Отец

Мне было плохо. Неустройство внутри, неустройство снаружи. Оно расшатывало меня, пригибало к земле. Волчьими глазами я смотрела на небо. Завыть бы! Затянуться заунывным волчьим воем, так что б до костей пробрало всю округу, так что б мороз по коже. И удивленные взгляды в мою сторону.
    Нет, я не выла. Опять загнала куда подальше унылое настроение и  всем улыбалась. Но если мое тело отважно продолжало «держать лицо», то душа уже давно и очень жалобно скулила, подвывая если и не  по-волчьи, то уж голосом детской обиженности – точно.
    И почему она скулила?  Что надобно бунтарке? Вроде бы и все у меня есть. А ведь скулит же, может более робко, чем прежде, но и более жалостливо.
    Пора было с ней разобраться.
    И вот я отправилась в путь.
    Пройти тропами, которыми ходила моя душа, было не так-то и просто. Она пугливым зайцем давала деру, писала петли и путала следы.
    - Ау, - позвала я. - Ну давай же начистоту. Я, вправду, пытаюсь понять.
    - Да? – душа отозвалась из-за ближайшего дерева. Оказывается, она стремительно уносилась прочь для отвода глаз, а потом наблюдала за мной, следуя чуть ли не по пятам, совсем рядышком. – Ты всегда говоришь со мною правилами.
    Она робко вышла из своего укрытия – озябшая и какая-то изможденная. Худые руки, бледное лицо. Она как будто после болезни была. Или же после каких-то потрясений.
    - Когда тебе плохо, мне тоже не сладко, - ответила я, - разглядывая страдалицу.- Помоги мне. Нет. Давай друг другу поможем.
    Душа, кажется, колебалась.
    - Даже не знаю. Ты не особо старалась считаться со мной прежде, - наконец нарушила молчание она. – Ты всегда твердила, что мне нужно делать…
    - А ты очень редко делала , -  иронично ввернула я, и пожалела, увидев, как душа осеклась и сникла. -  Но я же сказала, что хочу понять. Я вижу, что правила просты. И они такие хорошие. И никак не могу понять, почему ты мечешься от них.
    Душа подняла глаза, такие глубокие, каких я никогда не видела до сих пор. О, это был такой выразительный взгляд! Она моргнула,  прогоняя слезинку и тихонько ответила:
    - Просто их слишком много…
    Я замолчала в удивлении. Я-то считала, что правил и должно быть  столько, чтобы не запутаться, не потеряться в море из ситуаций жизни.
    - Но ты никогда не радуешься, - решила поменять тему я. – А это уж совсем непонятно.  Ты должна радоваться. Просто обязана.
    С каждым моим словом напор в моем голосе все усиливался, уверенность в  моей правоте крепла, но душа вдруг почему-то стала смотреть в сторону, словно изучая что-то, находящееся  вдали. Я замолчала. Душа все еще смотрела мимо меня. Спустя нескольких секунд тишины, она взглянула мне в глаза. В этом взгляде уже не было былой плаксивости. Он обрел твердость. Такую, какой  я не замечала прежде. «Похоже, у этой души есть характер, - подумала я.  – А я-то думала, что она всегда плачет».
    - Не всегда, - ответила душа моим мыслям, и видя мой удивленный взгляд, пояснила. – Я же твоя душа, а значит, и мысли твои знаю. Если бы ты все знала обо мне, ты не говорила бы  о радости.
    - Но ведь, - попыталась возразить я, - все уже позади. Мы – новое творение, ты забыла? Мы спасены.
    Душа продолжала смотреть сурово.
    - Да. Война прошла. И мы не погибли.
    Говорила она без особого энтузиазма.
    - Но тогда что же?
    Она посмотрела на меня, словно удивляясь моей непонятливости, но я говорила искренне  и никакой задней мысли не таила.
    - Я вижу. Ты не понимаешь. Просто… - она начала покусывать губы. Казалось, она старается снова не расплакаться. – Просто я сирота, - наконец выдавила она. – А вокруг меня руины. И все мы там такие. Думаешь, я  одна? – она секунду помолчала, а потом спросила. – А ты знаешь, что такое голод? А спать на бетоне пробовала?
