У этой истории довольно банальное начало. Жил-был Художник, талантливый и бедный. Знакомое сочетание, правда? И хоть Жена пилила его ежедневно за вечную нехватку денег, а теща проклинала день и час, когда ее ненаглядная дочурка связалась с этим «никчемным неудачником», Художник был счастлив. Потому что у него был веселый нрав, множество друзей, а главное – его картины.
Назвать мастерской ту клетушку, где он творил, не поворачивался язык. Наполовину под землей, тесная и дурно освещенная, она скорее напоминала склеп, чем мастерскую. Единственное окно, высокое и узкое, выходило ровно на тротуар, и мимо Художника постоянно проходили чьи-то ноги…. Стройные и быстрые в желтых лаковых туфельках… распухшие и медлительные в потрепанных ботинках… Иногда Художник пытался представить себе владельцев этих ног – как они выглядят, чем живут...
Он вообще любил фантазировать. Среди холстов, сваленных в кучу подрамников, разбросанных тут и там растворителей и красок парили свободно Образы, и среди них Художнику и рисовалось легко, и картины получались легкие и парящие….
А еще он любил петь и придумывать между делом всякие истории. И эти истории уносили его порой далеко-далеко… И вместо заказанной клиентом вывески получалась дивная страна , и клиент злился, и Жена жаловалась на жизнь, а Художник чувствовал себя виноватым – ведь да, платить за квартиру надо, и на еду, даже самую скудную, тоже нужны деньги, и за эту убогую мастерскую он тоже задолжал… А ведь еще – что важнее еды и квартплаты – нужны постоянно краски и холсты… И он давал себе – и Жене – очередное торжественное обещание, что непременно исправится, и будет думать не только о себе, но и о заработке, но стоило его кисти прикоснуться к холсту – и все его благие намерения таяли, как дым…
Увы, так не могло продолжаться долго. Хозяин квартиры грозил выселением, Жена – разводом, а старый приятель, всегда продававший ему в кредит всё необходимое для работы, пряча глаза, бормотал о трудных временах и о том, что долги нужно возвращать, и вот именно эти краски и холст он отпускает без денег в самый последний раз…
И Жена пригрозила, что лично проследит за его работой. Чтобы он не «испортил» последний холст своими никому не нужными картинками. Чтобы нарисовал то, что продается. И сидела полусонная в мастерской, мрачным воплощением уязвленной добродетели, пока он тоскливо обдумывал, что же ему нарисовать «продажное». Изредка поглядывая на ливень за окном…
Часы пробили ровно полночь. И в дверь постучали. Это было странно. В такое время разгневанные кредиторы спят. Недоумевая, Художник открыл дверь – и отступил невольно перед посетителем. То ли освещение в коридоре было настолько слабым и призрачным, то ли молния полыхнула в этот момент, но лицо незнакомца потрясло художниками своей неестественной, синеватой бледностью – и мрачной решимостью. Между тем незваный гость небрежно отстранил его с дороги и, ни слова не говоря, прошел в мастерскую. Пока хозяева приходили в себя, он, слегка морщась, оглядел комнатушку (Художник испытал мгновенное чувство стыда и за неприбранные остатки ужина, и за разбросанные вещи, и за клубки пыли по всему полу), после чего, осторожно ступая, словно боясь испачкать свой изысканный костюм, прошел к углу, где стояли готовые картины.
- Покажите! – соизволил он произнести первое слово. И столь повелителен был тон, что Художник не осмелился ни на возражения, ни на любопытство. Так же молча подошел к картинам и по одной стал их демонстрировать гостю, а тот кивком головы давал понять, что рассмотрел – и пора следующую. Жена, потрясенная не меньше, подхватывала уже рассмотренные гостем картины и относила их в другой угол.
Так, в молчании, прошло минут десять.
