Звезды

Когда-то я была маленькая.
     В детстве мне очень нравилось смотреть на звезды.  Особенно зимними морозными вечерами. Мне вспоминается, как я одевала тулупчик потеплей, выходила во двор, устраивалась поудобнее на дровах, взбираясь по ним как можно выше, и подолгу созерцала звездное небо.
     Звезды мерцали - тихие, торжественные, молчаливые.  А мне было тепло и уютно. Если не телу, то душе. Я просиживала так подолгу, пока кто-нибудь из взрослых меня не кинется. Или пока  не замерзну вконец…
     Я смотрела на звезды, писала стихи, мечтала. Я верила, что вскоре звезды уже не будут недосягаемыми. Человеческие корабли проткнут пространство, устремятся к сияющим светилам, разрушат их ореол таинственности. И на одном из этих кораблей обязательно полечу я.
     Почему-то летом нет того ощущения хрустальности, какое бывает зимой. Летом звезды романтичные и теплые. Они манят и зовут, и  притягивают взгляд. Но морозными вечерами небо совершенно особенное.  Какое? Вряд ли можно передать словами. Звезды великолепным хором, в унисон, невероятно громким молчанием поют торжественную песню славы:
     - Ничто не изменилось! Пусть что-то меняется на Земле. Ничто не изменилось в небесах!
     Стремительно несется время. Его поток – это не ручей. И даже не река. Это сель. Бурлящая стихия, увлекающая с собой все, что попадается на пути, вырывающая с корнем то, что казалось незыблемым, стирающая следы  недолговечных творений.  
     «Нет ничего вечного под небесами», -  нашептывают трепещущие травинки, нежные зеленые листочки и грубоватые желтеющие листья.
     - Нет ничего вечного под небесами, - молчаливо сообщает согнутая бабушкина спина и уже не исчезающие мамины морщинки.
     - Нет ничего вечного под небесами, - сообщает мое отражение в зеркале.
     И детские фотографии моих детей напоминают мне о том же.  Вот моя дочь – совсем маленькая. Умещается на руке от локтя до кисти. Вот она уже держит головку. Первый Новый год.  Второй…
     Детский сад. Дочь с упоением и  безудержной радостью едет на деревянной машине в самой младшей группе. А вот она на утреннике – уже постарше, но такая еще малышка! А вот после праздника мы возвращаемся домой. Её чудесное платье, подобно платью Золушки, превратилось в наряд трубочиста. Я ужасно ругалась. А теперь вот смотрю с умилением.
     А это уже мой сын. Его фотографии трудно отличить от дочкиных. Дети очень похожи.  И даже незаметно, что он не совсем как дочь – кроха, а покрупней.
     Но такое сходство длится недолго. Теперь  он уже сидит. Шкодно улыбается, ноги свесил из кроватки. Нет, с дочерью его уже не спутаешь.
     А вот – 1 сентября. Дочка впервые идет в школу. Огромные банты, улыбка до ушей, а в глазах то и дело мелькает неуверенность и волнение - как оно там будет, в школе-то? А вот и коляска с шариками, рвущимися в небо. Брат тоже разделяет первый поход сестры в школу. Ему не очень нравится линейка. Гораздо приятнее он бы себя чувствовал  сейчас на руках у мамы. Но приходится довольствоваться коляской и общением с папой. А ведь у папы совсем нет молока…
     Я и сейчас смотрю  на сынишку. Не на фотографии, а на него самого. Маленький человечек! Трогательно свернулся калачиком на постели, поджал к животу ножки, сложил вместе пухлые ручки. Ему хорошо и уютно у маминой груди. Еще и вкусно. Он спит. И еще совсем ничего не знает про время…
     История.
     Я очень её люблю. История беспристрастно ведет свой рассказ об изменяющейся жизни: «Все течет, все изменяется…»
     К лучшему ли?
     Увы. С каждым новым витком развития жизнь становится все злее, ощеряется все сильнее, подобно раненому зверю, дыбит шерсть на загривке. Неверное движение – загрызет в отчаянном рывке. Со временем эта угроза становится все реальнее. Ядерное оружие, природные катаклизмы, проблемы экологии, болезни. Все меньше доверия между людьми, тепла, чувственности. Люди одиноки. И самые одинокие живут в больших городах, среди толчеи народа.
     От начала времени, когда мир был сотворен прекрасным, и все в нем было идеально, к лучшему под небесами уже ничего не менялось.  Ревущий поток жизни становится все яростнее, все непригляднее.
     Мне только что  подумалось: «когда наступило это начало времени?» И тут же  посетила идея. Наверное, тогда, когда Адам и Ева согрешили. Тогда и закончилось их вечное существование, и началось бренное. Часы затикали, пошел отсчет  отмеренных нам песчинок.
     Но над всем этим, отрицая бренность и суету, напоминанием о чем-то нами позабытом, но незыблемом и вечном, прекрасном и ничем не запачканном, мерцают звезды…

     …Когда-то я была маленькой. Теперь я выросла. Но и сейчас, вопреки бешеному ритму жизни, я иногда вдруг замираю, запрокидываю голову и смотрю на морозные звезды, которые так легко отправляют меня в детство.
     Звезды с тех пор совсем не изменились.