    Я смотрела ошарашено. Все, что я знала о победе и последствиях войны, говорило о славе, радости, торжестве. Я как-то и не задумывалась, что могут быть руины. А как же те, кто везде и всюду развешивает нарядные праздничные  флаги и сообщает всем благую весть: «Ура! Победа! Спасение! Конец вражде! Вечный мир!»
    Невольно мелькнула мысль, что сама я праздничных флагов отчего-то давно не развешивала. Только прямо после окончания войны, когда на моих глазах был подписан Великий Пакт о вечном перемирии.
    Душа смотрела с интересом. Теперь я уже наверняка убедилась, что ей доступны все мои мысли. Она усмехнулась  уголком рта, а потом сказала:
    - Те,  с флагами – их уже взяли.
    - Взяли? – не поняла я.  – Куда взяли?
    - Как куда? – теперь удивлялась душа. – В ДОМ, конечно же.
    - А ты? И я?
    - Я? – она опустила глаза,  - наверное чем-то не вышла. Не достойна, пока, наверное.
    Я стояла, переваривая информацию. Я никогда и не знала, что моя душа сирота. В Пакте говорилось совсем о другом. Мир дальним и ближним, успокоение и только любовь – вот что провозглашалось на всех перекрестках дорог. Надо было только подписать этот Пакт и жить спокойно. Но душа была права. Спокойно я жила только поначалу. Какое-то время праздничной эйфории. А потом – как будто в длинной очереди за обещанными благословениями.
    - Послушай! – вдруг оживилась я. – Может, нам вместе попробовать? Вдвоем мы сильнее. Может, я пособлю, чтобы тебя в ДОМ взяли? Мне-то тоже от этого польза будет.
    Душа первый раз улыбнулась.
    - Ты серьезно? Ладно, не отвечай. Вижу, что правду говоришь. Только, там вдвоем нельзя. Иди ты, вместо меня. А я все равно все пойму и увижу. Через твои глаза.
    - А куда идти-то?
    - Как куда? В город, конечно, -  она оценивающе оглядела меня. -  Может у тебя и получится.
    Я быстро кивнула. Уж очень мне хотелось покончить с этими позывами к волчьему вою.
    - Только смотри, не напортачь там чего-нибудь. Порядки там знаешь какие? – она сверкнула глазами. – Строгие! Но с твоей любовью к правилам…
    - Да не так уж я их и люблю, - честно призналась я, вздохнув. – Но если надо… Ты ж понимаешь…
    - Нет, - качнула душа головой. – Не понимаю. Но тебе проще будет. Ну что, готова?
    Я кивнула. Душа последний раз посмотрела мне в глаза, а потом вдруг махнула, вытянулась как привидение, и с размаху треснулась об меня. От неожиданности я упала. А когда поднялась, поняла, что нахожусь совсем в другом месте.
    Была   осень. День серый, промозглый. Холодный ветер гнал какой-то мусор по пустынным улицам города, иногда звякая  ржавыми банками, такими как из-под консервов. Высокие  дома, в отметинах пожаров,  сумрачно нависали над узкими улочками.
    Здесь прошла война. А теперь во всем чувствовались её отголоски.
    Я стояла на неширокой площадке рядом с одним из более-менее представительных домов среди  подростков,  выстроившихся в две шеренги.  На них была истрепанная одежда, в прорехах которой было видно худые руки и тела. Оглядев себя, я поняла, что одета не лучше. Одежда почти не  защищала от холода. Подростки ежились, потирали ничем не прикрытые участки рук, но тем не менее старались выпрямиться и произвести впечатление. Это были малолетние преступники, беспризорники, попавшие в бедный приют. Откуда я это знала? Не берусь ответить, только уверена была на все сто. Но главное, что и сама я была в их числе. Но я не боялась. Знала, что Пакт гарантирует всем помилование. Моя вина была перечеркнута.
    Мальчишки и девчонки вокруг тянули изо всех сил свои худые шеи, выпрямляли узкие плечи и втягивали и без того впалые животы, чтобы казаться  стройней, ровней и привлекательней. А неказистый, такой же худой и бледный воспитатель сновал взад-вперед вдоль площадке, поскрипывая:
    - Ровней, ровней голубчики! Вы должны понравиться!
