нас и мыли, так что скоро наша серая от въевшейся грязи кожа порозовела. А потом нам выдали новые костюмчики, такие же как у всех, строго наказав беречь их и не пачкать, и отвели в ДОМ,
Время в ДОМЕ летело незаметно. Дни были расписаны по минутам. Все время было заполнено тем, что называлось «Мы сделаем из вас настоящих джентльменов и леди». Чему мы только не учились. И тому, как правильно ходить, и как прилично одеваться, достойно выражаться и тому подобное. А начинался каждый день с одного и того же, немного даже наскучившего (если сказать по секрету) ритуала. Мы все рано поднимались, выстраивались в огромном зале и повторяли:
- Благодарим тебя, наш избавитель, за блага, данные нам. За избавление от холода и голода, за то, что ты позволил жить нам в этом прекрасном ДОМЕ. Ты- самый достойный из достойнейших. Мы станем такими, как ТЫ,
САМ ОН редко присутствовал при этом речитативе. Когда ОН приходил, мы хоть говорили от души. А без него было скучно. Но наставники говорили нам, что так должно быть, что благодетель наш может в любой момент войти, и что даже он всегда незаметно наблюдает за тем, как мы его благодарим. А потом начинались занятия.
Поначалу я очень старалась. Говорили, что сильно старательные, получат новый статус, и подарки от НЕГО. Но мне что-то мало везло с подарками. Соседки по комнате уже получали что-то необычайное, но я только вздыхала на торжественных линейках. Меня не замечали. А о статусе я и не мечтала. Разве у такого Господина может быть много детей? Воспитанников, конечно, может быть много. Но в наследниках будут только единицы.
Почему-то со временем мне стало скучно. А потом вдруг я узнала и о другой стороне жизни в доме. Оказывается, здесь раздавали не только подарки. Тем, кто не хотел быть прилежным, предстояло познакомиться с действием кнута. К сожалению, когда мне стало неинтересно, я забыла о прилежании. Хотелось поиграть, побегать, поговорить о чем-нибудь отвлеченном с кем-нибудь по душам. Истосковалась я, как это ни удивительно, от правильной жизни.
Я была ужасно неблагодарной. Я знала это. Терзалась этим. Но когда меня наказали кнутом, я вдруг взорвалась. Как будто пружина какая-то, туго сжатая до этого, распрямилась и вытолкнула из меня то, что я никогда не хотела ни делать, ни говорить. Размазывая по щекам слезы, я бежала из прекрасного ДОМА, . даже не позаботясь о том чтобы одеться потеплее. Ведь на дворе уже стояла зима.
Через какое-то время меня нашли. Полузамерзшую, меня посадили в автобус и отвезли обратно. По дороге я согрелась, и теперь уже удивлялась тому, что могла сбежать из такого! места. Я предвкушала горячую баню, обед и теплую постель. Глаза мои смыкались от разморившего меня тепла.
ОН встречал нас у ворот. Автобус резко затормозил. Дверь открылась. Он вошел. Молча смотрел на меня некоторое время, а потом сказал вдруг сухо и непривычно:
- Я всегда знал, что ты здесь случайно. Ты и тогда была нарушительницей спокойствия. (Это Он о чихе напомнил). И теперь тоже. Ты хотела уйти? – Он вдруг стал разворачивать сверток, который держал до этого в руках. – Что ж, не смею задерживать. Но я не хочу, чтобы глядя на тебя, люди думали, что ты моя воспитанница. Переодевайся!
Он бросил мне на колени мою старую рваную одежду, о существовании которой я и думать забыла.
Так вот зачем меня искали! Чтобы снять с меня аккуратненькую форму благопристойного заведения. Горло схватило жестоким спазмом, а по щекам покатились горячие крупные слезы.
Я ушла, ни разу не оглянувшись. Вернулась в полуразрушенный город, замерзнув при этом так, как никогда прежде в жизни. Но хуже этого была та пустота внутри, которая образовалась после разговора с НИМ. Больше я никогда не поверю в правдивость рассказов о мире, прощении, помиловании. Все ложь. Сплошное вранье.
