Тася

в его доме, но смолчал.  

Максим бочком скользнул вдоль стены, тихонько уселся рядом с Тасей. Искоса глянул на богато одетых женщин, и снова уставился в услужливо выставленную Таисьей кружку с квасом. Марьюшка заговорила:

- Максим, я - давняя подруга твоей матери, мы дружили чуть ли не с пеленок. Потом, во время войны, когда поместье Шатальских, родителей твоей мамы, было сожжено, а они убиты, Настю все считали погибшей. Ее дядя, а твой дед, господин Александр Шатальский, сейчас в весьма преклонных годах, но не забыл о долге перед своим братом. До него дошли слухи, что видели девочку на пепелище тогда, много лет назад. Господин Шатальский попросил меня проверить эти слухи, и вот мы здесь. Ты понимаешь, о чем я?

- Да, понимаю, - тихим голосом отозвался парень.

- У Александра Шатальского нет своих детей, и он пожелал удочерить Настю. То есть ты будешь наследником всего его богатства. Ты понимаешь это?

- Да, понимаю, - опущенная голова Максима вот-вот нырнет в глиняную кружку с квасом.

- Только нам нужно поговорить с твоей мамой и убедиться, что она именно та Настя, что нам нужна. А для этого мы немного прогуляемся. Не волнуйся, ничего твоей маме не грозит. К вечеру она будет дома. Я лично тебе это обещаю.

Максим поднял голову, посмотрел прямо в глаза женщине:

- Обещаете?

- Да, обещаю, - твердо ответила она.

- Хорошо, - Максим снова опустил глаза.

- Ну, мы пойдем. Время уже обеденное, а нам еще поговорить нужно, - Марьюшка и Алевтина поднялись из-за стола. - Пойдем, Настенька.

Дед Афанасий лично провожал их до калитки. Уже садясь в бричку, Марьюшка оглянулась:

- Да, забыла спросить. А где муж Настеньки, Стан, если не ошибаюсь?

Дед тотчас ответил:

- Дак на поле, госпожа, на поле он. Работает, трудится, пока Настя раскатывать да веселиться будет, - все-таки не выдержал он. Марьюшка хохотнула:

- Ничего, не переломится! - и полезла в бричку.
   
Чудо современного каретного искусства зеваки провожали восхищенными взглядами. Толпа на улице собралась немалая. Мальчишки наперегонки с собаками бежали рядом с бричкой, пока она не набрала скорость. Только голые пятки сверкали.

Возница неторопливо правил лошадью, Марьюшка с Алевтиной молчали. Тася рассеянно провожала взглядом проплывающие мимо дома и деревья. Что-то еще будет с ней дальше... Наверное, ничего хорошего. Впрочем, как всегда. Тася дала себе зарок не доверяться этим дамам до конца, слишком больно будет потом возвращаться к прежней жизни. К постоянному насилию, побоям,  оскорблениям. Невыносимому одиночеству. Безысходности. В общем, к тому, что длилось уже двадцать два года. Тому, что составляло самую суть ее жизни.


* * *


Алевтина большей частью молчала, за двоих говорила Марьюшка. Тася под таким напором сдалась, разговорилась. Щеки раскраснелись, глаза, обычно тусклые от слез, весело глядели из-под пушистой челки. Они попили чаю в трактире, прошлись по главной деревенской улице, зашли в гостиницу, где остановились знатные дамы.

- Присаживайся, Настенька, - Марьюшка усадила Тасю за стол, сама села рядом.

Большой уютный гостиничный номер казался просто дворцом после простой деревенской избы. Обои на стенах, огромная кровать с балдахином, красивая мебель. Видимо, хозяин гостиницы отделывал эти комнаты специально для знатных господ.

- Расскажи, милая, как ты жила все эти годы, - проницательный взгляд подруги, казалось, проникал в душу. Тася напряглась.

- Хорошо, - только не проболтаться об этой "хорошей" жизни! Тася еще не решила, к добру или к худу эта нежданная встреча с прошлым.

- Тебя не обижали? Говори, не бойся, - Марьюшка опустила голову.

- Нет, все нормально, - зачем ей знать, насколько низко могла пасть дочь купца Шатальского.

- Ладно, - Марьюшка, будто что-то решив для себя, откинулась на спинку стула. - А почему бы нам не поужинать в номере? Устроим девишник!

