и начинал отвечать взаимностью на нерешительные, зачастую совсем незаметные знаки внимания, что-то щёлкало в его голове, и „любовь“ улетучивалась, оставляя вместо себя чуть горчащую смесь неловкости и пустоты.
Как он умудрился не остаться девственником в свои двадцать шесть при этакой „патриархальности“? Вопрос... Хотя, ответ на него прост. Во всем остальном Василий был вполне обычным молодым мужчиной. Любил погулять, повеселиться, выпить при случае в компании. А, как известно, компания и, в особенности, алкоголь отменяют все абсолютно патриархальные правила. Признаем очевидное: „вне правил“ девушки случались у него не так уж и редко.
Правда, наутро вариантов было уже два. Первый и наиболее вероятный - знакомая нам горько-брезгливая смесь, щедро сдобренная головной болью и желанием хлебнуть пивка. И второй, нечастый. Он влюблялся... С тем, впрочем, отличием, что нерешительность и робость, в иных обстоятельствах вызванные лишь опаской сделать неверный шаг и всё испортить, теперь, за ненадобностью, исчезали. После происходило „как у всех“. Некоторое время они встречались. Пока что-то - правильно! - не щёлкало в башке и... дальше мы уже знаем.
- … Мой уже скоро приедет, а некоторые и не шевелятся...
Чем-то необычным - может, особой интонацией? - фраза привлекла его внимание. Он перевёл взгляд. Она смотрела на него изучающе и чуть насмешливо. Мол, чего сидишь - действуй!
Он не придал значения её словам. Девчонки так любят: наговорят-наговорят, пококетничают, покрасуются, упрекнут - что ж ты за рыцарь такой не отважный... А дела коснись - я не я и хата не моя, и ничего я такого вовсе в виду не имела, и лапы, козёл, свои вонючие убери! Да и сдалась она ему, если у неё этот... какой-то „мой“.
Он лишь смущённо улыбнулся уголками губ, стараясь выдержать её взгляд. В тот раз он, пожалуй, впервые заметил её...
Нет, не так. Много раз до этого он равнодушно провожал взглядом неброский мальчишеский силуэт, походя скользил глазами по невыразительному личику, смотрел вдаль поверх худенького пегого хвостика на затылке, перехваченного простенькой заколкой-„крабом“. Не проходило и секунды, как его внимание переключалось на более симпатичный и фигуристый „объект“. Попроси кто-нибудь описать по памяти её внешность, он, вне сомнений, затруднился бы ответить что-то вразумительное. Мышка. Серая мышка...
Но глаза!..
Да! Именно.
Он впервые встретился с ней глазами…
Неделей позже он звонил ей по телефону…
Нет, опять не так. Звонил он вовсе не ей. Их фирма, так уж сразу повелось, обслуживала всю оргтехнику бизнес-центра. Чего, спрашивается, „варягов“ приглашать, - справедливо рассудили окрестные начальники, - коль свои бравые специалисты под боком.
Он позвонил в „девичий“ офис договориться о замене картриджей. Трубку взяла она. И все бы ничего: разговор как разговор, всего делов - иду, да, прихвачу, сейчас буду, ждём...
Но голос!..
Её голос. Он не понял, что голос ЕЁ, он лишь жадно ловил каждое слово, моля в душе небеса, чтобы она не бросила трубку. Затягивал разговор, придумывая новые и новые глупейшие „уточняющие“ вопросы. Лишь бы только!.. Лишь бы!.. Не исчезло. Не пропало. Не пропало то знакомое с пятого класса щемящее чувство влюблённости. Влюблённости в голос. Мурашки по всему телу, но только... э-э-э... изнутри. Смейтесь, смейтесь! Да, ему приходилось влюбляться в голос по телефону. Не беда, что при встрече с виртуальной собеседницей в голове, как обычно, щёлкало, и сладкий туман рассеивался, но это у него было. Это было у него - миг блаженства и эйфории. И гори они огнём, ваши плотские оргазмы! Дураки!..
Голос завораживал. Голос завораживал, не взирая на то, что произносил каркающие дурацкие технические термины: картридж, принтер, интерфейс, кардридер… Голос не каркал. Голос ворковал...
- Ва-а-ась? - неуверенно догадался голос, - Ты, что ли? Заходи быстрей, я тут чай как раз поставила. Ты шоколад любишь?