Я нашла какой-то подвал, который не сильно продувался. Там никого не было. Но это было и к лучшему. Я никого не желала видеть. Вдруг кто-то спросит меня о НЕМ? Вдруг кто-то запомнил, что меня избрали? Что я отвечу? Я не хотела разбивать надежд. Теперь я знала, как это больно.
У меня не было ни еды, ни огня. Ничего, кроме боли. Поэтому мне оставалось только свернуться калачиком и попытаться заснуть. А если замерзну… Что ж, говорят, сладка смерть во сне. Больше мне все равно нечего на свете терять.
Но заснуть мне не удалось. На улице я вдруг услышала призывный сигнал. Как будто машина ехала медленно по мостовой, привлекая внимание. Может, ОН понял, что неправ? Может, ищет меня? Я не собиралась возвращаться, но чувство мстительного любопытство толкнуло меня к проему в стене.
Я высунула наружу голову, и вдруг столкнулась взглядом с кем-то, прежде мне незнакомым. Какой-то человек махал мне рукой и сигналил. Я замерла, не решаясь ни убежать, ни пойти навстречу человеку. И тогда он сам, бросив машину, бросился к пролому в стене.
- Только не убегай, слышишь, - будто знал, о чем я думаю. – Только не убегай. Сегодня ночью будет сильный мороз. Замерзнешь.
Он подошел ко мне, сильными руками достал из разлома и понес в машину. А я вдруг безвольно обмякла, не в состоянии больше бороться. Выдохлась. Больше я не могла ни ненавидеть, ни злиться, ни радоваться. А нашедший меня уже хлопотал вокруг, растирая мне руки, укутывая в теплый шерстяной плед и наливая из термоса горячий час. Его мягкая одежда пахла чем-то домашним, чем-то, уже давно-давно позабытым.
- На-ка, выпей. Сейчас станет гораздо теплей.
Я выпила, пробормотала что-то похожее на «спасибо», а потом провалилась в сон.
Проснулась я не скоро. Сквозь сон я слышала то призывный звук сигнала, то шипенье открывающейся двери, то тихий разговор. А когда я открыла глаза, увидела вокруг себя множество лохматых, чумазых и оборванных созданий. Кто-то пил чай, кто-то шептался с соседом, а кто-то задумчиво смотрел в окно. Машина мягко покачивалась на неровностях дороги, и злой до этого ветер свистел теперь уютно и напевно.
Нашедший меня оглянулся. Он был за рулем, но все равно приветливо мне подмигнул.
- Проснулась? Ну и хорошо. А то уже пора пристегиваться, - он кивнул на ремни безопасности. – Ну что, полетели в лето?
Звук мотора стал высоким и мощным. И скоро уже можно было рассмотреть оставшиеся далеко внизу заснеженные поля.
Когда мы приземлились на зеленую лужайку возле дворца, к машине с разных сторон понеслось множество ребят.
- Приехали!
- Вернулся!
- Папа!
- Ура!
- Бежим!
Разноголосый хор радостно шумел. Двери машины открылись. Нам подавали руки, помогали спуститься, посмеивались над нашими лохмотьями, (хотя многие из них тоже ходили с дырками), подзадоривали и ободряли. И тот, кто нас привез сюда, тоже был окружен радостной пестрой толпой.
И только теперь я смогла рассмотреть его лицо, только теперь поняла, что я ошиблась. Я ошиблась, думая, что тот, Первый – это Он. Не знаю, кто такой тот был, но не инициатор перемирия – точно. Не тот, кто остановил войну. И не тот, кто подписал Пакт.
Я осмотрелась. Над одной из лужаек невысоко висел воздушный шар. А в небе над ним бились красочные воздушные змеи. На другой в белых воротах отдыхал оставленный на время футбольный мяч, а неподалеку задумчиво щипала траву длинногривая лошадь. На третей… Да что и перечислять!
Я еще раз бросила взгляд вокруг, а потом побежала к моему спасителю. Теперь я знала, кто ОН. Я догадалась.
- Отец! – закричала я, и он поднял голову и посмотрел в мою сторону.
В носу предательски защипало. И я побежала со всех ног и бросилась ему на шею.
- Папочка! Ты нашел меня, наконец нашел меня папочка!
А он нежно обнимал меня, и в его глазах тоже блестели слезы.
Я стояла у того же дерева, а душа, улыбаясь, смотрела на меня. Она больше не плакала.