Алевтина, сидящая у окна, с улыбкой кивнула головой. Марьюшка закричала:

- Иван! Поди сюда!

Из-за двери тут же выглянула голова возницы:

- Чего изволите, госпожа?

- Ужин закажи в номер. Да чтоб все горячее да свежее было!

- Не извольте беспокоиться! - и слуга исчез.

Через короткое время горячая, исходящая духмяным паром, еда, была выставлена на столе. Мясо жареное да печеное с травами, рыба, овощи... Закуски-заедки на маленьких тарелочках... Небольшой самовар на ярком подносе... Варенья, меды разные в крохотных плошках... Блины высокой горкой... Баранки с маком, еще теплые, только из печи... Что это за невиданное изобилие...

Тася уже не помнила, когда видела столько еды одновременно. Над каждым красиво оформленным блюдом ей хотелось плакать от жалости к себе. Приживалка деда Афанасия даже кашу ела не досыта, а всякие варенья-меды да мясо с рыбой и вовсе не про ее честь.

Марьюшка понимающими глазами смотрела на Тасю. Под этим добрым взглядом хотелось разрыдаться и выложить все, что накипело за долгие годы нахождения "замужем". Но, с великим усилием взяв себя в руки, Тася приступила к еде.

Руки сами вспомнили, как держать вилку с ножом. Хоть в этом Тася была на высоте: уроки этикета, в детстве отравлявшие спокойное течение дней, теперь выручали, позволяли сохранять хотя бы видимость спокойствия. Ужин прошел в молчании. Марьюшка задумалась о чем-то своем, Алевтина тоже сидела тихо. Да и Тасе было о чем подумать.

- Я, пожалуй, пойду, - чуть пригубив свой чай, сказала Тася. Марьюшка удивленно посмотрела на нее.

- Ты уже устала от нашего общества? Не поверю, - и, будто решившись на что-то, заговорила: - Не сердись, Настенька, что сомневалась я, что ты Шатальская. Сама понимаешь, наследниками твоего дяди хотели бы стать многие. Это уже вторая деревня, которую мы с Алевтиной посещаем. И еще три в списке. Столько на свете "НАстенек", что подходили бы под описание.

- Ну, и что вы решили? Дальше поедете искать? - почти прошептала Тася, уткнувшись лицом в сложенные ладони. Какой кошмар! Ее приняли за самозванку, за ту, которая обманом входит в дом, чтобы завладеть наследством. Что ж, она заранее себе говорила, что не стоит доверять этим дамам.

- Настенька, ты не так меня поняла! Я считаю, что именно ты - настоящая Шатальская. Но как я могу это доказать? У тебя же ничего не осталось от родителей! Ни фамильных драгоценностей, ни бумаг, ни даже какого-нибудь платка с монограммой!

- У меня есть кое-что, - Тася потянула из-за ворота тонкую веревочку. - Этот оловянный крестик мне перед поездкой нянюшка на шею одела. Чтобы он берег меня... Вот и сберег... Он не стоит ничего, вот и сохранился...

Сдержать слезы не получалось, они выдавливались сквозь закрытые веки, и хотелось убежать домой, забиться в самый темный угол дальнего сарая и выплакаться. Чтобы эти дамы не видели ее позора, ее боли по ушедшим.

Марьюшка подошла, обняла за плечи:

- Прости меня, дорогая! Прости...

Не разжимая объятий, она присела рядом. Так и плакали, каждая о своем. О погибших родных, любимых, близких людях. Война не пощадила никого. Хоть уже и прошло более двадцати лет, многие потери были невосполнимыми.

Выплакавшись друг у друга на плече, женщины почувствовали некоторое облегчение. Потом еще выпили чаю, просто чтобы отдышаться после такого всплеска эмоций.

- Знаешь что, Настенька, мы сделаем? Собирай свои вещи, и завтра с утра мы тебя заберем в город. Я уверена, Александр Шатальский будет счастлив, обретя не только племянницу, но и внука. Если захочешь, мы и его с собой возьмем. Так как, поедешь к дяде?

Тася подняла глаза на эту чУдную женщину:

- Поеду.

- Ну, тогда мы тебя отправим сейчас домой, а завтра часиков эдак в восемь-девять заедем за тобой. Договорились?