„Что за чудеса? Кто-то из прелестниц не только помнит его имя, но и узнаёт по голосу! Я сплю?“
Он не спал. Которую ночь не спал и думал, думал, думал...
- Хоть бы ты защитил меня…
В тот раз он увидел её, окружённую толпой разъярённых клиентов. Негодующие, они грозились пустить по миру всю её фирму за какие-то - он так и не понял, какие - грехи. Она виновато разводила руками и оправдывалась, как могла, за ошибки приболевшей напарницы…
Как повелось в последнее время, он зашёл к ним в офис „так, на минутку - ничего ли не сломалось?“ Он обращался только к ней. Другие для него перестали существовать. Они, другие, и вправду как бы прекращали дышать. Все замирали и, пряча улыбки, молча - кто украдкой, а кто с нескрываемым любопытством - наблюдали за ним и за ней.
Ему было всё равно… Пусть себе…
- Хоть бы ты защитил меня… Ва-а-ась, а? - наигранно сокрушаясь, сказала, лишь только недовольная шайка, уразумев, наконец, что обратилась не по адресу, ворча в голос, потопала к начальству.
- А, Ва-а-сь? Спаси меня…
Обычная фраза, обычная игра...
Но улыбка!..
Нет не заискивающая... Виноватая, смущённая, но в то же время исполненная такого огня, призыва и жизненной силы, что... Ах, да что там говорить! За такую улыбку богач бросает к ногам избранницы свои миллиарды, поэт слагает серенады, дон-кихот разит копьём страшных чудищ... А Васька…
Васька стоял. И смотрел. И слушал, зачарованный…
Три „кита“, на которых всегда держалась его женщина, его идеал. Глаза, улыбка, голос... „Не в сиськах счастье“ - ободрял он себя, бывало, обнаруживая отсутствие „прелестей“ уже в постели. - „Лишь бы человек был хороший“.
Не станем ловить его на противоречиях. Да, он любовался красивыми женщинами. На досуге. Но, стоило его „зацепить“ одним-двумя компонентами той „троицы“ , остальное уже не имело значения.
- Ва-а-ась? С тобой всё в порядке?
Нет, не в порядке. Боль. Сердце колотится. Сильно. Сердце готово пробить рёбра…
Он купил машину. Не бог весть, ведро с гайками, но всё же - средство. Ждал на стоянке полчаса. Вот она выйдет. Предложить довезти до дому. Как бы между прочим. Чтоб не догадалась. Как? Сказать - мне тут как раз в твой район по делам заскочить надобно... Дурак! Мужику двадцать шесть, называется! Решиться. Главное, решиться…
- О-о-о, Вась, ты на машине? И молчал! Может, довезёшь девушку до дому?
„Фу-ухх…“
- Довезу, конечно. Легко. Мне сегодня по пути…
Как же не хочется её отпускать!
- Покажешь мне свой район? Я тут плохо ориентируюсь.
- Да чего у нас глядеть-то! Спальный как спальный. Три улицы вдоль, три поперёк и парк с гнилой речкой. Вот, видишь, уже и кончился. Здесь я и живу. Ну, спасибо за доставку.
Удержать. Хоть на минуту. Тело млеет от одного её присутствия. Как? Взять за руку? Не отпугну?
Она потянулась к водительскому сиденью и поцеловала Ваську в щеку. Поводила языком.
- Электрической бреешься? Плохо, Вась...
Засмеялась тихонько и выскочила из машины.
Что ему оставалось делать? Лишь приветливо помахать рукой через стекло…
Он приобрёл станок. Самый лучший. Скоблил щёки. Одним лезвием - чисто. Вторым ещё чище. Третьим... Реклама не врала.
Они целовались в темноте парка. Того самого, с гнилой речкой. И гуляли апрельскими аллеями, шурша прошлогодней листвой. И говорили, говорили...
Они оказались почти ровесниками, но она, несомненно, была старше его. На целую жизнь. На целую жизнь длиной в шесть лет. Была замужем. Развелась. Живёт с мамой и маленьким сыном.
И... этот... „мой“… жених...
Васька вспомнил, как ослабли вдруг ноги и ухнуло в пропасть сердце.
В тот день он заставил себя набрать заветные цифры. Да, позвонить не в контору „по делу“, а ей, только ей, по шпионски выведанному номеру. Она тотчас его узнала. Не удивлена. Казалось, ждала звонка. А он мялся,
