Опоздал

Памяти погибших.
Памяти воевавших...


Весенняя южная ночь властвовала в городе. Небо, усыпанное россыпями звезд, казалось бархатным и теплым. В открытое окно небольшой квартирки проникал свежий воздух, смешанный с запахом моря, этим непередаваемым запахом морской воды, водорослей, йода.
В квартире царил полумрак, настольная лампа, стоящая на маленьком столике, освещала только небольшое пространство около дивана. Сидящий на нем молодой человек рассматривал фотографию старика в парадном мундире, украшенном многочисленными наградами.
- Ну, здравствуй, дед! Не успел я увидеть тебя, опоздал… Твой осколок добрался -таки до критической точки.
Я спешил, очень спешил, верь мне…Из госпиталя раньше выписался, чтоб тебя застать… И подарок привез, как обещал. Но не дождался ты меня, совсем немного не дождался…
Молодой человек взял лежащую на столе толстую тетрадку, озаглавленную " Мои записи," полистал, вздохнул и стал читать.

« Я сидел в тупике между пищеблоком и хирургическим корпусом. Там был такой заветный уголок, где среди сложенных пустых ящиков можно было посидеть в тишине, пообщаться с госпитальными котами, а то и тихонько удрать с территории госпиталя на некоторое время. За штабелями ящиков скрывалась внушительная дыра в каменном заборе, опоясывающем госпиталь. Дыра явно давняя, но, видимо, ее тщательно оберегали, как лазейку на свободу. Загороженная штабелями из ящиков, она была совершенно незаметна, и я никогда не узнал бы о ней, если бы не таинственное исчезновение госпитальной кошки прямо на глазах. Только она сидела в тупичке и вдруг исчезла…. Меня, как бывшего разведчика, этот факт заинтересовал, и тщательный осмотр позволил выявить наличие вожделенного выхода в город.
Порядки в госпитале были строгие, больных никуда не отпускали, и не я один, наверное, пользовался этой тщательно оберегаемой лазейкой.
В госпиталь я в очередной раз «загремел» со своим осколком, решившим, что ему пришла пора шевельнуться, и царапнуть мое сердце.
Ношу я его давно, с ранения в 1945 году, когда мы уже освобождали Европу. И время от времени он меня беспокоит, напоминая, что ничто в этом мире не вечно.
Оперировать врачи боятся, стар я, не выдержу. Вот и поддерживают мой болящий сердечный механизм капельницами да таблетками.
Итак, я сидел на ящике, гладил рыжую красавицу кошку, вольготно развалившуюся на моих коленях, зажмурившуюся от удовольствия и громко мурчащую, и думал, что пора бы сходить в военный архив, посмотреть кое - какие документы. Вдруг мимо меня проскочила большая черная собака с костью в зубах и исчезла за штабелем из ящиков, прошмыгнув в дыру.
Вслед за ней, размахивая шваброй, в тупичок влетела разъяренная повариха, увидела меня, ойкнула, спрятала швабру за спину и елейным голоском пропела:
- Здрасьте, Григорий Николаевич! Опять вы Маркизу балуете. Ишь, как млеет…
- Здравствуй, Нюра. А ты чего со шваброй бегаешь?
- Да пес пришлый какой-то объявился, я косточку своему Шарику припасла, а он спер, паразит.
Вы не видели здесь черной собаки? Вроде, сюда забегала.
-Нюра, если бы здесь была собака, разве Маркиза лежала бы так спокойно?
Я погладил мурчащую кошку.
Повариха задумалась, покусывая тонкие, ярко накрашенные губы.
- Да, наверно. Но куда- же она могла деться?
Нюра потопталась на месте, вздохнула, сожалея о потерянном гостинце для своего пса.
-Пойду я… И вам пора, обед скоро.
Повариха ушла, по пути заглядывая в ящики, словно надеялась в одном из них найти исчезнувшую собаку или косточку, на худой конец.