- Договорились.

Марьюшка с Алевтиной остались в номере, а Тасю на бричке отправили домой. Было уже темно, но Иван, возница, зажег небольшой фонарь, что болтался на шесте сбоку он него. Хорошо же живут богатые люди.



* * *



Бочком протискиваясь в приоткрытую калитку, Тася надеялась незаметно пробраться на вое место и просто уснуть. Может, и не будут ее трогать. Но не тут-то было. Огромная тень шагнула к ней, сильная рука ухватила за шиворот, потянула к избе. Стан, муженек названный. Садист, выпивший всю душу. И так захотелось Тасе хоть что-то изменить в своей жизни! Хоть что-то...

Ее усадили за стол, за которым сидел дед Афанасий. На столе горела одна-единственная свеча, а рядом, будто в насмешку - бутылка вина и жареное мясо на тарелке. Тася привычно опустила голову.

- Что же ты не смотришь на меня, Тасенька? - дед Афанасий притворно-ласково повел рукой по столешнице. - Рассказала бы мне, невестушка, о чем со своими подружками болтала, о чем договаривалась...

Тася не знала, что сказать, и обреченно ожидала самого худшего. Что ж, не в первый раз побои залечивать.

- Что же ты молчишь, сердешная? Небось, хочешь к дяде своему сбежать? Что же ты молчишь, Тасенька? Расскажи мне, благодетелю своему, как жить дальше надумала... Говори, тварь!

Грубый окрик заставил вздрогнуть. Сейчас бить будет.

- Ладно, чего это я, - вдруг "подобрел" глава семьи. - Тут для тебя Таисья мяса нажарила, так старалась. Что же ты не ешь, милая? Ешь давай!

Он подвинул к Тасе тарелку с горячими, исходящими паром кусками мяса. Вроде и ела сегодня, но как отказаться от такого угощения? Да и ослушаться деда Афанасия нельзя. Тася робко потянулась к тарелке.

- Ты ешь, ешь, не стесняйся. Вина вот тебе налью, запей. Мясо-то, небось, пережарили? Иль недосолили?

- Нет, все хорошо, - кусок застрял в горле, и Тася хлебнула из подвинутой кружки. Не к добру все это, не к добру...

- Ты пей, невестушка, не страшись. Ты ведь теперь у нас птица высокого полета, не чета нам, деревенским. Ну, да мы не в обиде. Правда, Стан?

Стены избы, темные и пугающие, вдруг надвинулись, будто стараясь сдавить, и тут же отпрыгнули назад. Голова закружилась.

- Что же ты, Стан, жёнушку свою в покои ваши не проводишь? Видишь, устала она. Так и валится спать.

Голос деда Афанасия то стихал до шепота, то гремел иерихонской трубой. Глаза слипались.

- Тащи ее отсюда, Стан. До поласковей будь, чтоб синяков не было.

- Да, отец.

- Смотри мне, чтобы сына заделал! Впрочем, и девка пойдет, - хохотнул дед. Темнота снова надвинулась, и Тася утонула в ней, будто в ледяной воде омута Материнские Слезы.



* * *



Мерное покачивание, тихий разговор рядом. Мягкое одеяло укутывает, обтекает тело, будто тепло от печи в стужу. Голова болит. Руки, ноги немного занемели, будто долго лежала в одном положении. Наверное, так и есть. Тася приподнялась, огляделась.

- Настенька, ты проснулась? - вскинулась сидящая рядом Марьюшка. Алевтина просто улыбнулась.

Бричка ехала, чуть покачиваясь на отличных рессорах. Тасю уложили на одну лавку, на сиденье напротив устроились дамы.

- Куда мы едем? - со сна голос был хриплый, некрасивый.

- К дяде, Настенька. Все хорошо, - Марьюшка улыбалась.

- Что случилось? - странно все это.

- Думаю, нам следует остановиться на обед. После и поговорим, - сверкнула  улыбкой Марьюшка.

Иван, слуга знатных дам, будто этого только и ждал. Завернул лошадь прямо в поле, остановился. И уже через пять минут на траве был расстелен тонкий ковер, посреди него появилась скатерть, на ней - тарелки с едой. Небольшой самовар попыхивал душистым