- Мне сказали правду, – наконец констатировал посетитель. – Вы мне подходите. Вы нарисуете картину к утру. Так, как я скажу. Сейчас Вы сделаете набросок с моей руки. Минут десять Вам хватит. Затем я уйду – а Вы нарисуете мою кисть – максимально достоверно.
- Я не рисую людей… - попытался возразить Художник.
Посетитель поднял на него глаза – и мрачно усмехнулся.
- Я знаю. Когда-нибудь всё бывает в первый раз…
Он с изысканной грациозностью повернулся к Жене Художника и с вежливой издевкой спросил у нее:
- Вам ведь нужны деньги, мадам?.. Много денег?..
У бедной «мадам» сил хватило только на испуганный кивок.
И он назвал цену. После чего Жене Художника показалось, что она сходит с ума. А сам Художник решил, что посетитель все-таки явно ненормальный. Но за такие деньги и впрямь стоило постараться. Потому что они решали все проблемы – и надолго. А сколько можно будет купить впрок красок и холстов…
- Я согласен.
- Он согласен.
Это прозвучало одновременно. Посетитель усмехнулся почти благожелательно, аккуратно снял свой длинный черный плащ, не глядя, сунул его хозяйке (та не без трепета подхватила), небрежно смахнул с ближайшего стула лежащие на нем вещи прямо на пол и осторожно сел на него, словно боялся, что тот развалится. Затем он легким движением поддернул рукав пиджака, обнажив узкую и длинную кисть с узловатыми пальцами, и скомандовал:
- Приступайте! Мне моё время дорого.
На эскиз и впрямь ушло минут десять. Заказчик придирчиво осмотрел то, что получилось, остался доволен и, уходя, протянул Художнику конверт:
- Здесь задаток. Утром зайду за работой.
Всю ночь Художник рисовал. Жена, ошеломленная суммой оплаты, явно пересмотрела свое отношение к его профессии и скользила тихо, как мышка, подавая то кисти, то ветошь… И посматривала на работу мужа с изумленным уважением. В ее прелестной головке не укладывалось, как можно платить ТАКИЕ деньги – за такую ерунду, но раз ТАКОЙ человек платит… Она даже готова была признать свою неправоту – потому что грезы о том, как она потратит эти деньги, были столь сладостны…. Побольше бы таких клиентов!
Кисть получилась как живая! Но напрасно Художник и его Жена ждали заказчика – он так и не пришел. Жена, утомленная бессонной ночью, в конце концов, не выдержала и уснула. А Художник решил немного пройтись – не терпелось потратить часть денег на краски, и он мог позволить себе те кисточки, что присмотрел еще в прошлом месяце… По дороге он машинально купил газету, и первое, что бросилось ему в глаза, был портрет вчерашнего посетителя на весь разворот, и огромные буквы: «МИЛЛИАРДЕР ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ!». Да, это был именно он – то же надменное лицо, и рука с сигарой – та рука, которую Художник успел изучить до мельчайших деталей. Ему показалось – или это ветер прошелся по газете, и уставшее за ночь воображение сыграло с ним шутку – что рука на фотографии качнулась и небрежно помахала ему….
Он внимательно прочитал – и перечитал текст под фотографией. Самоубийцу называли одним из самых безжалостных и удачливых воротил бизнеса, делавшим состояние из чего угодно. Говорили, что он продал душу дьяволу – за удачу. То, что другим приносило разорение и гибель, ему лишь добавляло влияния и денег. И – шокирующая подробность – когда полиция прибыла на место происшествия, у самоубийцы была отрезана правая кисть…
Первым порывом Художника было желание немедленно выкинуть картину. Как-то она ему и раньше не особо нравилась, а после прочитанного стала вызывать отвращение. Но, подумав, он отказался от своего намерения. Все-таки за работу было заплачено, а у покойного могли оказаться наследники. Возможно, они будут претендовать на картину. А пока он решил поставить её лицом к стене - чтобы не маячила перед глазами.