А пробежавшая мимо меня черная собака была так похожа на давно умершего пса Сапера, что снова защемило сердце, и память услужливо напомнила давние военные годы.
В годы войны довелось мне служить в разведроте, приписанной к морпехам. Была такая бригада Потапова - славилась легендарным бесстрашием. Немцы ребят Потаповских « морскими чертями» называли.
Так случилось, что возвращался я с задания, таща на себе  раненого друга, с которым мы всегда вместе ходили в разведку.
Идти пришлось по долине, где испокон века располагались виноградники. Виноград, никем не обихоженный за годы войны, буйно разросся, мешал идти. А к утру еще и туман выпал. Густой, душный.
Заплутал я… Устал… Иду, шатаюсь, на спине друг мой стонет.
Я ему шепчу, чтоб потерпел, а сам думаю, куда идти? Парню надо помощь оказать, а я, как назло, ориентировку потерял. Впереди себя на шаг ничего не вижу.
Только подумал об отдыхе, как вдруг передо мной словно призрак  появился большой черный пес. Я с испугу чуть не пристрелил его - так неожиданно он материализовался из тумана.
Пес подошел ко мне, понюхал, тихо гавкнул и пошел вперед. Я, недолго думая, за ним.
Мелькнула мысль, что собака  может вывести к поселку, а там уже сориентируюсь.
Пес далеко не уходил, как понимал, что я его в тумане потеряю из виду. Сколько мы так шли- не знаю, но только вдруг я почувствовал, что куда-то падаю. Оказалось - в окоп. Свои…. Ребята кинулись навстречу. Пес привел прямехонько в расположение роты.
Как он догадался, осталось загадкой.
Друга моего тогда в тыл отправили, на лечение, а пес так и остался со мной.
Он оказался симпатичным дворнягой черного цвета с белой манишкой на груди.
Ребята прозвали его Сапером. Уж очень ловко пес находил мины. Позже я узнал, что и в тот раз Сапер провел меня с другом через минное поле. Когда это осознал, перенервничал: сделай я неверное движение, шагни в сторону… ни меня, ни друга моего…
Вот как бывает.
Так мы вместе с Сапером и дожили до Победы. Только ранило меня уже перед самым окончанием войны, во время очередной вылазки, по моей вине ранило. Полез не туда, и нарвался…
Сапер и тогда санитаров привел.
Вернулся я в Севастополь уже с осколком в груди. И с псом.
А в городе - одни развалины. Нашел менее разрушенный домик недалеко от моря и жил в сохранившейся летней кухне.
Тогда впервые и осколок зашевелился. Плохо стало мне, сердце так защемило, заболело…Лежу, хриплю, Сапер крутится возле меня, скулит. Потом  через окно сиганул и был таков.
Я уже сознание стал терять от боли сильной,  вдруг дверь распахивается, вбегают врач и милиционер. Я, как увидел их, так сразу и отключился. Главное - помощи дождался.
Очнулся в госпитале. Сразу спросил, где моя собака. Мне говорят, что жива, но глаза отводят в сторону. Я умолял рассказать обо всем. Раскричался, встать попробовал. Позвали главного врача, он стал меня стыдить, а я ему говорю, что собака эта мне жизнь спасла . И требую Сапера к себе привести.
Тут он и рассказал, что в больницу забежала черная собака, стала лаять, испугала персонал. Она подбегала ко всем, на ком был белый халат, и гавкала, за халат хватала. Вызвали милиционера, а он стал стрелять в нее, думал, больная, бешеная. Ранил. Хотел добить, но когда подошел ближе, увидел ошейник, а на ошейнике - пластинка, ребята мои еще в войну сделали и прикрепили к самодельному ошейнику. На пластинке надпись:
« Геройский пес Сапер. Обнаружил более сотни мин. Хозяина звать Г.Н. ****»
Тогда только поняли, что он звал врачей за собой. Перевязали его, и он, раненый, встал и привел к вам, а потом упал у порога.
Врач рассказывает, а меня трясти начало, порываюсь встать, себя не помню, кричу, что пес- это все, что у меня осталось… Насилу успокоили, сказали, что собака сейчас лежит здесь, в больнице, только в другом помещении, сюда, сами понимаете, нельзя ее привести. Этой же ночью я почти ползком добрался в кладовку, где находился Сапер. Как он обрадовался! Я так и остался лежать с ним на полу до утра. Совесть не позволила уйти.
Вместе и лечились.
Хромым Сапер после ранения остался. Но я его оберегал, и он еще долго жил со мной.
Потом я женился, сын родился. Жизнь налаживалась. Сапер постарел, совсем ходить не мог. Я до последней минуты рядом был. Ночью он и умер, положив голову мне на колени.
Жена говорила: - Собака, посланная тебе свыше. Как помощник, как друг.
Любила она Сапера.
Вот такая история о моей собаке….
Нет, о моем друге.
Потом умерла жена. Должен был бы я первым уйти, а ушла она. Бывает и так.
Сын служит на Севере. Внук сейчас в горячей точке. И я снова один.» 

Молодой человек закрыл тетрадь, встал, тонко звякнули медали на его мундире. Опираясь на дорогую, изящно инкрустированную трость, на которой тускло блеснула пластинка с надписью: Григорию*** от однополчан. Чечня. 1999 год»,  он подошел к открытому  окну: солнце медленно выплывало из-за моря, украшая его яркими, праздничными бликами. В лицо веяло морской свежестью.
Молодой человек оглянулся на диван: на нем мирно спал черный щенок с белой манишкой на груди.
- Опоздал… Не успел я тебе, дед, подарок вручить. Не успел…
Прости меня...