    В воздухе чувствовалось волнение. Как перед ответственным концертом. А когда перед площадкой скрипнули тормоза дорогого автомобиля неизвестной мне марки, казалось, что тишина на помосте стала осязаемой. И тут я поняла. Это приехал ОН!
    Я не верила своему счастью. Сейчас я смогу увидеть его – самого-самого, лучшего из лучших, просто мечту.
    И Он, конечно, появился из машины.
    О, как пело во мне сердце! Теперь и я включилась в общее соревнование  по выправке, стараясь обратить ЕГО внимание на себя. А ОН, одетый просто великолепно – как и должно было быть, и весь  - без малейшего изъяна, вышагивал по неметеному тротуару перед такими никчемными личностями, как мы. И даже иногда поднимал кого-то за подбородок, заглядывал в глаза, а потом коротко говорил:
    - Ты.
    Я мечтала, что это слово прозвучит и для меня. Но только теперь я поняла, что ни в чем не могу соперничать с моими соседями по шеренге. К тому же я стояла во второй линейке. Маловероятно, что до нас дошла очередь.
    Но ОН был джентльмен из джентльменов, знающим все правила и безукоризненно их соблюдающим. Само совершенство. И он, конечно,  никого не обделил вниманием. Когда первый ряд был внимательно осмотрен, посетивший нас господин сделал знак, и мы дружно шагнули вперед, протискиваясь сквозь не очень желающих пропускать нас первых.
    На улице было все так же холодно и неуютно. Но мы все улыбались, словно забыли про прорехи в одежде. Мы сияли глазами и улыбками. Мы ожидали выбора.
    Господин прошел вдоль  строя раз, другой, третий.  Его непроницаемое лицо скрывало  чувства, но мы догадывались о том благородстве, которое таилось за этой маской.
    И тут случилось то, что навсегда изменило мою жизнь. Еще не привыкшая к промозглому холоду, я вдруг раскатисто чихнула, нарушив все возможные приличия.
    Господин резко остановился, посмотрел на меня, а потом вдруг, улыбнулся краешками губ и сказал мне:
    - Ты.
    Несколько минут спустя мы уже катили в специальном новом автобусике к нашему будущему дому.
    Дом оказался великолепным - большой, белокаменный, с колоннами. Вокруг него раскинулся парк, где по посыпанным песком дорожкам парами гуляли мальчики и девочки, одетые в одинаковые  костюмчики с иголочки. Все выглядело таким ухоженным, таким!..
    От восторга я пыталась подобрать слово, но оно не находилось. Но чувствовалось, что здесь – образец, настоящий эталон того, что называется культурностью. Какие все были вежливые! Какие опрятные! И удивительно степенные. Я смотрела, и дух у меня захватывало от переживаний.
    К сожалению, я слишком увлеклась созерцанием и мечтами о будущем. Оказывается, ОН уже некоторое время говорил о чем-то всем, приехавшим со мной. Теперь он все также беспристрастно смотрел на меня и спокойно сказал:
    - А теперь юная леди повторит  правила, которые мы должны соблюдать.
    Я залилась краской стыда. Мы стояли на высоких ступеньках лестницы, ведущей к  ДОМУ. И теперь я вдруг испугалась, что мне так и не удастся в него заглянуть. Скажут мне сразу: «Этот дом не для невнимательных. Иди-ка ты обратно», и вся моя эпопея закончится.
    Хозяин ДОМА строго посмотрел на меня и сказал:
    - Этот дом не для невнимательных, - и сердце мое забилось быстро-быстро.  Но он продолжил. – Но я надеюсь, мне не придется больше этого никогда повторять.
    Я непроизвольно поежилась. Ветер как раз рванулся особенно сильно. И теперь я его снова почувствовала. А то от счастья я голову совсем потеряла. А теперь спустилась с небес на землю.  К счастью, я стала готова  слушать не слишком поздно, и теперь внимала каждому ЕГО слову.
    Вскоре мы уже парились в бане,  Уже давно живущие в ДОМЕ старшие дети скребли