Всю ночь ему снился его таинственный посетитель. Он прожигал Художника насквозь своими черными мрачными глазами, его губы кривила оскаленная ухмылка, а под конец он вынул руки из-за спины – и одна рука была без кисти! – и тряс этой рукой перед лицом Художника, и глаза его кричали:
- Это ты виноват! Ты отнял у меня кисть! Как я буду считать деньги одной рукой?! Ты лишил меня смысла моего существования! Единственной моей радости! Ты лишил меня жизни! Только посмей избавиться от моей кисти! Ты обязан заботиться о ней!
Художник проснулся от собственного крика. Хорошо хоть, в мастерской он был один – не считая Кота, мирно дремлющего на стуле. Это был удивительный Кот. Когда-то Художник подобрал его, маленького и умирающего от голода, выходил и выкормил. И Кот платил ему преданной любовью. Шкодный и непоседливый, он прекрасно понимал, что все, связанное с картинами, свято, и никогда не покушался на кисточки, холсты и даже на ветошь, которая могла пригодиться хозяину. И проблемы со своим пропитанием он решал сам, успешно шныряя по окрестным помойкам – еще и в дом норовил притянуть особо аппетитный огрызок – а вдруг хозяин оценит его заботу. Его мирное урчание успокаивало. Художник погладил Кота, и, умывшись и позавтракав, принялся за работу. На улице светило солнце, работа ладилась, настроение улучшалось с каждой минутой, и ночной кошмар начал казаться забавным и ничего не значащим – мало ли что приснится после таких событий! И тут злобное шипение Кота привлекло его внимание. Кот, выгнув спину и прижав уши, торчал перед грудой картин и злобно лупил хвостом по полу. Чего-чего, а мышей в мастерской сроду не водилось. «Ну, если мне снятся такие кошмары, неудивительно, что и Коту мерещится бог весть что»,- успел подумать Художник и только протянул руку, чтобы погладить и успокоить Кота, как тот, издав утробное рычание, бросился на картины. Это было так неожиданно, что Художник даже не сразу сообразил, что за тень метнулась из-под картин в сторону штор. Еле успев подхватить падающие картины, он укоризненно обернулся к Коту – но тот, не обращая на хозяина никакого внимания, нервно косился на штору. А на самом верху ее… Художник протер глаза… на самом верху шторы восседала нарисованная накануне Кисть и недвусмысленно показывала Коту фигу.
- Ой, мама… - пробормотал Художник, тихо оседая на пол. Кот, неоднократно успевший проверить, что по этой ветхой шторе ему, с его 15 килограммами веса, далеко не залезть, начал тереться о ноги и мяукать, явно намекая, что неплохо бы и хозяину подключиться к охоте.
- Кажется, все это были цветочки… - сказал ему растерянный хозяин. – Ягодки нас еще ждут. И никуда нам от них не деться. Вот Это – лучше тебе не трогать!
Коту не понравилась такая позиция хозяина, но он благоразумно решил не спорить – а дождаться лучших времен, когда это неведомое и наглое существо останется с ним наедине.
А Художник, немного придя в себя, с помощью стула добрался до верха шторы и с заметной опаской протянул к Кисти руку. И – ничего страшного не случилось. Кисть спокойно прыгнула ему на ладонь, она была теплой и немного шершавой – как обычная человеческая рука. Выглядела она неплохо, даже изысканно в ослепительно белом манжете, с роскошной запонкой, ухоженная, с отполированными ногтями. И не казалась вблизи страшной – все-таки Художник сам нарисовал ее. А как всякий истинный Художник, в глубине души он всегда верил, что однажды одно из его творений может ожить. Он бы предпочел, возможно, какое другое творение, но раз уж получилось, что это Кисть… Ну что ж, он ее нарисовал, он за нее и в ответе.
- Куда ж мне тебя деть?
Кроме шторы, в клетушке не было места, куда бы
