Бали и на Кубу, потом… потом кончились деньги. А на его гневный запрос Жена истерично прокричала, что у нее нет сил справляться с этой взбалмошной Кистью, которая валяет дурака, и что с деньгами реальные проблемы, потому что они набрали огромных кредитов, а сейчас подошли сроки выплат, и чтобы он немедленно возвращался домой и решал вопрос с Кистью.
За время его отсутствия Жена поменяла квартиру на роскошный особняк с огромным штатом прислуги. Кисть он нашел в дальней каморке. Она показалась ему какой-то усохшей. Старой. И рисовала медленнее. И явно не справлялась с огромным количеством заказов. А счета и впрямь были удручающими. Пришлось присоединяться и худо-бедно справляться вдвоем. Правда была в том, что ему не писалось. За все время странствий он бесконечное количество раз брался за работу – и ничего не выходило. Словно талант растаял… И сознавать это было невыносимо. А тут появилась объективная причина на время отложить все разборки с самим собой.
И так они работали какое-то время на пару, и даже вроде появилось опять чувство если не симпатии, то товарищества…
Чтобы успевать, Художник предложил Кисти писать проще, бывало, на картину уходило меньше часа – с учетом подготовительных работ. Но привыкшая к восхищению публика принимала явную халтуру на ура, и кто-то объявил Художника гением примитивизма, а остальные подхватили. Но, что удивительно, даже одинокая запятая, изображенная Кистью на четырехметровом полотне, уходила мгновенно за сумасшедшие деньги. А то, что рисовал сам Художник, шло обычно лишь в комплекте…
И впрямь – заколдованная. Все это было неприятно, но терпимо.
Пока однажды не явилась разгневанная Жена с грудой холстов.
– Ты только глянь, что я нашла у нее в углу! Мы тут не знаем, где взять деньги, а эта дрянь вместо того, чтобы рисовать то, что ей заказали, тратит время на всякую ерунду!
И Жена швырнула холсты в сторону Художника. Машинально он поднял и перевернул один…. Бедная Кисть в свободное время украдкой пыталась освоить его манеру. Видно, и ей было не чуждо тщеславие. И хотелось нарисовать нечто стоящее… Он испытал острую жалость – и чувство стыда – но все захлестнула волна гнева. Как она смела! Это всё, что у него было! Если еще всякая Кисть будет рисовать, как он, - что же ему-то останется?..
Отныне при Кисти всегда кто-то находился. Чтобы не переводила драгоценные время и силы. Жена потребовала – и Художник не без злорадства с нею согласился – чтобы были отменены прогулки, а отдых сведен к минимуму. На ночь Кисть запирали в клетке, а чтобы она не вздумала сама открыть замок, в комнате оставляли Кота.
Ни Художник, ни Жена не подозревали, что былая вражда давно забыта. Слишком долго Кот гонялся за Кистью, периодически получая от нее то флейцом, то мастехином по голове, и слишком долго Кисть дразнила Кота, раскрашивая его, спящего, масляными красками в невообразимые цвета. Они привыкли друг к другу. Они начали воспринимать происходящее, как игру, и получать от игры удовольствие, и – испытывать симпатию к партнеру по этой игре. Они носились друг за другом, и им это нравилось. А когда Кисть изолировали в клетке, скучали оба. И еще – Кот, давно уже забытый своим хозяином, был порядком на него обижен… И не Коту было останавливать Кисть, когда однажды Художник, слегка рассеянный после двух бокалов виски, оставил ключ от клетки в замке… Повернуть ключ – было делом секунды. И Кот с большим интересом наблюдал, как Кисть старательно протыкает ножницами все готовые картины, и смешивает краски, и разрисовывает ими стены комнаты.
Звон разбитого стекла переполошил прислугу. Когда Художник ворвался в комнату Кисти, вся она была заляпана краской, и ветер через разбитое окно развевал разодранные в клочки деньги и ценные бумаги, а в открытом настежь сейфе лежала мертвая сморщенная кисть, и пальцы ее были сложены в фигу…
